Судьбы мощей русских святых в первые годы советской власти

На начальном этапе религиозной политики советской власти важное место занимала организованная в 1918 – 1920 гг. кампания по вскрытию святых мощей, на протяжении десятков и сотен лет хранившихся в православных церквах и монастырях. Осуществленная VIII отделом Народного комиссариата юстиции (далее – НКЮ) РСФСР в ходе проведения в жизнь декрета советской власти от 23 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», это была одна из наиболее крупных антирелигиозных кампаний за всю историю государственно-церковных отношений советского периода. Не случайно один из первых ударов, нанесенных советской властью по Русской Православной Церкви, был направлен против священных останков ее святых.

Дни обретения и перенесения мощей Церковь отмечает как особые праздники. Однако нетленность тел «почивших святых людей» не является главным или даже обязательным атрибутом почитаемых мощей. В православном катехизисе содержится следующее разъяснение: «Тела некоторых усопших святых сохраняются в сравнительной или даже полной целостности. Но почитаются они отнюдь не за их далеко не всегда бывшую нетленность, а за то, что по причине святости почивших тел их и по смерти являются хранителями Божественной благодати, силою которой подаются верующим дары исцелений и другие духовные дарования».

Во вселенском православии почитаемы также костные останки святых. Согласно традиции, принятой в монастырях Афонской горы, к мощам можно относить и выкопанные из земли по прошествии трех лет после погребения чистые от истлевшей на них плоти костные останки подвижников.

Все эти обстоятельства, важные для церковного почитания мощей, не учли организаторы антирелигиозной кампании, поскольку исходили из того, что осмотр содержимого рак выявит тленность останков святых и, тем самым, «разоблачит перед массами вековой обман церковниками трудового народа».

По мнению церковных историков, целью кампании по вскрытию мощей была ликвидация одних из самых почитаемых православных реликвий русских святых, у огня которых, по словам религиозного мыслителя и историка, известного публициста русского зарубежья Г. П. Федотова, вся Русь зажигала свои лампадки.

Высшим толчком для начала кампании по вскрытию святых мощей было известие, переданное советской и коммунистической печатью во все, даже отдаленные районы Советской России о том, что 22 октября 1918 г. при приеме на учет богослужебного имущества Александро-Свирского монастыря Олонецкой губернии «в литой раке, весящей более 20 пудов серебра, вместо нетленных мощей Александра Свирского была обнаружена восковая кукла».

Советская пресса умолчала о том, что мнения участников вскрытия разделились: настоятель монастыря архимандрит Евгений, расстрелянный через несколько дней после вскрытия ослепленными классовой ненавистью реквизиторами, свидетельствовал, что видел в раке мощи святого, а представитель ВЧК А. Вагнер утверждал, что видел куклу. Важно отметить и то, что святые мощи были вскрыты против желания монахов и верующих.

Как отклик широких слоев народа на это событие стремилась представить редакция антирелигиозного журнала «Революция и церковь» публиковавшиеся на его страницах письма и обращения граждан, резолюции различных собраний трудящихся с требованиями осмотра содержимого рак и в других монастырях. Но российская глубинка весьма слабо откликалась в нужном для новой власти направлении на известия о вскрытых мощах. Для показа возмущения «эксплуатируемого церковниками крестьянства» редакция вынуждена была в постоянном отделе «Пробудившаяся деревня» помещать обращения красноармейцев различных полков и даже напечатать «резолюцию общего собрания пожарных 3-й Заволжской части г. Твери».

В чем же состояли подлинные причины той волны разоблачительства, которая захлестнула советские журналы и газеты, кинувшиеся наперебой освещать «обманы церкви»? Конец 1918 года — 1919 год — это время начала попыток планомерного наступления на религию и Церковь со стороны партийных и государственных органов, в отличие от «кавалерийских атак» в 1917–1918 гг.

Организующее значение для этого наступления имели решения и установки VIII съезда РКП(б), состоявшегося в марте 1919 г. В принятой на съезде партийной программе по предложению П.А. Красикова, руководившего осуществлением религиозной политики советской власти, была поставлена задача по проведению на общегосударственном уровне мер, ведущих к «полному отмиранию религиозных предрассудков и церкви».

