Михаил Прохоров: двадцать лет спустя

Всем привет! Сейчас все вспоминают август 1991. Что произошло тогда? На мой взгляд, это было последнее фиаско советского правящего класса. Который существовал в лице партийной номенклатуры.

То, как правящий класс в СССР – а именно им была номенклатурная часть КПСС – терял способность к управлению страной, страна наблюдала все годы застоя. КПСС деградировала, разваливалась и, наконец, просто продемонстрировала неспособность править.
Я имею в виду, конечно, не рядовых членов партии, а верхушку.

Путч августа 1991 был последней попыткой – жалкой, провалившейся попыткой – этого правящего класса удержать власть.
Что в результате увидела страна? Что режим окончательно разложился. Что он не способен ни управлять, ни репрессировать. Он не способен больше внушать страх, на котором держалась система. После этого развал Союза стал уже абсолютно неизбежен.

Вспомните, что за люди были членами ГКЧП?
Геннадий Янаев с трясущимися руками на пресс-конференции в пресс-центре МИДа. Это не были даже первые лица КПСС. Это не была верхушка ЦК или Политбюро. Верхушка самоустранилась от правления. Правящий класс в СССР исчез, растворился. От него ушла сила.

Горбачев, вспоминая 1991, писал, что считает своей ошибкой то, что ушел в отпуск в августе.
Смешно. Горбачев не был достаточно сильной личностью для того, чтобы стать монархом. А опора в виде партийной номенклатуры сгнила. Все что произошло тогда – закономерно и неизбежно. Точка невозврата была пройдена. Хорошо, что без большой крови.

Все, что произошло потом, на мой взгляд, диктовалось соображениями типа: надо что-то делать, потому что эти уже ничего не могут.
Они не могут снова взять власть над целым. А если никто не возьмет власть над этим пространством, хоть как-то, хотя бы по частям, вся страна погрузится в хаос. И неизвестно, чем это могло обернуться.

Не стоит забывать об этой альтернативе.

Думаю, что с определенной натяжкой, события 1991 можно рассматривать как буржуазно-демократическую революцию.
Те, кто пришел на смену партийной номенклатуре, были «прародителями» нового класса – буржуазии. Хотя и не обладали в то время необходимым атрибутом в виде капитала.

Но стала ли буржуазия, «новые русские» (термин был впервые введен тогда газетой Коммерсант) новым правящим классом?
Нет. Ни в России, ни в бывших республиках Союза до сих пор так и не появился новый правящий класс. Мы все по-прежнему уповаем на сильного президента. В нашем сознании – или в коллективном бессознательном – превалирует идея монархии.

Но страна – слишком сложная система, чтобы ей мог править один человек.
Субъектов власти должно быть множество. Формирование нового правящего класса – это один из очень серьезных вызовов, который стоит перед Россией. И ее соседями. А пока мы имеем то, что имеем.