Президентом можно быть в разных смыслах слова. В узком и широком. И, в отличие от Нового Завета, непонятно, какой из двух путей труднее.

Чтобы быть президентом в узком смысле слова, достаточно ведь, чтобы охрана тебя признавала и пропускала в президентский кабинет. Меня вот, например, не пустит, а Медведева пока пускает, и Путина пустит и не спросит: «Вы к кому?». Ходишь на работу в президентский кабинет — вот уже и президент. Можно даже и совсем без выборов. Так многие в мире и делают.

А когда ты ходишь на работу в президентский кабинет — у тебя и вертушка, и гербовая печать, и зарплатные ведомости администрации, и зам. по кадровым вопросам. Значит, уже и личный состав администрации президента тебя, а не кого-то другого, будет признавать главой государства: шофер, и завхоз, и глава пресс-службы — все. Шофер подкатывает утром к подъезду, завхоз выдает скрепки, сколько попросишь, глава пресс-службы приносит папочки с любыми новостями.

Человека, который сидит в кабинете президента с вертушкой и за которым, по традиции, два капитана ВМФ носят ядерный чемоданчик, волей-неволей признает и армия. Ну, большая ее часть. И, поскольку в этот кабинет, кто бы там ни сидел, носят доклады внутренняя и внешняя разведка, то у этого человека может сложиться впечатление, что у него всё под контролем. Дальше — больше: раз он назначает премьера и правительство и — пока еще — местное начальство, ему может показаться, что он управляет и всей страной — как в целом, так и в частностях, как в центре, так и на местах.

А на самом деле — нет. На местах, может быть, да, а вот с центром как-то не очень, а значит, и с целым тоже, а значит — и с частностями.

На самом деле, он — президент в узком смысле. Президент своих непосредственных подчиненных. Президент государственной бюрократии. И, конечно, президент своей группы поддержки. Вольно же барину Троекурову быть президентом собственных холопов. Вот попробовал бы он быть президентом крестьян соседа своего — помещика Дубровского.

А ведь это и значит быть президентом в широком смысле слова. Чтобы быть президентом России в этом смысле, нужно, чтобы тебя признавала вся страна. А с этим у Путина проблемы.

ПРИЗНАНИЕ МЕНЬШИНСТВОМ

Проблем, собственно, две: непризнание меньшинством и непризнание столицей, из которой придется править.

Признание бюрократией и признание страной — это разные вещи. Признание бюрократией — очень важная штука, без него глава страны не сможет управлять, он вроде самозванца в своем кабинете с солидно блестящей табличкой и двумя капитанами.

Но признание страной еще важнее. Бюрократию можно кое-как заменить, а страну — нет. Бюрократия может подчиниться давлению страны и начать выполнять распоряжения нелюбимого президента, а общество, если бюрократия ей кого-то навязывает, в лучшем случае может абстрагироваться и уйти в частную жизнь, в худшем — взбунтоваться. Не бойся, Маша, я — Дубровский.

«Оппозиция всегда недовольна и всегда не признает итоги выборов», — часто повторяет Путин, и это, конечно, неправда. В нормальной ситуации оппозиция хоть и недовольна, но итоги как раз таки признает. Маккейн со своей анекдотической Сарой были недовольны, но признали, и оставшийся один Качиньский признал Туска, несмотря на форс-мажор под Смоленском, и даже Гор, набравший большинство голосов в целом по стране, уступил Бушу, въехавшему в заветный кабинет благодаря извивам американского федерализма. Этот случай Путин любит приводить как пример скандального несовершенства западной демократии. Но это он не признает неправильной победы Буша, а Гор-то признал.

Когда проигравшие не признают проигрыша, то и выигравший всё равно что не выигрывал. Человек, который опирается только на большинство, без признания меньшинства — это еще не президент страны.

ПОСЛЕДНИЙ ШАНС

Как же не президент, когда вон сколько за — целых 64%. Да, кроме того, что он — президент бюрократии (охраны, шофера и двух капитанов), он президент своего большинства.