Еще с конца 1918 г. ряд большевистских идеологов (Н. И. Бухарин, Е. А. Преображенский и др.) призывали в условиях разгоравшейся гражданской войны усилить наступление на «религиозное мракобесие» для скорейшей победы «над темнотой масс». Многие партийные теоретики считали, что религия будет сравнительно быстро «сдавать позиции», так как «существует лишь в головах и не имеет корней в сердцах, чувствах и образе жизни людей».

Поэтому выдвигалась задача не только «разоблачить контрреволюционную сущность православной церкви», но и вызвать в народе недоверие к ее сакральной жизни: показать верующим лживость и обман церковного учения, канонов и богослужебной практики, а самих священнослужителей представить как лжецов, ловкачей и шарлатанов. С этой целью в массовом порядке проводились вечера «разоблачения православных чудес», лекции «о церковниках-обманщиках», где с помощью всякого рода химических опытов показывали, как «обновляется икона», почему «плачут святые» и т.д. Центральное место среди подобного рода разоблачительных мероприятий заняли вскрытия мощей в православных церквах и монастырях.

Идея вскрытия мощей особенно захватила руководителя VIII отдела Наркомюста П.А. Красикова, считавшего, что эту кампанию следует осуществить, не останавливаясь перед применением силы. С подачи П.А. Красикова этой темой заинтересовался В.И. Ленин. 17 марта 1919 г. по докладу руководителя VIII отдела НКЮ он написал записку народному комиссару юстиции Д.И. Курскому с предложением вскрыть при свидетелях мощи, хранившиеся в Чудовом монастыре Московского Кремля.

12 апреля 1919 г. во время заседания Совнаркома получив от П.А. Красикова сообщение о том, что при вскрытии мощей Сергия Радонежского в Троице-Сергиевой лавре в присутствии представителей населения была снята кинолента, В.И. Ленин написал следующее поручение секретарю: «Надо проследить и проверить, чтобы поскорее показали это кино по всей России».

В. Д.Бонч-Бруевич, в тот период занимавший должность управляющего делами Совнаркома, вспоминал, что В.И. Ленин неоднократно говорил: «Показать, какие именно были “святости” в этих богатых раках и к чему так много веков с благоговением относился народ, этого одного достаточно, чтобы оттолкнуть от религии сотни тысяч людей».

Кампания по вскрытию мощей преследовала не только пропагандистские цели. Лишение Церкви материальных доходов являлось особо важной задачей атеистической власти, исходившей из марксистского положения о религии как о надстройке над материальным базисом.

В соответствии с этой догмой был составлен ленинский декрет от 23 января 1918 г., отнявший у Церкви не только все имущество и банковские вклады, но и право приобретать имущество. Антирелигиозники рассматривали святые мощи как «средство извлечения монастырями и храмами огромных доходов».

Поэтому «разоблачение мошеннических проделок церковников с мощами», по замыслу организаторов кампании, должно было привести к дальнейшему подрыву материального положения Церкви.

Проведение кампании по вскрытию мощей возлагалось на VIII отдел НКЮ, направлявший деятельность «местных расширенных комиссий по отделению церкви от государства». В состав таких комиссий обязательно входили сотрудники ВЧК. По вопросам организации вскрытия мощей VIII отдел издал ряд постановлений и «принципиальных разъяснений», большинство из которых было опубликовано в журнале «Революция и церковь».

«Идя навстречу почину и настойчивым требованиям трудящихся», 16 февраля 1919 г. коллегия Народного комиссариата юстиции приняла первое постановление об организованном вскрытии мощей, которое предусматривало «порядок их инспекции и конфискации государственными органами».

Вслед за постановлением НКЮ о мощах был издан специальный декрет Советской власти о допустимости и даже предпочтительности кремации покойников, подписанный лично В. И. Лениным. В это же время Л. Д. Троцкий опубликовал статью, в которой предлагал лидерам революции подать пример и завещать сжечь свои трупы.

Был объявлен конкурс на проект первого в республике крематория. Лозунг конкурса: «Крематорий – кафедра безбожия».

Большевистские вожди исходили из того, что традиционный обряд похорон, принятый у русского народа, связан с культовыми действиями Православной церкви.

Согласно постановлению НКЮ от 16 февраля 1919 г., само вскрытие, т.е. снятие с мощей церковных облачений и т. п., должны были производить священнослужители в обязательном присутствии представителей местных органов советской власти, ВЧК и медицинских экспертов. После оформления протокола вскрытия мощей, подписанного священнослужителями и медицинскими экспертами, к осмотру мощей рекомендовалось привлекать «самые широкие массы».

