Кавказ не позволит России отделиться

Судя по количеству статей, телепередач и надписей на заборах, проблема Северного Кавказа все сильнее волнует российское общество. Да и как иначе, если в лесах на юге страны в изобилии водятся бородатые люди с автоматами, которые иногда устраивают взрывы в метро, а на улицах главных российских городов какие-то двоечники пляшут лезгинку, нахально демонстрируя собственную непохожесть и национальную идентичность.

Казалось бы, на лесных братьев и несанкционированных плясунов есть спецслужбы и милиция. Но вот беда: ни первых, ни вторых меньше не становится. Наоборот, если к каждому кавказцу приставить по милиционеру, ситуация продолжит воспроизводить саму себя — с интенсивностью, прямо пропорциональной количеству силовиков и чиновников. То есть танцевать лезгинку в Москве будут уже боевики в пулеметных лентах.

Дело тут не в особой сверхдикости и фанатизме, якобы присущих жителям маленьких, но гордых республик, и не в происках внешних врагов. Провал кавказской политики объясняется непонятно откуда взявшимся убеждением, что местные жители спят и видят, как бы отделиться от России, и потому России приходится расходовать колоссальные ресурсы, чтобы их удержать. Этот принятый за аксиому бред лежит в основе аналитики 90% московских специалистов по Кавказу, 99% из которых бывали здесь в лучшем случае наездами. Мало того что такой посыл делает несостоятельными все дальнейшие логические построения экспертов, гораздо хуже, что, судя по всему, на его основе принимаются политические и экономические решения.

Отсюда откатная экономика, сведенная к теневому производству и перераспределению федеральных траншей, которые воспринимаются местными элитами как плата за лояльность и идут в том числе на содержание частных армий, и дань «лесу». И если послушать местных начальников, то получается: что ни субъект — то южный форпост России, геополитическое острие. Кругом враги, понимаешь. Деньги давай!

В республиках, прочно сидящих на дотационной игле, уже выросло поколение людей, которые за взятки учились, за взятки устраивались на работу, на которой ничего не делают, да и не могут делать, кроме того, как в той или иной степени участвовать в перераспределении. Но что будет, когда нефть кончится или упадет в цене? Или если Москва устанет платить? Или на деле захочет навести порядок? Случись такое — и Зона племен между Афганистаном и Пакистаном покажется курортом.

Так что можно понять тех, кто предлагает отделить Северный Кавказ и благополучно забыть о его существовании. Только, боюсь, не получится. Потому что ни одна из республик не обладает той степенью самодостаточности, выражающейся как в материальных, так и человеческих ресурсах, необходимой для построения независимого государства. Чечня периода Масхадова, имевшая независимость де-факто — лучшее тому подтверждение.
Точно так же невозможен единый Северный Кавказ. Это только кажется, что все кавказцы на одно лицо, на самом же деле эти народы мало того что отличаются по языку и культуре, но и имеют друг к другу серьезные территориальные претензии. Как ни крути — опять Вазиристан. Только в 20 часах на хорошей машине от Москвы.
Еще можно порассуждать об «Эмирате Кавказ» — гипотетическом государстве теократического толка, но этот вариант еще дальше от реальности, чем возрождение на юге России Хазарского каганата. Тот, кто хоть сколько-нибудь знаком с местными реалиями, хорошо знает, что главными объединяющими факторами на Северном Кавказе являются земляческий и национальный и только потом религиозный. Какой национальности будет глава Эмирата, тому народу и быть в нем «главным». Разве потерпят такое остальные?

Ухода из России — нет, ухода России с Северного Кавказа боятся не только обычные люди. Элита и высшие чиновники не только останутся без кормушки, но и рискуют оказаться лицом к лицу с разгневанным народом, от которого их сейчас защищает российское государство.

Поэт Расул Гамзатов как-то сказал, что его земляки 25 лет воевали, чтобы не входить в Россию, а теперь будут воевать еще 125, чтобы из нее не выходить. Точнее не скажешь.

Хорошо это или плохо, но уходить некуда. И Россию отпускать нельзя — беда будет.

Пессимисты говорят, что точка невозврата уже пройдена. Оптимисты считают, что ситуацию можно выровнять, создавая рабочие места. Еще одно заблуждение. Северный Кавказ всегда был трудоизбыточным регионом, и люди всегда уезжали отсюда на заработки. Они строили коровники в России, сапожничали в Средней Азии, занимались ювелирным делом в Турции, но не бегали по родным горам с автоматами.

На вопрос «что делать?» каждый второй на Кавказе ответит одинаково. Пересажать воров и больше не пускать их во власть. Если представить почти невозможное и допустить, что, скажем, начиная с понедельника деньги, идущие на Кавказ, расходуются исключительно по целевому назначению, то уже к субботе количество боевиков уменьшится как минимум вдвое.

А если еще и добиться реального местного самоуправления и открытости дискуссий, в том числе в СМИ, то напряжение в обществе можно свести к минимуму. Опасно лишать людей возможности хоть какого-то выбора, так же как и опасно загонять религиозные споры в подполье и разделять людей по принципу «кто не с нами, тот ваххабит».

Но это — если представить невозможное.