Семь дней Япония борется со своим несчастьем, и семь дней россияне определяются — как именно отнестись к тому, что произошло. Механизм сострадания в нашем обществе бесконечно изношен.

Япония: на побережье совсем нехорошо и страшно — там уже водой с вертолетов заливают «Фукусиму-1». И сколько еще разбирать завалы, искать тела погибших, собираться с силами, чтобы строить новые портовые города?

В местах же, меньше пострадавших от землетрясения, горожане раскупают в маркетах продукты, которые можно долго хранить (и не зафиксировано ни одного случая подорожания этих самых продуктов) и стараются экономить электричество.

«На семейном совете мы решили на два часа раньше ложиться спать, чтобы не расходовать энергию!» — написала в своем бложике японская девочка Фумико из города Киото, и ее поддержали киотские подростки. Мелочь, и даже какая-то слащавая, тимуровская мелочь на отечественный взгляд.

А между тем — основа всякого продуманного общественного устройства именно в мелочах. В том числе слащавых.

Семь дней российское общество определяется — как именно отнестись к тому, что произошло. Я бы сказала, что главенствующая пока позиция — здоровый национальный эгоизм: «Трагедия в Японии — это да. Но не надо забывать и о себе». Это сильная, здоровая реплика с одного из владивостокских форумов; а лучшим блогерским текстом я считаю вот какой: «Забайкальцы! Стоит подумать об организации гуманитарной помощи. Ведь нам на их машинах еще ездить и ездить!».

Я не хотела бы путать гражданскую реакцию с реакцией общественной. Производится сбор средств в пользу японского отделения Красного Креста, люди несут цветы к японскому посольству; в Хабаровске женская делегация пришла на прием к консулу: дамы торопились сказать, что хотели бы забрать в свои семьи пострадавших от землетрясения японских детей — хотя бы на время. И добавили — если понадобится. Приморская краевая организация Российского союза ветеранов Афганистана предложила свои квартиры почти в тех же целях: для размещения японских семей, оставшихся без крова, — и им удалось получить «принципиальное согласие 50 домовладельцев и собственников квартир», готовых принять потерпевших. Все это гражданские действия, а разговоры в блогосфере — общественная реакция, срез обывательских настроений. И он таков — что все больше про страх, про радиацию, про машины. Про себя.

Но и про себя — по-разному. Есть несколько типов, несколько взглядов на японскую беду.

Взгляд озабоченно-хозяйственный. Чаще всего с таким типом мнений столкнешься на автофорумах, «родительских» сайтах. На городских флудилках: «Сколько машин кверху попами плавают! Ждем их у нас»; «Муж сказал, что в любом случае надо покупать дозиметр — будем докупать запчасти к автомобилю, так надо будет их проверять»; «Вы обратили внимание, что все машины, которые плавают, — белые? Неужели действительно самый модный цвет?».

По распространенности, по количеству однотипных высказываний следующий массив «японских разговоров» — «задушевный девический», «жалостливый женский взгляд» и «безжалостный женский взгляд».

Задушевно-девический, скажем, иллюстрируется диалогом Черной Розы и Пупсика:

«Бедная Япония… мне ее реально жалко. Говорят, что приближается конец света…»

«Да, мне тоже, но я вообще такой человек, что я жалею. Люди вообще сейчас в большей доле эгоистичны».

Жалостливый женский: «Я думаю, что после такого страшного несчастья Россия должна отдать Японии Курилы — хотя бы в качестве гуманитарной помощи. Неужели такая большая и добрая страна какой-то крошечный кусочек земли пожалеет ради несчастного соседа, пережившего такую жуткую катастрофу?»

Безжалостный женский: «Сочувствую, но делиться с ними землей, пусть даже пустующей, не хочу. Вы же не пустите соседей в свою квартиру, если даже они живут тесно или плохо».

Часто можно встретить сказочный взгляд, результат мифологического сознания: «Во всей Японии не наблюдается признаков мародерства и самих Мародеров — всенародное горе объединило людей, а главное — Японская Мафия — «Якудза» пообещала, что разберется с каждым Мародером, если таковые объявятся»; «А наши могли бы начать сброс гуманитарной помощи с самолетов с сопроводительными записками, что Россия вас не бросит в беде. Вот это был бы суперход!»

