Признание Приднестровья с точки зрения национальных интересов РФ

Для адекватного понимания ситуации вокруг ПМР вопрос о статусе Приднестровья следует разделить на два связанных, но все же не тождественных вопроса, позволяющих увидеть всю приднестровскую проблематику в несколько ином свете, нежели о ней принято говорить на дипломатических раутах.

Первый, самый важный вопрос, определяющий ответы на все последующие — это вопрос о статусе Приднестровья в смысле его, говоря философским языком, политико-онтологической сущности. В переводе на общечеловеческий это означает выяснение основополагающего: к какому политическому сообществу относятся себя люди, живущие на левом берегу Днестра, с каким государственным проектом они себя отождествляют, в какой национально-культурной среде живут в идейно-символическом и институциональном смысле. Проще говоря, для решения проблемы формального признания сначала следует разобраться с реальной принадлежностью региона: частью («обломком», «форпостом») какого большего целого является приднестровская государственность?

Вариантов ответа на него не так уж много — в силу самой истории края. Поэтому, отбросив все экзотические прожекты (вроде «Транснистрия» в составе «Великой Румынии» или «Евромолдовы») можно констатировать: Приднестровье в сущностном смысле является частью русской социальной и политической онтологии, а населяющие его приднестровцы прямо отождествляют себя с российской государственностью и национальной культурой и прямо говорят о себе как части разделенного русского народа. Более того — это обстоятельство фактической принадлежности ПМР к русскому миру не оспаривается даже ее критиками и врагами. Собственно, это признают все — молдаване и румыны, европейцы и американцы — и именно поэтому пытаются обсуждать судьбу республики с РФ как актуальной формой тысячелетней русской государственности.

Так что с точки зрения признания реального статуса региона все основные игроки, включая наших исторических и нынешних геополитических противников, вполне адекватно понимают суть проблемы, которую можно выразить известной формулой pars pro toto. Ведь когда говорят о Приднестровье, всегда имеют в виду Россию!

Здесь более проблематичным для меня является другой момент: зачем России (в лице нынешней официальной эРэФии) обсуждать судьбу одной из частей русского мира с прямыми геополитическими конкурентами — США и Евросоюзом?! Понимание этого парадокса невозможно в рамках нормальной логики. Видимо, в официальных внешнеполитических кругах нынешней России используют какую-то другую…

Однако вернемся к основному вопросу нашего комментария. Итак, идем дальше и переходим ко второму вопросу — вопросу уже сугубо официального международно-правового определения статуса ПМР. Хотя, казалось бы: если реальная принадлежность Приднестровья к России не вызывает никакого сомнения даже у наших исторических врагов (так называемых «западных партнеров»), то какие же могут быть проблемы с формальным признанием этой реальности?

Однако здесь, как говорится, есть варианты. Стоит ли говорить, что позиции нерусских участников «приднестровского урегулирования» (то есть всех игроков, кроме РФ и ПМР) прямо вытекают из их общей незаинтересованности, а проще говоря — страха перед грядущей реинтеграцией русского мира. Что, в общем-то, понятно, не слишком интересно и даже избыточно для обсуждения здесь: оставим анализ тактики и стратегии их борьбы за «территориальную целостность республики Молдовы» им самим, особенно учитывая всю безнадежность этого предприятия.

Нас же в большей степени должны интересовать опции, существующие для реализации русской политики в отношении ПМР. Обсудим некоторые, даже самые неприемлемые варианты:

1. Инерционный сценарий. Все остается так, как есть сейчас. Он вполне реалистичен, но не столько из-за желания сторон поддерживать status quo, сколько именно из-за невозможности изменить его без резкой эскалации конфликта. Однако здесь нечего обсуждать en détail, особенно на фоне отсутствия у основных игроков желания вечно воспроизводить ситуацию, поскольку она не устраивает никого.

