Из иллюминатора самолёта мой Пермский край выглядит как то самое воспетое в советских песнях «бескрайнее море тайги». Да и отсюда, снизу, он выглядит примерно также. С детства я видел и знал, что живу среди величественных бескрайних лесов. По уральским рекам, в том числе, по красавице Каме, гнали огромные баржи и плоты, по железным дорогам шли бесконечные составы с брёвнами. Леса, сложенные ценными промысловыми породами, преимущественно елью и пихтой, всегда считались одним из главных стратегических ресурсов региона. Лесодобыча и лесопереработка составляли значимую часть нашей экономики.

По ту сторону коллапса

Время меняет приоритеты. По сравнению с советскими годами моё Прикамье, в котором свернулась и сошла на нет большая часть промышленности, стало сырьевым придатком уже в чистом виде. Но вот спрос на сырьё поменялся: нынче мир ждёт от моего огромного Пермского края, сопоставимого по размерам с Англией или Францией, фактически всего двух вещей: нефти и минеральных удобрений. Так что полновластными хозяевами региона стали пара-тройка крупных корпораций: добытчик нефти «Лукойл», поставщики калийных и азотных удобрений «Уралкалий» и «Уралхим». Они на сегодня — реальная пермская власть, они сажают своих вице-губернаторов, заполняют своими назначенцами кресла депутатов регионального парламента. А вот лес стал почти никому не нужен.

Заготовка древесины в моём таёжном уральском краю сегодня если не совсем сошла на нет, то по объёму просто ничтожна. Советская система леспромхозов и госзакупок разрушена, без поддержки государства всё встало и развалилось. Не вырубается и десятой доли того, что рубили в советское время. В год у нас нынче рубят всего 3,7 миллиона кубометров. При этом только годичный прирост леса составляет в Пермском крае около 29 миллионов кубов.

Социальные последствия лесного коллапса тоже очевидны: десятки населённых пунктов, построенных в своё время специально под лесозаготовку, брошены на произвол судьбы. Работы для людей нет, школы и фельдшерско-акушерские пункты власть закрывает, поскольку содержать их считается накладно, дороги разрушаются и зарастают. Люди массово бегут из таких посёлков. Те, кто бежать не в состоянии, спиваются на родительские пенсии — именно они становятся здесь единственным источником реальных денег, — деградируют и вымирают. Огромные пространства, десятки тысячи квадратных километров, особенно на севере Пермского края, обезлюдевают на глазах.

О деревообработке я уже не говорю: вся она, к примеру, те же мебельные фабрики, с треском развалилась в первое постперестроечное десятилетие.

В южной же части региона всё больше сельхозугодий, брошенных два десятка лет назад, зарастают и на глазах становятся теми же лесами. Потому что сельское хозяйство, не сильно рентабельное на наших промёрзающих суглинках, у нас тоже вымерло. Не выдержало конкуренции с мировым товаропроизводителем, плотно обосновавшимся на наших прилавках, но это отдельная тема. Тут же кто-то ловко подкинул нам утешительную идейку, что это, мол, даже хорошо: промышленность встала и больше не загрязняет окружающую среду, а брошенные поля и пастбища по всему краю становятся естественными экосистемами. Хотя по первому образованию я эколог и по сей день немного преподаю на университетской кафедре охраны природы, такие разговоры вызывают у меня лишь горькую усмешку. Меня и многих других людей совершенно не радует, что наши леса не рубятся, а поля не засеваются и зарастают. Потому что если мы не делаем это сами, то на нашей перенаселённой планете очень скоро найдутся те, кто придут и сделают это за нас. А потом собирут урожаи наших хлебов и лесов, а нам дадут хорошего пинка. И поделом.