К сказочному взгляду примыкают конспирологические дискуссии.

Наконец, остается перечислить три наиважнейших общественных позиции. Взгляды биологический, зоологический и хипстерский.

Лидером зоологической позиции по воле судеб стала журналистка Ямпольская, реально, горячо и честно верящая в русское чудо, в русского Бога, который наказал хитроглазых японцев за сомнительную их позицию по вопросу Курильских островов. Много ли у г-жи Ямпольской единомышленников? Немало. Я было приготовилась к обильному цитированию, скопипастила исключительной силы диалог между блогером Ярило65 и блогером Сереженька-молодец, да что ж газетное место-то зря тратить. И так понятно, о чем речь:

заРоссиейбудущеезряяпошкифлагжглини пядиБогнелукошконесмотритвокошко!

Биологическая реакция — самая простая, самая печальная, самая безвинная из всего набора всех этих немилосердных разговоров. Это страх: «Девочки, кто купил дозиметр? Скажите, ради бога, сколько? Телевизору не верю!»

А вот хипстерская, городская, молодая, элегантная позиция показалась мне неожиданной. Конечно, изрядное количество постов — просто фотографии или какие-то вполне себе тихие слова. Но распространен и этакий поворот — стыдливость гедонистской жалости: «Да, мне жалко людей, но понимаю, что ничем им помочь не могу. Очень бесят все эти тэги в Твиттере, в стиле pray for japan и т.д.»; «Я молчу, сочувствуя. Что я могу еще? И вы молчите, ну, может, молитесь, кто умеет. Так честнее, чем вся эта пошлая мимими в Сети». И очень популярна бесконечное количество раз пересылаемая друг другу картинка.

Четыре кадра соединены воедино, как фотокомикс. На снимках благостные нарядные клерки. Девица в чудесном костюме говорит в белое облачко: «Я сделала журавлик в поддержку Японии!». А прекрасный офисный юноша ей отвечает: «А я запостил веточку сакуры в свой бложик в поддержку Японии!». Все вместе: «Япония, мы с тобой!». В последнем, четвертом квадратике — развалины, японская девушка в одеяле. Из ее уст белым облачком вырывается жуткая нецензурщина, смысл которой таков: «Ну, спасибо, касатики, теперь-то все будет зашибись!».

А смысл всей акции по пересылке еще более понятен — трясет от сладкого ханжества, холодность — честнее; японцам, по большому счету, наши розовые сопли не нужны.

Японцам, может быть, и не нужны. Господи ж ты мой, они нам нужны, наши розовые сопли.

Механизм сострадания в отечественном обществе бесконечно изношен. Совершенно нет «нерассуждающего» сострадания — естественного, автоматического душевного движения.

Может быть, дискуссии по «японскому вопросу» в блогосфере еще потому так горячи, что все спорящие ясно чувствуют разницу этих двух социальных устройств. Два общества: чрезвычайно организованное и чрезвычайно неорганизованное. Одно борется со своей бедой в «горячем молчании» — очень закрытое, сдержанное, со стыдливостью страдания. На русский взгляд, слишком дисциплинированное, ограниченное, с огромной традицией самоцензуры, но — «где правила, там и правильность». Второе — отличается стыдливостью жалости и бесформенностью, разнузданностью нравственного суждения. К одному обществу приложена планомерная работа, которая очень чувствуется во всем государственном устройстве. Свои минусы, конечно, есть, однако таксисты после несчастья цены не задирают.

К другому обществу работы не приложено. И я все перечитываю В.В. Розанова: «Не отдавайте порядка и формы. Как бы ни жало. Бесформенность даже самого широкого, самого душевного человека ужасна — ему придется с пустоты строить иерархию своего нравственного чувства: что еще как-то можно, а чего уж совсем нельзя. И пока эта работа не будет сделана, он все будет мерить по себе, и плакать только о себе».