При самом же вскрытии «широкие массы» присутствовали в немногих случаях — в 8 из 54, по подсчетам В. Степанова (Русака).

Следует подчеркнуть, что разгар проведения «мощейной эпопеи» — так кампания нередко называлась в документах НКЮ — приходился на первые три месяца, последовавшие за постановлением Народного комиссариата юстиции от 16 февраля 1919 г. Так, в феврале 1919 г. было произведено 26 вскрытий мощей, в марте — 8, в апреле — 13, что в совокупности составляет почти три четверти от всех произведенных вскрытий. Всего же за весь период кампании – с 23 октября 1918 г. по 1 декабря 1920 г. – по нашим подсчетам, было 66 вскрытий святых мощей.

29 июля 1920 г. Совнарком обсудил вопрос и утвердил решение «О результате вскрытия мощей», в котором обобщил эту работу, проведенную в 1918 — первой половине 1920 гг., и наметил активизировать ее дальше. 20 июля СНК принял постановление «О ликвидации мощей во всероссийском масштабе». В этом документе была сформулирована пропагандистская цель «мощейной эпопеи» — «полностью ликвидировать варварский пережиток старины, каким является культ мертвых тел», т.е. речь шла об уничтожении почитания святых мощей среди православного населения советской России.

Выполнить такую задачу только посредством вскрытия мощей было невозможно. По мере развертывания кампании нарастал поток многочисленных жалоб верующих в центральные органы власти — СНК и ВЦИК — на оскорбление их религиозных чувств, а на местах, в тех случаях, когда вскрытые раки оставляли в храмах и монастырях и доступ населения к ним был открыт, продолжалось почитание святых мощей: при большом стечении народа служились акафисты, молебны и т.п.

Поэтому с лета 1920 г., как это было показано выше, основное внимание в кампании центральная власть обращала на необходимость конфискации у Церкви святых мощей. 25 августа народный комиссар юстиции Д.И. Курский подписал в связи с этим специальное постановление, в котором предлагал исполкомам местных советов «последовательно и планомерно проводить полную ликвидацию мощей, избегая при этом всякой нерешительности и половинчатости». «Ликвидация названного культа мертвых тел, кукол и т.п., — указывалось в постановлении, — осуществляется путем передачи их в музеи».

Постановления о ликвидации мощей, принятые в июле и августе 1920 г. Совнаркомом и Наркомюстом, дали толчок новому всплеску угасавшей кампании — в сентябре были произведены три вскрытия мощей.

Конфискация у Церкви святых мощей грозила затруднить ее богослужебную деятельность. Со времен первого Карфагенского собора (около 220 г.), определившего, что ни один храм не может строиться иначе, как на мощах мучеников, до настоящего времени каждый православный храм имеет частичку мощей какого-нибудь святого. Частичка эта зашивается в антиминс — особый плат, без которого нельзя совершать божественной литургии.

Это обстоятельство позволяет лучше уяснить позицию патриарха Тихона, который в письме к председателю ВЦИК М. И. Калинину от 9 августа 1920 г. оценил кампанию по вскрытию мощей как неприкрытое вмешательство государства во внутренние дела Церкви, непосредственно относящиеся к области культа. «Мощи, канонизация, восковые свечи — все это предметы культа.., при таких условиях гонения на мощи являются актом, явно незаконным с точки зрения советского законодательства», — писал патриарх Тихон. На письме патриарха осталась короткая резолюция: «Оставить без последствий».

В некоторых инструкциях VIII отдел НКЮ декларативно призывал на местах установить организованный порядок вскрытий, гарантирующий соблюдение известного такта по отношению к религиозным чувствам сторонников православной религии: «…вскрытие производить отнюдь не во время богослужения», привлекать к участию в осмотре мощей самые широкие массы и т. д.

Однако, в ходе кампании были многочисленные случаи насилий над духовенством, оскорблений религиозных чувств верующих и нарушений местными властями даже указаний, исходивших из центра.

