Cвои взгляды на развитие нашего общества я бы охарактеризовал как умеренно либеральные: революционным преобразованиям предпочитаю эволюционный путь, как менее болезненный и более плодотворный. Однако в том, что касается уголовно-исполнительной системы, я выступаю с радикальных позиций: она в ныне действующем виде улучшению или совершенствованию просто не поддается. Ее надо «разрыть до основанья, а затем…» — а затем построить принципиально иную.

Российская уголовно-исполнительная система – наследница Беломорканала?

Нынешняя система исполнения наказаний базируется на глубоко ошибочной концепции о возможности исправления преступников методом «массовидного» (по выражению одного из вождей бывшего СССР) содержания и коллективного принудительного труда. Она впервые была опробована в специализированном Беломорско-Балтийском исправительно-трудовом лагере, открытом в 1931 году. Среднегодовая численность заключенных, состоящих из всех слоев общества, доходила в нем до 100 тысяч человек.

Конечный результат этого пенитенциарного эксперимента, который в СССР был распространен на все «стройки века», — многие сотни тысяч людей, погибших в процессе каторжного труда и в обстановке невыносимых санитарно-бытовых условий. В том же Беломорско-Балтийском ИТЛ, по свидетельствам бывших заключенных, смертность достигала до 700 человек в день. Российская уголовно-исполнительная система, хотя и значительно видоизмененная, по-прежнему отличается антигуманным обращением с заключенными, низким уровнем условий их содержания, пренебрежением к здоровью и самой жизни осужденных и подследственных, находящихся под стражей.

Выдающемуся конструктору ракетно-космической техники Королеву сегодня наверняка пришлось бы работать в колонии «швеей-мотористкой»

Для всех, за малым, наверное, исключением, давно стало очевидным, что принудительный, неквалифицированный труд никакого положительного воспитательного воздействия на заключенных не оказывает. Важно понимать, что, например, для людей интеллектуальных профессий, специалистов с высокой квалификацией пребывание в местах лишения свободы поистине смерти подобно. И коль скоро они туда попали, нужно создать им условия для работы по специальности.

Боже упаси, я не призываю к созданию сталинских «шарашек», в которых, например, талантливые конструкторы, такие как Сергей Павлович Королев, Андрей Николаевич Туполев и многие другие в 30-х годах прошлого столетия под охраной НКВД занимались разработками новых вооружений для армии. Но нет ничего невозможного в том, чтобы в специальных колониях-поселениях обеспечить образованному контингенту заключенных возможность созидательно трудиться, а не делать из них «швей-мотористок». Можно будет надеяться, что после освобождения эти люди быстрей и безболезненней вернутся к нормальной жизни.

Больше чем в России, лишают свободы только в США и Китае

Выскажу «крамольную» мысль: пока мы неспешно обсуждаем реформу уголовно-исполнительной системы, вся наша страна мало-помалу превращается в одну сплошную «зону». За последние 16 лет российскими судами осуждено свыше 15 миллионов человек, из них 5 миллионов – к лишению свободы. Число заключенных в России в настоящее время приближается к 900 тысячам человек. По этому показателю в расчете на 100 тысяч человек населения мы в несколько раз опережаем страны Европы и уступаем только США и Китаю.

Поведение за решеткой диктует преступное сообщество

Места лишения свободы становятся одним из факторов деградации нашего общества, наряду с алкоголизмом, наркоманией, распространением ВИЧ-инфекции, детской беспризорностью, бродяжничеством, «дедовщиной» в армии и т.д. «На зоне» в одной компании могут оказаться «вор в законе» и ученый, обвиненный в государственной измене в форме шпионажа, убийца и предприниматель, осужденный за экономическое преступление или ставший жертвой «заказа» конкурентов по бизнесу, педофил, насильник и госчиновник-взяточник. А то и вовсе невиновный человек – жертва «палочной системы» следственных органов или недобросовестного судьи.

В результате, все без исключения осужденные вынуждены проходить «лагерные университеты», подчиняясь самым худшим образцам человеческого поведения, которые диктует за решеткой преступное сообщество. Это примерно то же самое, что поместить в одну палату больных чумой, оспой, проказой, гриппом, скарлатиной и здоровых людей и рассчитывать на их выздоровление. Стоит ли после этого удивляться, что гигантский конвейер в условиях «массовидности» содержания заключенных продолжает бесперебойно пополнять ряды заключенных, и что 46 процентов из них в Российской Федерации являются рецидивистами?

Велика тюрьма, да кто ей рад?

Обращаясь к этой народной мудрости, хочу подчеркнуть свое глубокое убеждение в том, что по-настоящему результативным процесс исправления может быть налажен только в учреждениях ФСИН с немногочисленным и более или менее однородным контингентом заключенных, в среде которых по определению не могут возникать взаимоотношения уголовной иерархии. Что же касается граждан, осужденных за тяжкие и особо тяжкие уголовные преступления, то они должны отбывать наказание в тюрьмах в «малонаселенных» камерах, и с ними должны целенаправленно работать психологи, психиатры и священнослужители.

Осужденный вышел на свободу. Что дальше?

