Преодолеть его при сохранении сырьевой модели экономики невозможно, можно только заретушировать.

Итак, выборы состоялись, Путин ожидаемо победил. Вопрос – какой курс он проложит для государственного корабля? Вопрос не праздный. Пока известно лишь, что председателем правительства все-таки будет Дмитрий Медведев (в чем многие выражали сомнение еще за пару недель до выборов). Какой будет российская политическая система после вступления Владимира Путина в должность на новый, на этот раз шестилетний, президентский срок?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно посмотреть на экономическую систему страны. Россия остается сырьевым государством и нет никаких оснований считать, что ситуация изменится. Во всяком случае, за 12 лет своего правления Владимир Путин не сделал ничего, чтобы слезть с «сырьевой иглы». «У, — скажут эстеты, — опять эти разговорчики про зависимость от нефти и газа. Надоело, давай что-нибудь посвежей». Но ничего посвежей не будет – ситуация-то не меняется. А значит, делая любые политические прогнозы, приходится исходить из сырьевой модели российской экономики.

Из мирового опыта известно, что страны, чья экономика ориентирована на экспорт нефти и газа, устойчиво воспроизводят авторитарные модели управления. Речь идет о королевствах и княжествах Персидского залива, Брунее, Экваториальной Гвинее и многих других государствах. Что и понятно. Переизбыток нефти дает правительству возможность подкупить граждан – деньги в обмен на свободу. Если государство сравнительно небольшое, как Кувейт или Бахрейн или даже Саудовская Аравия, высокий уровень жизни можно обеспечить всему населению страны. Тогда государство становится богатым, а его авторитарная верхушка – влиятельной в мировом масштабе, ибо большие деньги всегда оказывают серьезное влияние на политику даже такого серьезного мирового центра, как США.

Другое дело, если денег не хватает на всех. Тогда в нефтяном государстве происходит раскол на тех, кто устроился близ «трубы» и чей уровень жизни сопоставим с уровнем граждан развитых стран, и теми, кому не досталось нефтяного пирога. Этим людям приходится перебиваться с хлеба на квас и жить, как живут в странах третьего мира. Примером такого государства могут служить Венесуэла и Россия.

Да, у нас есть хорошо живущие крупные города, особенно мегаполисы – Москва и Петербург, и бедные «прочие». Выборы, кстати, хорошо показали раскол между ними. Москва голосовала за Прохорова, провинция – за Зюганова (речь идет о кандидатах, занявших вторые места). Конечно, власть весьма поспособствовала созданию этого раскола, построив на нем всю путинскую избирательную кампанию. Но он и впрямь проявился. Москва голосовала за Прохорова, несмотря на, мягко говоря, неоднозначный бэкграунд миллиардера, включающий в себя участие в приватизации и «Куршавель». Таким образом, Прохоров оказался главным официальным либералом России, заняв нишу, из которой оказался вытеснен Григорий Явлинский.

Итак, раскол есть. Москва имела глупость продемонстрировать его наличие, проголосовав за норильско-никелевого миллиардера. Бороться с расколом в рамках сырьевого государства нельзя. Для этого оно должно перестать быть сырьевым, провести индустриализацию, снизить зависимость от нефти и газа. Очень мало вероятно, что российское руководство на это способно. Во всяком случае, четыре года медведевского правления продемонстрировали, что модернизация осталась лишь пустыми разговорами. Учитывая, что члены тандема планируют всего лишь поменяться местами, вряд ли на этом направлении что-то изменится всерьез.

Раскол между богатыми и бедными в рамках сырьевого государства может быть только прикрыт. Есть два варианта. Первый – правая диктатура. В российских условиях – диктатура либералов. Грабеж, подавление бедных вооруженной рукой, тлеющая гражданская война. Так было в свое время в странах Латинской Америки. Однако данная модель неэффективна хотя бы потому, что выиграть гражданскую войну может не только правительство. А, например, и левые партизаны.

Гораздо выгоднее второй вариант. Это – раздача части нефтяных богатств бедным, сопровождаемая трескучей популистской риторикой. Именно такую модель правления демонстрирует Уго Чавес в современной Венесуэле. Казалось бы, кто больший антиамериканист, чем этот новый Фидель Кастро? При этом большая часть нефти, добываемой в его стране, идет на экспорт (сюрприз!) как раз в злокозненные Штаты. Чавес активно вооружается, финансирует Кастро, грозит Америке всякими бедами. И не обладает никаким реальным влиянием. Слишком сильно Венесуэла зависит от колебаний цен на нефть. Стоит им упасть, как в Венесуэле начинается экономический спад и Чавес резко снижает уровень антиамериканской риторики.

При этом буквально рядом в регионе поднимается новый индустриальный гигант – Бразилия, которая не утруждает себя борьбой с «проклятыми янки», а просто строит современную экономику и делает это столь успешно, что США начинают считаться с мнением Бразилии по доброй воле. Уж больно мощной экономической силой она становится.

Похоже, Россия в ходе третьего срока Путина пойдет по венесуэльскому пути. Этот путь включает в себя относительную демократию (например, прямые выборы губернаторов), сильную экономическую зависимость от стран Запада, прежде всего, США, наличие внутри страны прозападно-ориентированной группировки «либералов», строящей козни правительству (и вместе с тем поставляющей ему основные руководящие кадры), авторитарного правителя, опирающегося на мобилизованную с помощью лево-популисткой и антизападной риторики бедноту.

Как видим, за последние месяцы в России появились многие черты «венесуэлы». Конечно, российские власти никогда не пойдут против Запада всерьез, сколько бы официальные СМИ не писали об оппозиционных заговорах на деньги Госдепа. Но ведь и Уго Чавес не стремится реально бороться с американской гегемонией в Южной Америке. Он просто имитирует борьбу.

Сколь долго может существовать лево-популисткий режим, повышающий пенсии, жалование военным и раздающий «слонов» населению? Ответ – столь долго, сколь высоки цены на нефть. Любое их колебание вызовет неспособность выполнить социальные обязательства и откат к либеральной политике массового урезания расходов.

Так что модель, которая может возникнуть у нас в ближайшее время, может существовать неопределенно долго. Точнее, столько, сколько это понадобится Западу, держащему сейчас высокую цену на нефть.

Проблема только в том, что подобный режим плохо сочетается с наличием высокотехнологичного ВПК, который все еще кует ракетный щит России, обеспечивающий стране безопасность. Главный вопрос, таким образом, состоит в том, сумеют ли Путин и его окружение сохранить советское наследство. Если сумеют – будет что предъявить Западу в случае, если последний решит сместить нынешнее российское правительство по сценарию «арабской весны». Не сумеют – будущее режима, а вместе с ним и государства, печально.

Потому что сколь долго не сидел во главе государства Чавес или Каддафи, конец рано или поздно приходит. Правление лево-популистского лидера заканчивается революцией, ибо по своей природе такой режим неустойчив.

Россия, воспроизводя этот тип руководства государством, рискует очень многим. Прежде всего, самим своим историческим существованием.