Факты злоупотреблений не мог скрыть эксперт VIII отдела НКЮ М. В. Галкин, который готовил для журнала «Революция и церковь» материалы с мест о вскрытии мощей. Этого бывшего петроградского священника Спасо-Колтовской церкви, выступавшего в печати с неистовыми богоборческими статьями под псевдонимом «М. Горев», никак нельзя заподозрить в сочувственном отношении к православному духовенству и верующим. В городе Задонске Воронежской губернии духовенство согласилось на вскрытие мощей Тихона Задонского лишь под сильным нажимом — «категорическим предложением председателя чрезвычайкома», а осмотр проводился 28 января 1919 г. без предписанного центром медицинского освидетельствования.

Часть духовенства, участвовавшего в осмотре мощей, была репрессирована. Так, архиепископ Тихон (Никаноров) Воронежский, резко осуждавший государственные органы за вмешательство в сугубо внутренние дела Церкви, в ее каноны и богослужебную практику, был повешен на царских вратах в одном из храмов Митрофаниевского монастыря.

Наиболее трудно осуществимой в ходе кампании оказалась задача ликвидации мощей. В апреле 1919 г. Вельский исполком Вологодской губернии постановил увезти вскрытые 7 марта мощи Прокопия Устьянского в Вологду. Однако, как докладывал отдел юстиции Вологодского губисполкома ликвидационному отделу Наркомюста, «при исполнении этого постановления населением было оказано сопротивление, выразившееся в избиении коммунистов, в самочинном выпуске арестованных и в разнообразных угрозах волостному исполкому с требованием, между прочим, отмены чрезвычайного налога». К бунтовавшим послали усмиривший их военный отряд, но мощи оставили на месте.

Драматические события произошли в другом уезде Вологодской губернии — Тотемском. Согласно рапорту правящего архиерея Вологодской епархии патриарху Тихону от 6 июня (24 мая) 1919 г., «в праздник Вознесения Господня под давлением 5 тысяч богомольцев игумен Тотемского Спасо-Преображенского монастыря Кирилл облачил обнаженные по распоряжению советской власти святые мощи преподобного Феодосия Тотемского, совершил с сими мощами крестный ход вокруг монастырских храмов и отслужил пред ними молебен о ниспослании дождя». После того, как участвовавшие в этот молебне священнослужители (игумен Кирилл, три иеромонаха, два иеродиакона и два монаха) были арестованы, епископ Вологодский и Тотемский Александр (Трапицын) обратился к председателю губернского исполкома «с просьбой принять срочные и решительные меры к скорейшему освобождению ни в чем неповинных людей, действовавших под давлением народной толпы, недовольной глубоко оскорбительным положением честных останков угодника Божия, усердно чтимого всем местным населением».

Летом 1919 г. вследствие все увеличивавшегося паломничества к этим мощам губисполком постановил перевезти их в Вологду. Помещенные в городском музее церковной старины, мощи Феодосия Тотемского продолжали привлекать к себе верующих, которые даже пытались ставить свечки у гроба преподобного. В мае 1920 г. собрание православных приходов добилось от властей помещения останков Феодосия в одном из городских храмов.

Весьма примечательна судьба мощей преподобного Нила Сорского, который на смертном одре завещал своим ученикам бросить его тело в чаще леса на растерзание зверям и хищным птицам, так как, по его словам, много грешил перед Богом и недостоин погребения. «Если же вы не хотите этого сделать, то выкопайте на месте, где я живу, яму и положите в нее без всяких почестей».

Спустя полстолетия после преставления старца Иван Грозный повелел построить над его могилой каменную часовню, однако вскоре буря разрушила эту часовню до основания. Так небесные стихии исполнили желание святого.

Следует особо подчеркнуть, что пребывающие «под спудом» мощи преподобного Нила Сорского избежали той печальной участи, которая постигла мощи многих русских святых в описываемой антицерковной кампании. Характерно, что в аналогичных случаях властей не останавливало то обстоятельство, что останки того или иного святого пребывают в земле под «спудом». Так, при вскрытии мощей преподобного Макария в Белевской Жабынской пустыни в Тульской губернии комиссия старательно искала останки святого в земле под ракой.

Прекращение властями доступа к мощам наиболее почитаемых русских святых — Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Тихона Задонского — и конфискация их «для последующей передачи в музеи» взволновала тысячи верующих. Писем, телеграмм, устных обращений граждан в СНК и ВЦИК против такого решения вопроса о судьбе мощей было так много, что власти в некоторых случаях проявили несвойственную им нерешительность. Долгое время – с 11 апреля 1919 г. по 2 сентября 1920 г. – Совнарком колебался между двумя противоположными решениями о мощах Сергия Радонежского: оставить их Церкви или поместить в музей.

