Отшелестели тихие торжества по случаю 20-летия краха ГКЧП СССР. Официальные российские лидеры — Дмитрий Медведев и Владимир Путин — так и не осмелились сказать хоть что-нибудь по торжественному поводу. Ничего, ни полслова. И понятно почему. Потому что не захотели раздражать свой народ. Который, в массе своей, относится к послепутчевому распаду СССР критико-скептически. А лидеры наши — в глубине души, — уверен, считают 21-22 августа 1991-го, дни окончательного падения тоталитаризма и торжества демократии, одним сплошным светлым праздником. Ведь они — дети Августа.

Если бы не распад Советского Союза, ни один из них не стал бы первым лицом России. В советской — даже трижды обновленной — системе их талантам нашлось бы совсем другое применение. Путин, наверное, вырос бы до первого заместителя управляющего делами КГБ. Медведев стал бы, не исключено, деканом юридического факультета Ленинградского госуниверситета. Кто знает — может, так вышло бы даже лучше. Для всех. Но история, как известно, не знает условного наклонения. Хотя в мире и остался один человек, который публично оспаривает этот тезис. Его зовут Михаил Сергеевич Горбачев.

В эти августовские дни он продолжил формирование своей, сугубо горбачевской исторической мифологии, построенной на системе допущений «кем бы была бабушка, если б у нее был …». По мнению Михаила Сергеевича, которое он многократно озвучил в различных интервью, референдум о судьбе СССР (март 1991 года) и так называемый Ново-Огаревский процесс, начавшийся в апреле 1991-го, должны были бы сохранить и упрочить Советский Союз. Но потом пришли злые люди (кагэбэшники во главе с Владимиром Крючковым, властолюбцы во главе с Борисом Ельциным) и всё опошлили.

Придется вновь поспорить с первым и последним президентом СССР, при всем к нему уважении.

В прошлый раз в статье «От распада СССР — к краху России? Часть 1» мы с вами уже обсуждали, что крах советского социалистического государства стал необратим еще в марте 1990-го — когда Горбачев на III съезде народных депутатов СССР фактически отстранил КПСС от власти и ликвидировал партийную управленческую вертикаль. Но все горбачевские инициативы 1991 года только добивали полумертвого зверя, а никак не спасали его.

Хотелось бы напомнить, что и в любимом горбачевском референдуме, и в Ново-Огаревском процессе участвовали только 9 союзных республик из 15. Литва, Латвия, Эстония, Молдавия, Грузия и Армения отказались сразу. Тем самым советскому народу был предъявлен медицинский факт: Советского Союза в том виде, в каком мы привыкли его знать, уже нет. Единое государство уже развалилось. Не в чьем-то воображении и не по слухам, а по факту и наяву. И, стало быть, все процессы под руководством Михаила Сергеевича призваны не спасти страну, которой не стало, а склеить что-то новое, еще неведомое, из ее обломков.

Таким образом, 17 марта 1991 года, в день референдума, было официально заявлено, что СССР больше нет. А основной вопрос референдума помните? Еще одно крупное достижение позднесоветского управленческого интеллекта: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?». Что в переводе на язык межнационального общения СССР означало: нужно ли нам государство, которое называется «Советский Союз», но во всем остальном от Советского Союза коренным образом отличается? Да, сказали советские народы. Такое, совершенно новое, иное государство нам пригодится. А значит, старое, коммуно-тоталитарное, идет на свалку истории.

Но, кажется мне, Михаил Сергеевич до сих пор не понял, что, где и когда произошло. И плетет себе, плетет свою альтернативную историю.

Очередной параграф этой альтеристории называется «О роли КГБ в путче-91». Дескать, переворот придумали от начала до конца комитетчики. Но — проиграли.

