Белорусские «декабристы» не хотят вставать на колени

Как и зачем давят на заключенных в белорусских тюрьмах.

– Поезд из Могилева в 17.10. Я все жду, а Саши нету. Значит, не отпустили, — говорит Галина Андреевна, мама осужденного на три года и сидящего в Могилевской колонии «декабриста» (участника митинга в Минске 19 декабря) Александра Молчанова. С 20 июля ей перестали приходить письма от сына, а неделю назад позвонил знакомый из колонии, предупредил: писем не будет, пока Александр не подпишет прошение на имя президента о помиловании. Вечером в субботу стало ясно: не подписал.

13 августа на свободу вышли семь из девяти белорусских «декабристов», помилованных указом Лукашенко: Дмитрий Дрозд, Артем Грибков, Сергей Казакевич, Василий Парфенков, Владимир Яроменак, Евгений Секрет, Виталий Мацукевич. Имена двух оставшихся пока неизвестны.

Слухи, что на политзаключенных давят, вынуждая просить президентской милости, ходят в Минске с конца июля. Давят в основном на молодежных активистов, хотя говорят, что подписать прошение предлагали и бывшему кандидату в президенты Николаю Статкевичу. Действуют открыто и жестко: матери Дмитрия Новика позвонили из Шкловской колонии, где сидит сын, и предложили его уговорить. Андрея Протасеню, единственного из «декабристов» Бобруйской колонии, отказавшегося подписать прошение, перевели из хорошего отряда в неблагополучный.

«К нам пришли в середине июля, разговаривали с каждым, действовали, как психологи: на кого-то давили, кого-то запугали, кто-то согласился сам, — через несколько часов после своего освобождения рассказал «Новой» Дмитрий Дрозд, ученый-архивист, активист организации «Европейская Беларусь». — Со мной говорили два часа. Сказали, что прошение можно написать в вольной форме, признавать вину необязательно. Я и не признал». О том, что его освободят, Дмитрий не знал до утра субботы: «Когда на завтраке не дали молоко, я понял, что снят с довольствия».

На вопрос, почему «декабристы» отказываются подписать прошение, Галина Андреевна Молчанова резко отвечает: «На колени, значит, встать?!»

В начале августа мама Никиты Лиховида Елена получила письмо, в котором сын предупредил, что просить о помиловании не станет: «Пусть выпускают тех, кто виновен и живет по режиму, а я свое имя и свою честь за возможность есть пряники не продаю». Почему сын заговорил об этом, Елена не знает: «Либо уже предлагали подписать, либо заранее решил показать охране, что и предлагать не нужно».

Досрочное освобождение политических заключенных в Белоруссии случалось не раз, обычно — после введения международных санкций. К примеру, в 2008-м по указу президента из тюрьмы выпустили экс-кандидата в президенты Александра Козулина, политзаключенных Сергея Парсюкевича, Андрея Кима и других.

— Мы отказались подписывать какие-либо прошения, и нас выпустили без документов, фактически незаконно, — вспоминает гражданский активист Андрей Ким. — Когда в прошлом году Александр Козулин собирался баллотироваться в президенты, ему пришлось проверять, не считается ли он все еще заключенным.

Как уверен Ким, освобождение политзаключенных — во-первых, знак Европе, что Минск готов торговаться за снижение экономических санкций, а во-вторых — попытка сломать оппозиционеров, показать их слабость обществу и соратникам.

— Если Европа сохранит твердость и пообещает вести переговоры об отмене санкций только после освобождения всех заключенных, то на свободе окажутся все, независимо от прошения о помиловании, — считает Ким. — Но если власти ЕС прогнутся и начнут диалог с Лукашенко раньше — «декабристы» будут сидеть, Алеся Беляцкого* осудят, в стране начнутся новые аресты.

Из хороших новостей: как прокомментировала освобождение заключенных пресс-секретарь комиссара Евросоюза по вопросам внешней политики Кэтрин Эштон, «это шаг в правильном направлении, но его маловато. Мы хотим видеть освобождение всех несправедливо заключенных. И не будет никакой речи о смягчении санкций, пока этого не произойдет».

*12 августа главе белорусского правозащитного центра «Вясна» Алесю Беляцкому предъявлено официальное обвинение в уклонении от уплаты налогов; мера пресечения — тюрьма.