Такая нерешительность носила временный, выжидательный характер: мощи были реквизированы у Церкви.

Дальнейшая судьба останков русских святых, оказавшихся в распоряжении богоборческой власти, сложилась таким образом, что некоторые из них (мощи святителя Иоасафа Белгородского, Серафима Саровского, виленских угодников Антония, Иоанна и Евстафия, епископа Иннокентия Красноярского и др.) были помещены на «показательной выставке по социальной медицине», открывшейся в 1920 г. в Москве в музее Народного комиссариата здравоохранения.

Значительная часть их находилась в 1920-е годы в антирелигиозных музеях различных городов РСФСР. После закрытия таких музеев в годы Великой Отечественной войны мощи были переданы в Ленинград, в музей истории религии и атеизма. В короткий период потепления государственно-церковных отношений в конце 1940-х годов несколько святых мощей (митрополита Алексия и Тихона Задонского) были возвращены Церкви. Сохранившиеся святыни государственные органы стали возвращать Церкви в связи с празднованием 1000-летия Крещения Руси. Одними из первых были возвращены мощи святого благоверного князя Александра Невского, которые 3 июня 1989 г. были торжественно перевезены из музея религии и атеизма в Троицкий собор Александро-Невской Лавры. Процесс нового обретения Церковью святых мощей продолжается.

От начала и до конца кампании ее освещала советская и партийная пресса, которая со смакованием сообщала о выявленных в ходе «мощейной эпопеи» «мошеннических проделках и фальсификации церковниками нетленных мощей». В печати появились сообщения о том, что во вскрытой раке Артёмия Веркольского в Великом Устюге «не оказалось и признака тела и костей», в то время как в раке Ефрема Новоторжского в Торжке находились «шесть лишних костей». В ряде случаев в раках святых были обнаружены предметы, не имевшие отношения ни к личности подвижников, ни к их почитанию (например, «банка фиксатуры фирмы “Брокар”» — в раке Павла Обнорского в Ярославской губернии, «булавка, гвозди и гайки» — в раке Макария Калязинского в Тверской губернии). Эти и подобного рода сведения содержала «сводка вскрытий “мощей”, произведенных по почину трудящихся в пределах советской России в 1918, 1919 и 1920 гг.», опубликованная в журнале «Революция и церковь».

Сводку с указанием дат и результатов осмотра мощей составил член редакции М. В. Галкин (М. Горев) на основании протоколов вскрытий, значительная часть которых была помещена ранее в этом же журнале. Некоторые из неопубликованных в начале 1920-х годов протоколов вскрытий увидели свет в сборнике материалов «О святых мощах».

Изучение сводки и сравнение ее с протоколами, в которых содержатся подробные акты вскрытий, подписанные присутствовавшими представителями местных органов Советской власти, духовенства, медицинскими экспертами, позволяет сделать вывод о том, что некоторые сведения о результатах осмотра мощей М. В. Галкин (М. Горев) в этой сводке исказил. Например, согласно протоколу вскрытия мощей Сергия Радонежского в Троице-Сергиевой лавре 11 апреля 1919 г., в раке находились костные останки 500-летней давности.

В сводке же сообщалось о наличии в раке «изъеденных молью тряпок, ваты.., массы мертвой моли, бабочек, личинок».

Неудивительно, что официальная печать на основании таких «актов» писала о том, что «в ковчежце лишь гниль да труха».

Таким образом, подлинность тех результатов осмотра рак в 1918–1920 гг., о которых в то время писала советская и коммунистическая пресса, требует специального исследования.

Результаты осмотра некоторых мощей потребовали особого подхода к их оценке в ходе антирелигиозной агитации и пропаганды. Один из таких случаев описан в помещенном в газете «Курская правда» отчете о вскрытии мощей Иоасафа Белгородского 1 декабря 1920 г. «Присутствующая публика была поражена высокой степенью сохранности тела, пролежавшего в гробе 166 лет. Людям казалось, что это результат искусственной мумификации, и они просили врача разрезать живот, чтобы убедиться в его содержимом. Хирург произвел разрез и вынул часть кишок, совершенно высохших, что доказывает естественность процесса мумификации».

