Коррупция, по данным исследований «Левады-центра», волнует россиян относительно мало.

Но это вовсе не значит, что общество не должно искать новые пути и методы борьбы с ней. Как острую проблему коррупции назвали в опросе 22% населения. Она заметно уступает таким проблемам, как рост цен и падение доходов — 53%, отсутствие работы — 40%, недостаточная социальная защита населения — 31%, проблемы в экономике — 29%.

Как ни парадоксально, россияне весьма терпимы к коррупции. Возможно, потому, что на бытовом уровне люди видят в ней возможность понудить должностных лиц сделать для них что-то полезное (в то, что чиновники сами по себе способны приносить пользу, граждане не верят).

Они считают, что в России чиновников непомерно много. Судя по опросам, 73% граждан полагают, что чиновников стало больше, чем в советское время, 18% — что осталось столько же, и 3% — что их стало меньше.

Причём 71% опрошенных отмечают, что привилегий у чиновников и бюрократии сейчас больше, чем в советское время, 17% — что столько же, и 6% считает, что меньше.

И несмотря на всю риторику об антикоррупционной борьбе, лишь 14% говорят, что контроля над чиновниками и бюрократией сегодня стало больше, чем было в СССР, столько же говорят, что контроля осталось столько же, сколько и было. 63% утверждают, что его стало меньше.

Результатов борьбы с коррупцией граждане не замечают. Разные оппозиционные группы винят в ней правительство — но на граждан это не производит впечатления и они не разделяют это обвинение.

Вообще, строго говоря, победить коррупцию в рыночной экономике и притом в деидеологизированном обществе практически невозможно.

И ужесточение мер ответственности за причастность к коррупции, и иные юридические и правоохранительные меры лишь приводят к повышению цен на коррупционные услуги.

Рыночная экономика сама по себе ориентирует общество на систему выгодных обменов материальными ценностями. По сути, коррупция — это такие отношения между людьми, когда принятие какой-то инстанцией значимых решений превращается в товар и обменивается на деньги (или услуги).

Но если иные преступления предполагают некое нарушение, «переступание» через принципы этих отношений (обмена) — одностороннее, не компенсируемое присвоение чего-либо, — то коррупция есть последовательное исполнение этих принципов.

Чиновник производит решения так же, как фабрикант — товары. Общество (по не обсуждаемым сейчас причинам) считает продажу мебели явлением естественным и полезным, а продажу решений — запрещаемым и вредным.

Но при этом человек, дающий взятку, выглядит как некий удалец, побеждающий зло его же оружием. А чиновник, берущий взятку, — как «не совсем» законченный злодей, в котором ещё осталось что-то человеческое и который пусть за деньги — но может сделать что-либо ради человека.

Поэтому, в конечном счёте, уничтожить коррупцию в целом можно, лишь уничтожив товарно-денежные отношения. В данном случае такой вариант борьбы оставляется за скобками — хотя действительно только в этом состоит рецепт полного искоренения сего зла, и то с некоторыми ограничениями.

Но понятно, что оставлять попытки борьбы с коррупцией до наступления подобных условий — значит сегодня просто перед ней капитулировать.

Отсюда встаёт вопрос: как и до какой степени коррупцию можно ограничить в сегодняшних исторических условиях? Поскольку стимулы к коррупционности рождаются самой существующей системой — проблема в том, можно ли найти способные их преодолевать контрстимулы?

По идее, эти контрстимулы могут быть двух видов.

Первый — сознательное повышение политическими субъектами степени рисков коррупционной деятельности. Это важно, но этого недостаточно, поскольку рост рисков лишь повышает цену коррупционных услуг.

Второй — создание более значимых надрыночных стимулов, побеждающих материальный соблазн. Чиновник должен считать, что выполняя свои обязанности, он исполняет некую функцию служения чему-то большему, чем рынок и прибыль.

Но тогда и в обществе необходимо признание преимущества каких-то иных ценностей (кроме денежных).

То есть, и государство, и общество должны иметь некую Высокую Цель или некий Большой Проект (то, что иногда не очень правильно называют «национальной идеологией»).

Конечно, это не является гарантией некоррупционности — и в позднем советском обществе, заявлявшем о строительстве развитого социализма, коррупция существовала (хотя в не сравнимых с нынешними масштабах).

Но чтобы если и не победить коррупцию окончательно, то хотя бы существенно её ограничить, — нужно обязательно дать обществу Большой Проект и Высокие Смыслы существования. Более значимые, чем услуги, которые гражданин может получить за взятку, и деньги, которые чиновник может получить за свою услугу.