Будущие лесные хозяева

В общем-то, эта тенденция уже начинает хорошо просматриваться. Всё большую роль в существующей добыче, переработке, вывозе леса из Пермского края играют кавказские диаспоры. Среди владельцев лесопилок — представители едва ли не всех кавказских народов, и с российского Северного Кавказа — чеченцы, ингуши, дагестанцы, — и иностранцы: армяне, грузины, и, особенно, азербайджанцы. Именно последние активнее всех распространяются по краю, в том числе, по районам традиционного проживания местного немногочисленного финно-угорского народа: коми-пермяков. Народа, издревле известного как лесные жители, охотники и лесорубы. Тут и там появление южан сопровождается «внезапными» пожарами на лесопилках и складах у местных предпринимателей. На фоне этих пепелищ бурно развивается малый лесоперерабатывающий бизнес. Местных работников туда принципиально не берут: диаспора — это государство в государстве, живёт по своим законам, работников завозят только своих, не опасаясь миграционных барьеров, вместе живут, работают, занимаются бытом.

Зато с местной властью и правоохранительными органами приезжие налаживают контакт очень быстро и плотно. Милиция и прокуратура сквозь пальцы смотрят на их грешки. Успеху приезжих в лесном бизнесе способствуют и тесные связи со своими соотечественниками в Турции и Иране: именно оттуда поступают крупные заказы и денежные средства, именно туда вагонами и автофурами отправляется большая часть вырубленного леса.

Приезжие более активны, предприимчивы, сплочены. Они, безусловно, конкурентоспособнее вялых, частенько ещё и попивающих, а главное абсолютно разобщённых местных. Их выигрыш в конкуренции за уральские леса предопределён.

Там, где были городские лёгкие

Другой стороной пермской лесной проблемы является ситуация с городскими и пригородными лесами. То есть с теми, которые как раз и должны выполнять важнейшую экологическую средозащитную роль, быть лёгкими городов и местами отдыха населения. Вот здесь и наступает массированная варварская вырубка, за которой автоматически следует застройка территории — как правило, элитными коттеджами. Наши чиновники, депутаты и предприниматели теперь много ездят на Запад. Там они обнаружили, что, оказывается, престижно жить не в самом центре каменных джунглей, как они считали раньше, а в собственном доме на своём земельном участке. Но только наша элита не хочет обращать внимания на то, что, к примеру, средний американец, живущий в своём доме, добирается до даун-тауна час-полтора. Наши же хотят доезжать до центра за 15 минут!

Итог прост: всё последнее десятилетие топор вольготно гуляет по нашим городским лесам, зонам отдыха и водоохранным зонам. Больше всего это проявляется, конечно, в краевой столице: в Перми и пермской агломерации. То, что ещё вчера было общим достоянием, где гуляли мамы с колясками и мальчишки играли на полянках в футбол, сегодня перекочёвывает в аренду, а затем и в частную собственность людей, приближённых к власти. Бывшие зелёные зоны и облесённые участки вокруг водоёмов покрываются шикарными теремами новых хозяев жизни.

Процесс поставлен на широкую ногу. Неважно, что раздача городских лесов под жилищную застройку противоречит российскому Лесному Кодексу и прочим законодательным актам. Местные власти исхитряются принять такие решения, по которым тот или иной лакомый лесной кусочек уже, оказывается, и не принадлежал никогда к городским лесам! Не составляет никакого труда слегка подвинуть на электронной карте ту или иную линию — и можно отхватить часть городского парка или даже особо охраняемой природной территории. Всё зависит от воли и влиятельности заказчика. Так, в прошлом году всесильный «Лукойл» захотел поставить в Перми пять своих новых автозаправок, и не где-нибудь, а там, где ему особо понравится. В итоге под одну из них оторвали кусок Парка Победы, заложенного в честь 60-летия окончания Великой Отечественной войны. Под вторую заправку городские власти пожертвовали фрагментом особо охраняемого природного ландшафта. Ещё под две — участками городских лесов.

Откровенно подыгрывают этому и суды. Технология проста: вам достаточно под любым предлогом получить от городской администрации участок в аренду, положить на него цемент по квадрату — и суд зарегистрирует за вами вначале незавершённое жилищное строительство, а следующим этапом предоставит вам участок в собственность.

Кто скажет «Стоп»?