Такое, по церковной оценке, «прославление мощей святого нетлением» было не единственным в «мощейной эпопее». Поэтому большое внимание в официальной печати того времени уделялось «естественнонаучному объяснению случаев нетления». В журнале «Революция и церковь» была опубликована целая подборка материалов под заголовком: «Данные науки о мумификации трупов».

Систематизируя результаты вскрытий, известный судебно-медицинский эксперт профессор Семеновский писал: «В подавляющем большинстве случаев (36) от трупов остались только черепа и крупные трубчатые кости, как вообще наиболее противостойкие гнилостному разрушению… В 12 случаях при вскрытии мощей обнаружены более или менее хорошо сохранившиеся мумифицированные трупы».

Примечательно, что данные таблицы Семеновского о результатах вскрытий в ряде случаев расходятся с упомянутой выше сводкой осмотра мощей, составленной экспертом VIII отдела НКЮ М. В. Галкиным. Например, если, согласно сводке VIII отдела, вскрытые в Новгородской губернии 3 апреля 1919 г. мощи епископа Никиты представляли собой «полуразрушенный костяк», то по данным Семеновского это — «мумифицированный труп».

Искаженные результаты осмотра мощей использовались воинствующими безбожниками в различных антирелигиозных кампаниях: в «мощейной эпопее» 1918 – 1920 гг., в наступлении на Церковь в конце 1920-х – 1930-х гг., проходившем под лозунгом: «Борьба против религии – борьба за социализм», в период хрущевских гонений в конце 1950-х – начале 1960-х гг. Написанные еще в 1920-х годах на основе материалов вскрытия мощей «разоблачительные» опусы антирелигиозников издавались и переиздавались, составив вместе с более поздними сочинениями целую библиотеку «антимощейной» литературы.

В пропагандистской кампании, сопровождавшей «мощейную эпопею», искажались не только результаты осмотра мощей, но и история России. Официальная печать стала шельмовать в первую очередь тех исторических деятелей Российского государства, мощи которых как канонизированных Православной Церковью святых сохранялись в храмах и монастырях. Видный ученый и богослов священник П. А. Флоренский в статьях «Троице-Сергиева лавра и Россия», «Храмовое действо как синтез искусств», написанных в разгар кампании по вскрытию мощей, аргументировано и дипломатично возражал против такого огульного подхода к отечественной истории и ее деятелям.

Своеобразным ответом на эти публикации явился хулигански-разнузданный опус М. В. Галкина (М. Горева) «Троицкая лавра и Сергий Радонежский», помещенный сначала в журнале «Революция и церковь», а затем выпущенный отдельным изданием.

В этом пасквиле очернялись прошлое Троице-Сергиева монастыря и его основатель. После обращения митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина (Казанского) в апреле 1919 г. к председателю Петроградского Совета Г. Е. Зиновьеву с письмом, в котором выражалась надежда, что «мощи святого благоверного князя Александра Невского не будут потревожены», в журнале «Революция и церковь» была опубликована статья П. А. Красикова со злобными выпадами против владыки Вениамина и… защитника Русской земли князя Александра Ярославича.

15 сентябре 1919 г. владыка второй раз обратился с письмом к Г. Е. Зиновьеву. «Вскрытие заколоченного гроба святого князя нового ничего не обнаружит, — писал митрополит Вениамин, — но только больно повлияет на верующие души… Желая успокоить верующих и выяснить положение вопроса о вскрытии раки благоверного князя, обращаюсь к Вам, гражданин Зиновьев, как стоящему во главе петроградского правительства, с просьбой от лица многих тысяч верующих, в числе которых немало рабочих и крестьян, приведенной в начале резолюции (имеется в виду резолюция Петросовета о вскрытии мощей князя – А. К.) не придавать значения и не приводить ее в исполнение и этим дать мне возможность успокоить многие тысячи взволнованных людей. Доброжелательная церковная политика петроградского правительства дает мне уверенность надеяться, что настоящая просьба многих граждан будет услышана и исполнена, их религиозная свобода не будет ограничена и стеснена».

Тактичной и выдержанной дипломатией митрополиту удалось в то время уберечь от поругания мощи Александра Невского. За всю «мощейную эпопею» это был единственный случай, когда власти вняли увещаниям со стороны Церкви. Серебряная рака князя Александра Ярославича была вскрыта и вывезена из Троицкого собора Александро-Невской Лавры в Эрмитаж лишь 12 мая 1922 г. в разгар кампании по изъятию церковных ценностей в связи с голодом в Поволжье.

