Алексей Навальный — самый прозорливый российский политик

Алексей Навальный 12 марта анонсировал свой новый проект по борьбе с жуликами и ворами в российской власти. Он назвал его «Мега-гипер-агитмашина добра». Цель ее — охватить 50 миллионов человек (около половины активного населения страны) «доброй пропагандой».

Телевизору, который находится в распоряжении власти и остается мощнейшим пропагандистским оружием, Навальный предлагает противопоставить сеть агитаторов, в распоряжении которых — интернет, телефон, листовки, граффити и элементарный дар речи. По замыслу Навального, если тысячи людей по всей стране будут при помощи всего этого регулярно вбивать в голову тысячам сограждан «чистую правду», то массы наконец прозреют — и добро победит.

В этом проекте, вне зависимости от его реалистичности, есть любопытный идейный сдвиг. Годами оппозиционеры стенали, что их не пускают в телевизор, — и только сейчас и только Навальному пришла в голову такая почти мальчишеская идея: отменить телевизор.

Годами оппозиционеры пытались всех убедить, что если плохих людей во власти заменить хорошими (то есть ими) — то и законы станут хорошими, и борьба с коррупцией пойдет, и суды станут независимыми. Спустя все эти годы в это почти никто уже не верит, что нашло отражение, например, в знаменитом плакате с Болотной: «Я не голосовал за этих сволочей. Я голосовал за других сволочей». Радикалы вроде Эдуарда Лимонова все эти годы громогласно заявляли, что «нельзя играть заведомо краплеными картами с шулерами из власти» и уповали не на процедурно безупречную победу, а на дестабилизацию обстановки в стране.

Идея, что вместо бесплодных боданий с «Системой» можно взяться за строительство (или, если угодно, выращивание) собственной «Системы», настолько проста, что время от времени всплывала. То вспоминали опыт Ганди и польской «Солидарности» — пассивное сопротивление, тотальное гражданское неучастие в делах государства. То организовывали параллельные структуры, которые зачастую исполняли функции государственных органов лучше, чем сами государственные органы. Это и добровольцы на пожарах, и поиск пропавших людей, и мониторинг госзакупок, и массовое движение наблюдателей на выборах, и много чего еще.

Собственно говоря, затеи Навального («РосПил», «РосВыборы», «Добрая машина пропаганды») оказываются первой серьезной заявкой на осознанное выращивание своей, альтернативной и параллельной государственной, институциональной системы. Гражданское общество, конечно, нескоро еще наберется сил и наглости, чтобы, например, взяться за создание собственной системы образования, коль скоро в государственных школах плохо учат, или здравоохранения, коль скоро в государственных больницах плохо лечат. Но в принципе ничего невероятного в этом нет.

Интересно то, что Алексей Навальный, у которого в последние три месяца были все шансы стать вождем протестных масс в подлинном смысле этого слова, так этим шансом и не воспользовался — и, судя по всему, вполне сознательно. Вместо этого он занялся тем самым выращиванием параллельных институтов. То ли подвох тут запрятан как-то особенно изощренно, то ли Навальный и правда оказался самым прозорливым российским политиком.