Он был статным русским врачом-терапевтом, около 45 лет, он посещал один из моих семинаров в начале 2003. Когда он говорил, на его лице отражались сильные чувства.

«Советская система намеренно делала из нас зависимых детей, — говорил он. — Они говорили нам, когда сидеть, когда стоять, что говорить, что думать, что делать — нас сурово наказывали, если мы когда-нибудь пытались думать сами за себя или проявлять инициативу. Потом, когда советская система рухнула в 1991, мы были как трехлетние дети, которых выбросили в снег, сказав: «Все, теперь идите и заботьтесь сами о себе!»

Выбросив вперед правую руку, мышцы на ней были напряжены, кулак сжат, он объявил: «Мы не тупые! Мы не ленивые! Мы просто не знаем, как действовать!» Его рука опустились, когда он тихо добавил: «Пожалуйста, помогите нам. Научите нас, как быть хорошими мужьями и женами, отцами и матерями, сыновьями и дочерями, друзьями и любовниками, работодателями и рабочими. Никто никогда не показывал нам, как стать такими людьми здоровым, сбалансированным путем».

Я никогда не забуду эту страстную речь, и часто повторяла его слова американцам, которые относились к России с критикой и были разочарованы, что русские «не вытащили себя за подтяжки» и не начали быстрый процесс превращения России в функциональную демократию с западной идеологией и модернизацией через несколько лет после крушения Советского Союза. Они ожидали, что большинство русских будут настойчиво требовать «демократии и свободы» и что они смогут претворить их в жизнь с помощью своих собственных действий и инициатив.

Но большинство иностранцев не имеют никакого представления о том, как жили люди 70 лет при советской власти. Железный занавес прекрасно исполнял свои функции не только тем, что скрывал от русских внешний мир; он также скрывал от остального мира реальность каждодневного давления, которое испытывали на себе все люди в Советском Союзе.

Мне было дано увидеть маленький проблеск этой жизни во время моих бесчисленных визитов в Чехословакию в семидесятых и восьмидесятых, когда страна была подчинена советской власти. Я работала там с пастором, лично распределяя финансовые средства нуждающимся по всей стране. Я узнала, что для того, чтобы закупить достаточно еды на день, жена пастора уходила из дома в 6 утра, выстаивала длинные очереди и молилась, чтобы какие-то продукты были доступны. Чтобы мы могли выезжать в деревню, пастор должен был каждый день ходить к властям за разрешением. Так как члены КГБ также жили в этом же здании, дома он разговаривал только о повседневных вещах. Он вывозил меня в деревню, где мы выходили из машины и шли по полю, прежде чем он начинал обсуждать со мной планы на следующий день.

Я часто гуляла одна по Праге и заметила, что главная улица города была чистой и за ней хорошо следили. Но всего через несколько домов от центра на многих улицах все еще были видны шрамы от разрушений времен сражений советскими и гитлеровскими войсками. В первый раз, когда я вышла из квартиры пастора, я заметила большую кучу строительного мусора, занимающую место от холма и дальше на прохожую часть улицы. Это было похоже на результат взрыва во время войны. Мусор был там так долго, что из него выросло дерево. Я сразу подумала, почему никто его не убрал и была удивлена тем, что другие пешеходы ходили вокруг нее, как будто они ее даже не замечали.

Но самым шокирующим было для меня то, что на пятый день я обнаружила, что я сама обхожу ее, не осознавая того, что она существует. Для меня это был важный урок в отношении того, как человек может адаптироваться к тому, что он видит как непреодолимое препятствие — он просто учится обходить его и отрицает реальность. Но какой ценой?

Врач среди моих семинаристов помог мне осознать, что советские люди научились адаптироваться к своему окружению — к недостатку продуктов, одежды и предметов первой необходимости, и особенно к постоянному давлению со стороны правительства, но что за это им пришлось заплатить большую цену. Они потеряли связь с реальностью и правдой. А многие потеряли себя.

В ответ на просьбу этого студента и многих других я попробовала взять материал, который я успешно преподавала американцам и людям из других стран в течении нескольких десятилетий, и адаптировать его к русскому менталитету. Я скоро узнала, что проблемой, с которой столкнулись русские, был не только факт рождения в Советском Союзе; у них также были культурные ценности и традиции, которые очень сильно отличались от большинства других участников моих семинаров и от моих клиентов в США. Я поняла, что правда в следующем, хотя, конечно, всегда есть и исключения:

США, скорее, является «культурой левого полушария», которая уважает и воодушевляет следующее: логическое и аналитическое мышление, рациональность, объективность, ответственность, инициативу, независимость, честность, благонадежность, добросовестность и пунктуальность, а также активную рабочую этику, в которой акцентируется внимание на высоком профессиональном мастерстве и на своевременном достижении поставленных целей. Хотя в США много людей, которые по своей сути более «правополушарные», страна в целом все-таки остается культурой левого полушария в образовании, бизнесе и правительстве. Акцент ставится на «действие» («doing»).

В России распространена «культура правого полушария», которая представляет собой и поощряет следующее: общение, связи, духовность, философию, субъективность, приспособляемость, гибкость, выживание, концепцию коллективного, формализм и традицию, а также эмоции глубокие и страстные. Отношениям с друзьями и семьей отдается приоритет, и большинство русских знает и любит искусство и культуру. Они более реактивны (реагируют на возникающие обстоятельства), чем активны. Хотя в России также много людей, у которых преобладает скорее левое полушарие, страна в целом остается культурой правого полушария, и это влияет на все аспекты жизни. Акцент ставится на «бытие» («being»).

Когда я работаю с клиентами в США, которые приходят ко мне на индивидуальные или парные консультации, я часто имею дело с «мыслящими людьми», которых я учу чувствовать.

Но в России я работаю с «чувствующими людьми», которым я помогаю научиться мыслить.

Обе культуры могут действительно многому научиться друг у друга по мере того, как они узнают, как стать теми, кем они созданы быть, — и мыслящими, и чувствующими людьми.

Мерилин Мюррей специализируется на лечении последствий травм, насилия и депривации. Более 2000 человек посетили ее семинары в России и странах СНГ за последние 10 лет.