Это, на мой взгляд, заведомая неправда. Возможно, КГБ СССР действительно был так могуществен, как о нем принято рассказывать (особенно в чекистских средах). Но никакой самостоятельной политической волей он не обладал. Иначе невозможно объяснить, почему Комитет в решающий момент просто отказался не то что брать власть — а банально выполнять свою основную уставную задачу: спасать легитимные органы власти СССР. Да что там органы власти, если сотни вооруженных чекистов немо смотрели на то, как возбужденный народ валит титульную статую Феликса Дзержинского?

В то, что Владимир Крючков действовал по тайному заданию своего босса Горбачева, — готов поверить. Потому, возможно, он и замер в нервно-политическом параличе 21 августа, не получая от президента никаких внятных указаний, как и куда продолжать. Но в большую самостоятельную КГБ-игру — не верю ни за что.

Точно так же ни за что не согласен с либеральным штампом про то, что комитетчики, дескать, десять лет спустя взяли реванш и сегодня правят Россией. Подполковничьи погоны — еще не признак чекизма. Крючков и его товарищи (и по КГБ, и по ГКЧП) были советскими-пересоветскими людьми, которые хотели спасти СССР. А современная Россия — самое антисоветское государство в мире. Советский Союз строился на примате «единственно верной» идеологии, коллективизме, низком уровне потребления и коррупции. Российская Федерация стоит на полном отсутствии идеологии (в классическом смысле этого термина), предельном индивидуализме, страсти к безудержному потреблению и тотальной коррупции. Никакого отношения ко всему этому призраки ГКЧП/КГБ не имеют. А что кто-то любит носить парадный мундир, чтобы вводить в заблуждение свой зачуханный народ, — так это совсем другая вещь, она пиаром называется. Пиар же далеко не всегда надо путать с реальностью.

История не навязывает нам своих уроков. Но дает шанс хоть чему-нибудь научиться.

Разглядывая судьбу Перестройки-1, мелодраматично закончившейся ровно 20 лет назад, мы готовимся к пониманию неизбежности Перестройки-2. Которая уже началась.

Три основных урока, которые мы можем вынести из горбачевского периода нашей общей истории, таковы.

1. Перестройка начинается тогда, когда правящая элита страны/государства разочаровывается в основах основ собственного политико-экономического режима и осознает его неэффективность. Т.е. перестройка — это всегда внутренний процесс, вызревающий в государстве и обществе. Горбачевские партсекретари были недовольны тем, что живут хуже западных обывателей. Современная элита РФ — тем, что коррупционный налог, он же откат, превысил все мыслимые вершины и почти парализовал экономику.

2. Любые реформы перестроечного типа, включая добровольное изменение элитами сути, смысла и содержания режима (что и есть «революция сверху»), возможны только при условии наличия у власти сильных легитимных лидеров, располагающих глубинным пониманием ситуации, стратегией реформ и политической волей к реализации стратегии. Лидер перестройки может быть каким угодно, но он не имеет права становиться смешным. Делегитимация лидера по ходе его деятельности неизбежно ведет к краху реформ.

3. Никакая реформация не может быть успешной в условиях утраты фундаментального доверия общества к политическим лидерам. Я хорошо помню май 1990-го, когда премьер-министр Николай Рыжков с трибуны съезда народных депутатов излагал новую экономическую программу своего правительства, подготовленную группой советских ученых во главе с академиком Леонидом Абалкиным. Пока шло выступление, народ высыпал на улицы, чтобы буквально очистить полки столичных магазинов. К окончанию речи Рыжкова в Москве просто не осталось никаких продуктов. Народ, конечно, не вникал, что там говорит и что обещает премьер. Он просто посчитал, что любые новаторские/реформаторские шаги правительства приведут к катастрофическим последствиям. Так и сегодня: когда с кремлевско-сколковской трибуны звучат обещания очередных триллионов, мы сразу думаем об одном: сколько на этом украдут? половину? две трети? всё?

Перестройка-1 привела к краху СССР. Перестройка-2 может привести к краху России.

Единственный способ предотвратить крах — чему-то важному научиться у истории. Срочно.