Но это большинство рассеяно где-то там, по деревням, городкам, по поселкам городского типа, по воинским частям, по национальным окраинам, по общагам, по предприятиям непрерывного цикла. А в столице, откуда ему придется править страной, у него вовсе не большинство, да и в других крупных городах — центрах деловой экономической жизни, судя по всему, тоже. Цифры могут этого не показывать, но ведь у нас цифрам не верят. Люди верят своим впечатлениям, своим ощущениям, друзьям, знакомым, родственникам и (в Москве и прочих мегаполисах) чувствуют себя обманутым, недосчитанным большинством.

Кроме того и без мегаполисов видно, что в центре России дело для него обстоит хуже, чем на национальных окраинах. Странно, правда, что и.о., который в первый раз попал в тот самый кабинет как защитник России и Москвы от взбунтовавшихся окраин, теперь попадает в него благодаря тем самым окраинам. И даже защищает себя с их помощью в Москве от москвичей.

А ведь была у него возможность получить настоящее, честное большинство и в центре России, и в самой Москве. Это если бы он пошел на второй тур. Но к череде ошибок, о которых я писал здесь, система прибавила еще одну: выжала победу в первом туре и вместе с этим упустила шанс покорить столицы и добиться гораздо более высокой и концентрированной легитимности, а не жидкой и рассеянной везде помаленьку.

Ведь это неправда, что Путин проиграл бы любому кандидату во втором туре. У большинства не повернулась бы рука проголосовать, допустим, за Зюганова с его священным чайником. Даже если Путин по опросам побеждал в первом туре, в его интересах было придумать второй. Все-таки было бы у общества чувство, что не просто шаг назад, а пусть два назад, зато один вперед. Но бюрократия в очередной раз предпочла покой внутри себя стабильности в стране.

ЧУЖОЙ В СТОЛИЦЕ

Ну и что в итоге? Да, где-то по стране у него большинство. Не стоит думать, что вся страна проснулась вместе с нами и превратилась в рассерженных горожан. Там есть и совсем не горожане, и не очень рассерженные. Россия — страна большая и разноскоростная: много ли рассерженных горожан было в Москве в 2008 году, после выхода России в полуфинал чемпионата Европы?

По стране у него большинство. Но меньшинство не признает его победы, и это меньшинство — большинство в столице. А, может быть, и в еще нескольких ключевых городах. За малиновой далью на далекой лесной стороне спит любимая в маленькой спальне. А жить-то придется здесь, с нелюбимой.

В результате бессмысленной победы в первом туре мы получили очень шаткую ситуацию, когда президент правит в общем равнодушной и местами глухо недовольной страной из активно недовольной, не признающей его столицы.

И вот он начнет ездить на работу, потому что у него, вернее, у его зама, с прошлых сроков остались ключи от кабинета и пропуск, его узнает охрана, в коридорах с ним здоровается завхоз, пресс-секретарь и другие сотрудники администрации. Но каждый день он едет туда, в те помещения, где его считают президентом, по не признающей его столице, возвращается по ней домой, приглашает в нее зарубежных руководителей — большая часть которых тоже не признают его прав на эту столицу. Смотрит на этот враждебный город в окно машины и кабинета, пытается проникнуть в него речами через телевизоры, но их уже давно не слышат: за 12 лет они слились в общий фон с бормотанием диктора и рекламой.

В этом городе, он по-настоящему — президент мэра (собственноручно назначенного бывшего подчиненного), собственных охранников, своего шофера, своих секретарш, своей пресс-службы, директоров пары телеканалов и двух капитанов, разумеется.

Кому нужен такой Рим? Император Константин, чтобы не мучиться, перенес столицу от греха и Рима подальше, в заштатный городок Византий, переименованный по такому случаю Константинополь. Вот не зря же власти придумали год назад в стороне от нынешней новую Москву.