Насколько я могу судить, утверждение Чезаре Беккариа: «сила наказания не в его тяжести, а в его неотвратимости» действует и по сей день так же, как и в XIX веке. Но именно поэтому в тех общественных обстоятельствах, когда нет уверенности в неотвратимости наказания, приходится наращивать его тяжесть. Не из-за того, что общество негуманно, а из-за того, что оно вынуждено защищаться хоть таким способом.

Например, большинство политических заговорщиков уверены: даже если их схватят, их подельники после победы освободят их. Поэтому за политический заговор даже пожизненное заключение представляется слишком слабой мерой — не потому, что политики более жестоки, чем обычные люди, а потому что иным способом остановить заговорщиков практически невозможно.

Полагаю, президент Лукашенко был совершенно прав, отказавшись помиловать преступников, устроивших взрыв в минском метро с диким количеством человеческих жертв. Ведь организаторы этого взрыва не только продемонстрировали своё полное равнодушие к чужим жизням, но и несомненно действовали в рамках какого-то политического заговора. Даже если по политическим же соображениям об этом было невыгодно говорить, и власти Белоруссии предпочли объявить преступление чисто уголовным — от этого не становится менее понятным, что речь идёт именно о какой-то особо грязной и циничной политике. Соответственно и наказать за это преступление надлежит именно так, как наказывают политических преступников.

Полагаю, есть и многие другие случаи, когда гуманность по отношению к преступнику — преступление по отношению к жертве. Не берусь перечислять такие случаи — их очень много. Правда, думаю, что модная сейчас тема сексуальных преступлений — из другой оперы: там речь, как правило, идёт о чистой психиатрии – так что тут должны высказываться врачи, а не политики.

Но, допустим, нынешний либеральный взгляд на крупные коммерческие преступления (мол, они никого не убивают, а потому не заслуживают даже тюремного заключения, а должны отделываться только штрафами), — это, на мой взгляд, мягко говоря, слишком упрощённный взгляд на вещи. Деньги — в конечном счёте время, а время — часть нашей жизни, и человек, укравший сумму, на которую могли бы прожить десятки лет тысячи человек, фактически тем самым украл жизнь у тысяч человек. Поэтому надо задуматься о том, как сделать так, чтобы он не мог никоим образом надеяться использовать эти деньги в сколь угодно отдалённом будущем. Это не абсолютная уверенность в том, что, например, Ходорковского или ещё кого в этом духе следовало бы казнить — это повод поразмышлять на тему о том, отличаются ли коммерческие преступления от всех прочих. По-моему, отличаются куда меньше, чем принято говорить среди тех, кто надеется если не собственноручно поучаствовать в коммерческих преступлениях, то хотя бы получить свою долю от преступников — например, от их рекламы или иных форм поддержки преступлений.

Возвращаясь же к преступникам, взорвавшим станцию метро «Октябрьская» в Минске, полагаю: если бы меня включили в какую-нибудь комиссию по помилованиям, я бы согласился с решением президента Лукашенко.