Есть ли в крае какое-то сопротивление этой коррупционной вакханалии? Есть, хотя хотелось бы, чтобы оно было более активным и многочисленным. Экологическая группа «Зелёная Эйкумена» и её активнейший член, бухгалтер на пенсии Валентина Викторовна Оглоблина ведут бесконечные судебные тяжбы за судьбу различных украденных у города лесных участков. В ряде случаев суды первой инстанции вынуждены были признать факт незаконной застройки и даже принимали решение о её сносе. Но… В современной российской ситуации невозможно себе представить, чтобы рядовой эко-активист или общественная организация развернули бы вспять тяжёлую машину раздачи материальных благ и победили бы власть. Разумеется, суды высших инстанций эти решения тут же отменяли. Сейчас Валентина Оглоблина подала жалобу в Европейский суд. Средний срок рассмотрения такой поступающей из России жалобы — лет 5-7. Придётся ждать…

А ещё «Зелёная Эйкумена» ведёт бесконечную переписку с московскими надзорными органами, с министерствами и ведомствами, пытаясь добиться справедливости. Но что ждать от министерств и министров в свете историй, подобных нижеописанной?

В водоохранной зоне Камского водохранилища растут, согласно российскому законодательству, особо ценные леса, так называемые леса 1-й группы. И вот несколько лет назад в один прекрасный день один из таких лесных участков в Добрянском районе, в пределах пермской агломерации, распоряжением Правительства РФ без всякой мотивировки был вдруг почему-то выведен из состава лесов 1-й группы и отдан под строительство жилых домов. А далее ещё хлеще: здесь началось строительство в прибрежной защитной полосе — там, где это строго-настрого запрещено законодательством. И собственником строения выступил не кто иной, как жена министра экологии и природных ресурсов РФ Юрия Трутнева (урождённого пермяка и бывшего пермского губернатора) Наталья Петрова. Опять подтверждается старое правило, что в России кто что охраняет, тот то и имеет. Примечательно, что проект застройки каким-то чудом сумел пройти государственную экологическую экспертизу в полномочном органе: Росприроднадзоре. И все попытки общественных организаций получить заключение этой экспертизы встречали совершенно немотивированный, но категорический отказ руководителя Пермского управления Росприроднадзора Дмитрия Клейна. При том, что ознакомление с такой экспертизой — вещь вполне законная, здесь это сделать так и не удалось! Таким образом, узнать, как госэкоэкспертиза смогла обойти факт строительства дома в прибрежной защитной полосе, пермской экологической общественности не удалось. «Сталина на них нету!» — только и вздохнула в очередной раз обескураженная общественность.

Так и живёт мой лесной Пермский край. Леса, брошенные по окраинам, перестаивают, падают, гниют и горят. Городские же и пригородные леса разворовываются направо и налево. Чем кончится этот мутный хаос, в котором многие с удовольствием ловят свою рыбку? Бог знает. Могу лишь сказать, что что-то потихоньку сдвигается и накапливается в нашем населении. Недавно в пермском микрорайоне Верхняя Курья некая фирма, которую связывают с крупным бизнесменом и депутатом Государственной Думы от партии «Единая Россия» Юрием Борисовцем (сам депутат эту связь отрицает, никаких доказательств связи публично не представлено — «Полит.ру»), получила в собственность большой лесной участок, до этого использовавшийся местным сообществом под зону отдыха: здесь проводились праздники, детские туристические слёты и т.д. Городская прокуратура выявила признаки преступления при предоставлении этого участка. Но краевая тут же положила эти материалы под сукно. На участке началось строительство, выставили охрану. А возмущённые местные жители, несмотря на вооружённых охранников, трижды вторгались на украденную у них территорию и разрушали все начатые постройки. Когда это произошло в третий раз, охранники открыли огонь, трое жителей получили огнестрельные ранения. Делом сейчас занимается ФСБ и администрация губернатора. Испуганный застройщик объявил мораторий на строительство. Раненые в больнице, здоровые сидят дома и копят ненависть. И кто здесь осмелится назвать её неправедной?..

Автор — экологический активист, доцент кафедры биогеоценологии Пермского государственного университета.