«Мощейная эпопея» явилась поводом, как в то время писала официальная печать, для «полной ликвидации очагов культа мумифицированных тел». Вскрытие мощей сопровождалось, как правило, закрытием тех монастырей, где они покоились — «в целях искоренения этого варварского пережитка». Журнал «Революция и церковь» регулярно публиковал сводки о закрываемых «черных гнездах», т. е. православных монастырях.

Всего же в результате проведенной, согласно декрету «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», национализации церковного и монастырского имущества, а также кампании по вскрытию мощей уже к концу 1920 г. были ликвидированы 673 монастыря, т. е. более половины из существовавших в России до 1917 г.

В это число вошли древние обители, бывшие центрами культуры и духовного просвещения на Руси, например, Троице-Сергиева лавра и Оптина пустынь. Чтобы успокоить волновавшихся верующих, в храмах этих известных во всем православном мире монастырей некоторое время после изгнания монахов разрешалось служить белому духовенству. В малобратных и менее известных обителях местные власти, организовав вскрытие мощей, нередко цинично объявляли монастырь «самоупраздненным». Например, так было в случае с закрытием в марте 1919 г. небольшой Белевской Жабынской пустыни в Тульской губернии.

Ранее уже отмечалось, что верующие оказали поддержку обиженной и гонимой Церкви в мирных, вполне лояльных по отношению к политическому режиму формах. Антисоветских выступлений в связи с «мощейной эпопеей» не было. Как подчеркивалось в отчете VIII отдела НКЮ Всероссийскому съезду Советов, «осмотр мощей по городам советской России был произведен без каких-либо эксцессов и волнений на этой почве».

Несмотря на это, государственные органы власти в связи с результатами осмотра мощей провели над духовенством несколько судебных процессов, носивших откровенно антицерковный пропагандистский характер.

Судебные органы использовали пункт 3 постановления Наркомюста от 25 августа 1920 г. «О мощах», гласивший о том, что «во всех случаях обнаружения шарлатанства, фокусничества, фальсификации и иных уголовных деяний, направленных к эксплуатации темноты… со стороны отдельных служителей культа…, отделы юстиции возбуждают судебное преследование против всех виновных лиц, причем ведение следствия поручается следователям по важнейшим делам при отделах юстиции…».

Тогда же были сфабрикованы так называемое «дело новгородского духовенства по обвинению в обмане в связи с освидетельствованием в апреле 1919 г. мощей в Софийском соборе» и «дело иеромонаха Московского Донского монастыря Досифея и др. в связи со вскрытием мощей виленских угодников».

Судебное расследование последнего из этих дел показало, что «мощи так называемых виленских угодников Иоанна, Антония и Евстафия, пересланные гражданином Белавиным (в монашестве патриархом Тихоном) из Вильно в Москву при царизме, представляют собой мумифицированные трупы, в чем ныне может удостовериться всякий, осмотрев эти мумии в музее народного комиссариата здравоохранения».

Таким образом, основное обвинение, предъявленное духовенству в этих процессах, заключалось «в использовании культа мумифицированных трупов в многовековом обмане церковными организациями и отдельными их представителями широких трудящихся масс». Иными словами, священнослужителей судили за хранение и почитание святых мощей.

Голод в Поволжье и насильственное изъятие церковных ценностей окончательно отодвинули на задний план религиозной политики Советской власти первую и, как представлялось коммунистическим лидерам, успешную кампанию против религии и Православной Церкви. Произведенные в новых условиях немногочисленные отдельные вскрытия мощей уже не сопровождались такой пропагандистской кампанией, как раньше.

Многие приемы проведения «мощейной эпопеи» — вмешательство государственных органов во внутреннюю, сакральную жизнь Церкви, измышления и клевета на нее в антирелигиозной пропаганде и агитации, насилия над духовенством и сфабрикованные судебные процессы над его представителями — были широко использованы Советской властью позднее, в ходе грандиозной по размаху и последствиям антирелигиозной кампании по изъятию церковных ценностей в связи с голодом в Поволжье.

Таким образом, вскрытие мощей в 1918 – 1920 гг. можно рассматривать как своеобразный пролог антирелигиозной кампании 1922 г., имевший целью, терроризировав Церковь, сломить в первую очередь ее духовное сопротивление и, расколов ее, подорвать влияние на народ.