Ежегодно из мест лишения свободы освобождается 260 — 300 тысяч осужденных. Эти люди в большинстве своем уже отмечены в той или иной степени печатью блатной психологии и воровских «ценностей» – иначе в условиях «зоны» им было не выжить. При этом каждый шестой нуждается в решении проблем трудового и бытового устройства, но помочь ему государство отнюдь не торопится.

Из года в год официальные лица произносят правильные слова о необходимости создания общегосударственной системы социальной реабилитации граждан, отбывших уголовное наказание, как средства профилактики рецидивной преступности в стране. На практике же этот вопрос на федеральном уровне почти не решается.

В России в настоящее время функционируют всего 199 центров социальной реабилитации на 9011 мест. Для тех, кто вышел на свободу (напомню, речь идет более чем о четверти миллиона людей ежегодно), — выделено … 2013 мест. Более того, лица, твердо усвоившие криминальные навыки и не желающие сходить с преступного пути, оказавшись на свободе, остаются порой без всякого надзора и контроля и, как правило, совершают новые преступления – еще более дерзкие, чем те, за которые они были осуждены.

Тернистый путь к условно-досрочному освобождению

Извечный российский вопрос — «С чего начать?». Применительно к пенитенциарной системе начинать надо, наверное, с основательной разгрузки лагерей, тюрем и следственных изоляторов. В большинстве стран Европы практически 100 процентов осужденных, имеющих на это право, освобождаются условно-досрочно. А у нас? Достаточно гуманное в отношении УДО российское законодательство на практике нередко наталкивается на произвол администрации колонии или прокурора, мнение которых о том, нуждается или не нуждается осужденный в полном отбывании назначенного срока, судам Постановлением Верховного Суда РФ от 21.04. 2009 года рекомендовано учитывать.

И как суды это учитывают? Характерен пример с бывшим юристом ЮКОСа Светланой Бахминой. Зубово-Полянский районный суд Мордовии дважды отказывал ей в УДО. И это притом, что она полностью погасила гражданский иск по уголовному делу, характеризовалась положительно, имела три благодарности. К тому же мать двоих детей, она была снова беременна.

Однако районный суд «учел» четыре взыскания, два из которых были наложены еще до начала исполнения приговора и два – в первый день пребывания в колонии, то есть в так называемый период адаптации (затем эти взыскания были сняты и погашены). И только после вмешательства Верховного суда республики Мордовии и передачи дела об УДО Бахминой в Преображенский суд г. Москвы, она была условно-досрочно освобождена (о том, как это происходило, можно познакомиться здесь).

Интересно отметить, что в том же году Зубово-Полянский суд рассмотрел в целом 399 ходатайств об УДО от осужденных женщин. Удовлетворено чуть больше половины — 233. В связи с этим напрашивается логическое продолжение темы: нужно сделать максимум возможного, для того чтобы в местах заключения и СИЗО находилось как можно меньше женщин и несовершеннолетних правонарушителей.

То ли он украл, то ли украли у него…

Такие анекдотические ситуации возникают, когда речь идет о мерах пресечения. К сожалению, есть основания утверждать, что при решении этого вопроса некоторые судьи порой подходят к нему формально, принимают «на веру» обоснованность подозрения следственных органов в причастности лица к совершенному преступлению. Мне, например, известен случай, когда в СИЗО долгое время просидела женщина-издатель, обвиненная в нарушении авторских прав при том, что именно ее права, как оказалось, и были нарушены. Иначе как преступными такие действия правоохранителей не назовешь.

Судья, отправляя подозреваемого в камеру, должен испытывать горечь…

Судебные решения не могут основываться на догадках и умозрительных предположениях и нуждаются в фактическом обосновании. В решении о применении заключения под стражу либо о продлении срока содержания под стражей должны быть отражены исследованные в судебном заседании конкретные обстоятельства вне зависимости от того, на какой стадии судопроизводства и в какой форме оно принимается.

Прописные юридические истины? Да! Они законодательно закреплены и должны безукоризненно исполняться. Конечно, надо понимать: бывают случаи, когда нет иного пути, кроме как изолировать от общества человека, обвиняемого в тяжком или особо тяжком преступлении. Указанные обстоятельства должны быть реальными, обоснованными, то есть подтверждаться достоверными сведениямиНо, все же, отправляя обвиняемого или подозреваемого в тюремную камеру, судья должен делать это с горьким чувством, до конца убедившись, что альтернативы этому жестокому решению не было.

Возмещение ущерба – альтернатива лишению свободы

В том, что касается экономических преступлений, вообще важно сместить акцент с лишения свободы на возмещение ущерба. Спросим, что важнее, скажем, для обманутых дольщиков — чтобы застройщик до конца своих дней хлебал тюремную баланду или чтобы он вернул им деньги? Вопрос риторический. Конечно же, как мне кажется, если человек совершил экономическое преступление, но выразил готовность возместить ущерб, то его можно не лишать свободы, а подвергнуть, например, крупному штрафу.

В заключение, хотел бы отметить, что та реформа уголовно-исполнительной системы, которая сегодня планируется, в какой-то мере по своему духу созвучна моим размышлениям. Важно только, чтобы она не стала очередным результатом «бюрократического вдохновения», когда, говоря словами еще одного советского вождя, по форме все правильно, а по существу – издевательство.