Что может стать источником плохого настроения

Психологи считают, что источником плохого настроения может стать нечто, влияющее на личностные ценности человека.

Писать о своем плохом настроении. Может просто весна такая – вроде и грязь по колено, и все в смятенье, а за окном метель и град. И не хочется ничего – ни работать, ни читать, ни гулять – только „уснуть и видеть сны“.

Психологи считают, что источником плохого настроения может стать нечто, влияющее на личностные ценности человека. Причем человек может и не осознавать, что же послужило причиной его плохого настроения. Вот и я не осознаю.

Хотя нет, если покопаться, то почему-то все сходится на детском фильме „Как приручить дракона“, вернее не на нем самом, а на том походе в кинотеатр с ребенком и его одноклассником, когда мы отправили спокойно детей в зал, а сами с родителями одноклассника сели в кафе рядом с выходом. Развлекательный центр, где это все происходило, катил мимо: целеустремленно бежали по магазинам девицы, уже увешенные разнообразными бумажными сумками с известными названиями, слонялись мамаши с детьми, тянули пиво мужики на лавочках, только что не лузгали семечки, а так и вовсе это походило бы на нормальный ярмарочный день где-нибудь на Кубани.

С родителями одноклассника мы были знакомы мало – так здоровались у школы, когда забирали детей, перекидывались парой слов о школьных новостях и о политике, водили пацанов друг к другу на дни рождения, и считали их приятными людьми. Да и дети хорошо дружили.

Обменявшись впечатлениями о развлекательном центре, сошлись во мнениях, что все здесь напоминает ярмарочный день, только приукрашенный стеклом и яркими витринами, мрамором полов и главное ощущением, что укрылся в этом светлом и теплом пространстве от недружелюбного сизого неба, которое висело прямо над прозрачной крышей, поливая ее мутным дождем.

Дамы наши угощались мороженым, мы пили кофе и так, слово за слово, разговорились „за жизнь“. Надо вам сказать, что живем мы все на окраине, в одном из таких районов, которые жители центра называют „орехово-бананово“. Переехали мы туда сознательно – рядом начинался лес, хорошо дышалось, хотя, конечно, дорога на работу теперь всегда испытание. Но собеседники, кисло отреагировав на наши восторги по поводу экологии района, пояснили, что они-то сюда переехали не просто так, а потому что здесь жили родители и они были вынуждены переехать к ним…

И вот сейчас, когда я добрался до этого пункта своих воспоминаний, я почему-то особенно затосковал – видимо, здесь где-то и крылась загадка. Дело в том, что пару раз, отводя сына на дни рождения к ним в дом, я всегда замечал, какая это особенная семья. У них, кроме ровесника нашему сыну, был еще маленький – первоклассник. Жили они, как я уже говорил, с родителями, то есть в маленькой трехкомнатной квартире помещались четверо взрослых и двое детей. Я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из взрослых там повысил голос, я не разу не слышал, чтобы дети между собой ругались или дрались, я несколько раз видел, как старший сын бросается к младшему, если тому что-то нужно, а взрослых рядом нет. Бабушка с дедушкой, похожие, как брат с сестрой, круглые, розовощекие и улыбчивые, как два колобка, казалось, были всегда счастливы. И в общем, эта семья производила впечатление счастливой семьи, сплоченной семьи, где каждый стоит за другого…

Перед переездом в наш спальный район у них была небольшая квартира в центре и большая строительная фирма, они занимались тем, что откупали мансарды на старых домах и превращали их в современные пент-хаусы. Фирмой они владели совместно со старым другом мужа, его одноклассником. Дела шли неплохо, хотя приходилось считать каждую копейку, вплоть до того, что они не могли позволить себе купить большую квартиру или дом – все прибыли шли в производство, на снятие разных бюрократических препон и так далее. Все, у кого в нашей стране когда-нибудь было свое дело, прекрасно знают, куда уходят самые большие деньги. Но однажды в результате аудиторской проверки, выяснилось, что на фирме большая растрата, бухгалтер затравленно молчала и не хотела сказать, куда делись деньги, до тех пор, пока ей не объяснили популярно, что ей грозит тюрьма. Тогда она сдалась.

Второй владелец фирмы, тот самый одноклассник, оказывается, уже давно использовал прибыли не для того, чтобы вкладывать их в производство, а для того, чтобы наладить свою жизнь. На его мать уже была записана одна из квартир фирмы, причем договор был на смехотворную сумму, он покупал себе дорогие машины и мотоциклы (какой русский не любит быстрой езды?), но когда его попытались призвать к ответу – он просто исчез, купил какой-то оффшор, перекинул через него деньги за границу и был таков. У матери его огромный двухсотметровый пент-хаус никто не мог отобрать – все было оформлено законно. Денег на фирме не было, но были долги. Единственному оставшемуся владельцу, — нашему собеседнику, — пришлось продать свою небольшую квартиру, которая, правда, была в центре, и за нее дали хорошую цену, продать на аукционе фирму со всем, чем она еще владела, выручив копейки, и отъехать жить к родителям в „орехово-бананово“, отличающееся хорошей экологией.

Естественно, у них были возможности достать „каина“ всем известным в России способом – при помощи бандитов. Но он – муж и отец семейства – не мог послать бандитов за своим пусть бывшим, но другом. „Понимаешь, — говорил он мне, стараясь, чтобы его не слышали за соседними столиками, — я помню, как мы с ним вместе удирали с уроков в школе, как он побрился налысо заодно со мной, потому что училка меня не хотела пустить в класс заросшего… Я помню его в третьем классе на линейке с таким огромным букетом, что его ветром сносило… Он мне даже костюм на свадьбу одолжил… Понимаешь?.. В конце концов, это всего лишь деньги, а на другой чаше весов – жизнь. Кто я такой, чтобы пытаться это уравновесить?“

Они переехали и, как рассказала его жена моей, он болел около двух месяцев. Это была настоящая депрессия, он не хотел есть, не хотел вставать с постели, не терпел яркого света, он отказывался выходить на улицу. И только дети, которые неустанно сидели около него, играли около него и на нем – он все время лежал, — что-то ему рассказывали, спрашивали, требовали ответа, только они заставили его наконец очнуться. Он потихоньку стал выходить из ступора, потом позвонил кому-то, его взяли на работу в такую же, как была у них фирму. Все-таки он был классным специалистом. Стали понемногу копить деньги на жилье. Вот, может, в будущем году что-нибудь купят…

В это время мимо нас, тревожно озираясь, пробрели наши три отрока, прижимая к груди пустые коробки от попкорна и стаканы из-под колы… Жены побежали их ловить. А он напоследок сказал: „Мне не важно, что он у меня отнял все. Самое ужасное, что он забыл, какими мы были друзьями. А я помню.“

Мы вышли из кафе, пацаны наперебой рассказывали про драконов, было светло, тепло, наши новые друзья блаженно улыбались, слушая детей… Они были счастливы и мне кажется, они были счастливы именно потому, что перед этим позволили себе быть несчастными, позволили себе, с точки зрения современного человека, быть слабыми…

Плохое настроение накатило на меня потом, когда я подумал, что почему-то холодные беспринципные люди, которые не помнят дружбы, которые готовы схавать все на своем пути ради того, чтобы „быстро ехать“, они всегда объясняют свое поведение естественным отбором – мол, сильный всегда побеждает слабого, закон природы… Но никогда не бьются с себе подобными – кишка тонка, они всегда выбирают человека, который имеет слабости: который их любит, который имеет принципы, который только и может называться человеком.

И к сожалению, „естественный отбор“ оставляет таким совестливым натурам все меньше шансов.