По поводу последних демаршей оппозиции случилась настоящая истерика. Успех или провал того или иного частного мероприятия стал рассматриваться чуть ли не как индикатор состояния политической системы в целом и показатель устойчивости или неустойчивости режима. Всем этим декоративным мероприятиям уделяется чрезмерное внимание. Сами по себе скромные результаты последних акций оппозиции значат так же мало, как многообещающие результаты первых. Решающее значение будет иметь то, что оппозиция делает между митингами.

Наблюдение за наблюдающим может дать больше пищи для размышлений, чем наблюдение за самим процессом. Реакция околокремлевского обывателя на «осеннее наступление» оппозиции интригует сильнее, чем само наступление. Тусклый свет от тлеющей спички отразился в кривом зеркале больного воображения пожаром театральных страстей.

Сегодня только ленивый не ругает акции оппозиции. Но особый комизм ситуации состоит в том, что громче всех о своем разочаровании тем, что они не достигли своих целей, заявляют окормляемые кремлем деятели культуры и столпы журналистики. Если раньше ответом «лоялистов» на протесты было нескрываемое раздражение, то теперь они льют по поводу марша крокодиловы слезы. Многочисленные «радзиховские» и «канделаки», встав в позу Станиславского, хором восклицают: «Не верим!». И гулким эхом от зубчатой стены отскакивает: «Бессмысленно! Ну, кто так ходит? Где Ваша программа? Разве так делают революции!»

Во времена моей студенческой молодости в среде, недружелюбно относившейся к преподавателям непрофильных предметов вроде педагогики, бытовала шутка о том, что тот, кто умеет что-то делать — делает сам, кто не умеет делать сам – учит других, кто не умеет ни того, ни другого — учит, как надо учить. После марша неожиданно выяснилось, что нас окружает несметное число людей, досконально знающих, как надо протестовать, и именно поэтому не протестующих.

Не разделяя симпатий к подавляющей части персоналий, оккупировавших трибуну митинга, не веря в эффективность в России такого метода политической борьбы, как марши и митинги в принципе, я, начитавшись истеричных нотаций «мудрых» политических пескарей и пескарок, вдруг захотел взять под защиту тех, кто, не мудрствуя лукаво, взял и пошел на этот бессмысленный и беспощадный марш.

Впрочем, очень много самых разных людей ждали от марша откровения, чего-то из ряда вон выходящего. Ничем иным, кроме массового помешательства, подобного рода ожидания объяснить нельзя. Мы стали свидетелями того, как глупость, брошенная в массы еще во времена первых декабрьских протестов, легко и непринужденно овладела этими массами и стала своего рода доминирующей идеей, которая не только подчинила своей власти само протестное движение, но даже ввело в заблуждение его оппонентов.

С чьей-то нелегкой руки и сторонники, и противники режима вдруг поверили в то, что если на площадь выйдет 150 тысяч человек, то у власти начнут дрожать коленки. Если выйдет 200 тысяч, то власть сядет за стол переговоров. Если соберется тысяч под 300, то Чуров пересчитает выборы честно. Если наберется 400 тысяч, то он пересчитает их в обратную сторону, добавив «Яблоку» 50 процентов. А уж если будут все 500 тысяч, то супостаты снимутся с места и, как стая стерхов, улетят в офшорные края.

Неоправданные ожидания породили не основанные ни на чем требования. Кто-то выдумал, что именно на митинге народу должна была быть явлена истина, и какой-то Великий Алхимик должен произнести с трибуны программное заклинание, от которого сотряслись бы стены Кремля, а люди с просветленными лицами бросились бы кроить новую жизнь по предначертанным оппозицией лекалам. Мало того, что в это поверили оппозиционеры, так в это поверили еще и власти. В результате марши и митинги приобрели сакральное значение, из орнамента политической борьбы стали ее самоцелью.

В действительности все эти демонстрации являются не более чем одним из многих инструментов мобилизации ядра протестного движения и косвенным индикатором состояния общественных настроений. Никакой прямой угрозы власти марши и митинги никогда не представляли и не могут представлять по определению. Да хоть обходитесь! Даже если и полстраны выйдет потоптаться на улицу, само по себе это ничего не изменит. Важно не то, что происходит на митингах, а то, что происходит между ними. А между ними пока ничего не происходит, потому что вся энергия уходит на подготовку очередного митинга. Возникает замкнутый круг, разомкнуть который можно, сосредоточившись на рутинной, невидимой постороннему глазу организационной и политической работе впрок.

Есть время для наступления и время для накопления сил. Никто не бросает в бой раздетую и безоружную армию. В период политического затишья самой эффективной является «невидимая» работа: создание ячеек единомышленников, налаживание между ними связей, вдумчивая работа над идеологией движения и тому подобные вещи. Все это даст результат не сегодня, а завтра, когда политическая ситуация изменится. Но без этой кропотливой и малозаметной работы никакая будущая победа будет невозможна.

А митинги ругать не надо. Они ни в чем не виноваты. Они проходят ровно так, как должны проходить, и от них нельзя требовать того, чем они не могут быть по определению. Марш как градусник – это прибор для измерения общественной температуры, а не средство для лечения политического геморроя.