2. Катастрофический сценарий. Продолжение со стороны официальной РФ политики сдачи Приднестровья, выражающейся de facto в принятии позиции официального Кишинева и усилении давлении на руководство ПМР с целью принудить его подписать очередной «План Козака». По сути, речь идет об отказе Москвы от своей ответственности за эту часть русского мира. А как иначе можно ее готовность отдать Приднестровье на растерзание кишиневским «евроинтеграторам» и стоящему за ними Бухаресту? Ведь именно с этой целью московские эмиссары проводят в Тирасполе кастинг на самого сговорчивого…

Понятно, что следствием такого катастрофического для ПМР, но, увы, все еще возможного — по мнению Лаврова, Косачева и пр. — сценария станет конец русской жизни на левом берегу Днестра, тотальная румынизация региона, массовый исход соотечественников в Россию и на Украину…

3. Оптимистический сценарий. Признание со стороны официальной России политической воли приднестровцев, выраженной в результатах референдума, проведенного в Приднестровье 17 сентября 2006 года, на котором абсолютное большинство приднестровцев высказалось за независимость своей республики. Пока, увы, этот сценарий возможен лишь при резком ухудшении ситуации в регионе — то есть лишь в качестве реакции Москвы на возобновление открытой вооруженной агрессии молдово-румын против ПМР — по аналогии с признанием Российской Федерацией государственной независимости Абхазии и Южной Осетии в ответ на военную авантюру грузинского диктатора. В нынешних условиях неготовности руководства России проводить суверенную русскую политику в отношении Приднестровья опять воспроизводится ситуация с крайне опасной внутренней логикой: вновь должна пролиться кровь наших соотечественников, чтобы официальная РФ признала реальность: Приднестровье уже состоялось как независимая от Молдовы государственность, и изменить эту данность можно только силой!

Хотя, парадоксальным образом, только подобное российское признание приднестровской независимости поможет законсервировать нынешнее status quo! — т.е. ситуацию более или менее мирного сосуществования на берегах Днестра двух государственностей. Ибо дальнейшая официальная «неопределенность» статуса ПМР лишь подстегивает амбиции Бухареста, у которого в последнее время — явно с подачи вашингтонских кураторов — возникли серьезные геополитические амбиции в регионе, жертвами которых может стать не только Молдавия (как объекта аншлюса) и ПМР (как объект вооруженной агрессии), но и недееспособная в смысле государственности Украина (в смысле румынских территориальных претензий на Северную Буковину и Южную Бессарабию)…

4. Самый логичный сценарий. Он также вытекает из политической воли приднестровцев, проголосовавших в своем абсолютном большинстве за присоединение своей республики к Российской Федерации. Конкретную форму восстановление государственной связи Приднестровья с Большой Россией должны определить сами приднестровцы: это может быть статус одного из субъектов РФ или какой-то иной, например, статус свободно присоединившейся территории (вроде американского Пуэрто-Рико). Главное, что здесь речь идет именно о формальном признании со стороны РФ той реальности, что была рассмотрена выше.

Однако сразу следует признать, что подобное признание официальной Россией Приднестровья как части России реальной и, как следствие, включение его в состав участников существующих или развивающихся конструкций реинтегрирующегося русского мира возможно лишь в результате серьезной борьбы за наше общее будущее. Причем не (с)только с внешними врагами, сидящими в Вашингтоне или Брюсселе. Поэтому также следует признать, что эта борьба только начинается и исход ее не сможет предсказать никто.

Так что самая главная проблема касается не внешнего, а внутреннего признания реальности существования русской государственности Приднестровья как части общерусской цивилизации, расколотой в результате «крупнейшей геополитической катастрофы 20 века» (В.В. Путин). Поэтому необходимо ежедневно и с неустанной настойчивостью работать в направлении признания самого главного статуса Приднестровцев: как неотъемлемая часть русского культурного и геополитического проекта наши соотечественники-приднестровцы не могут являться объектом чьих-то комбинаций и разменов, даже с участием компрадорской элиты РФ! Свой подлинный, свой фактический статус, не являющийся предметом обсуждения ни в каких форматах, они уже определили сами и даже отстояли пролитой за свободу кровью. Теперь дело за малым — принудить Кремль признать эту реальность, несмотря на все сопротивление внутренних компрадоров и так называемых «западных партнеров». Но это, естественно, может быть только общерусским делом, поскольку борьба за субъектность Приднестровья есть борьба за субъектность самой России!