Как же они все надоели! Одни и те же люди перебегают с одного ток-шоу на другое, произносят одни и те же речи на одни и те же темы, и нет конца дурной бесконечности. Новый политический сезон только начался, а уже тошнит, как Медведева от «пуссек». Еще одна телепередача с обездоленным безмандатным Гудковым — и даже у самого либерального электората улетучится вера в его незаменимость в деле демократического преобразования отечества.

Увы, чувство меры категорически отсутствует в перечне добродетелей телевизионных оракулов. Когда важна частота мелькания, а не качество мысли и слова, возникает синдром Митрофанова. Собственно, весь спецназ оракулов состоит из нескольких десятков Митрофановых. Никонов или Исаев еще только приготовились к пламенному спичу, а опытный зритель уже знает примерно его содержание.

Впрочем, есть, есть в отечестве примеры для подражания. Вот, скажем, чета Пригожиных. Чета тянется к телевизору, а телевизор тянется к чете. И эта тяга не случайна. Валерия не только занимается вокалом, но и старается улучшить окружающий мир. Возбужденная до крайней меры антикощунником Мамонтовым, певица предложила ввести в учебных заведениях новый урок под названием «Совесть». Ее муж Иосиф Пригожин, человек сложной биографии («я родился евреем по национальности, женился на православной женщине») пошел еще дальше — он дерзнул подкорректировать Нагорную проповедь. Так прямо и сказал: не надо подставлять вторую щеку, надо давать сдачу.

Сегодня серьезнейшее испытание ящиком проходят лидеры протестного движения. Раньше их в эфир не пускали. Была иллюзия: вот они придут, и всем будет счастье. Они пришли, а счастья нет. Оппозиционерам сложно. Они долго молчали. У них отсутствует школа публичных дискуссий. Им, как любым русским бунтарям, нужен весь капитал и сразу. Они импульсивны и неопытны. Ловким царедворцам вроде Железняка (не матроса, но единоросса) ничего не стоит спровоцировать подмену тезиса, когда в студии обсуждается не содержание «Марша миллионов», а его количество. Я уже не говорю о хитромудром Владимире Соловьеве, способном любого оппозиционера подверстать под властную повестку дня. Ибо знает сокровенное — власть перестала бояться «болотных». Прежде репортажи с митингов не допускали под страхом смерти упоминания всуе светлого имени Путина. Сейчас Яшин кричит со сцены: «Россия без Путина!» — а госканалы охотно тиражируют эту крамолу в эфире.

Отчего оппозиционеры не чувствуют изменившийся контекст — отдельный вопрос. Программа Собчак «Госдеп 3», которая теперь выходит на «Дожде», зафиксировала новую реальность, сотканную из пустоты. Собрались борцы за свободу в студии у Ксении, а поговорить не о чем. Вроде много интересных людей, и кровавый режим не давит, и прямой эфир имеется, а сказать решительно нечего. Вяло принялись перетирать арифметику митинга. Не менее вяло пообсуждали кардинальное — вербовал Путин Машу Гессен или не вербовал? (От этих роковых вопросов присутствующая тут же Маша окончательно потеряла интерес к происходящему.) Лениво попикировались с некими опереточными врагами вроде совсем уж недостоверных молодых евразийцев. Осторожно обменялись репликами о партийной дисциплине… Трудно не согласиться с Васей Обломовым: «Зимой я не испытывал чувства стыда, а теперь испытываю».

В передаче, где главным креативом служат майки ведущей с актуальными принтами от Добряковой, нет продуманной драматургии. (Да и прежняя драматургия держалась на горячем задиристом Яшине, всегда готовом с кем-то подраться.) Ксению Анатольевну будто подменили. Она чрезмерно мягка, излишне политкорректна, лишена своей ядовитой иронии и самоиронии. Она не способна повернуть разговор о протестном движении в нужное русло, так как не знает, где это самое русло находится. Ее глаз загорелся только тогда, когда она рекламировала шампунь и тающую маску для волос «Лошадиная сила». Игривость, лукавство, аллюзионность Ксении сфокусировалась во фразе «Друзья, в душе все мы немного лошади», но ведь этого очень мало для зрителя, тающего, как маска для волос от скуки предсказуемости начиная примерно с десятой минуты «Госдепа 3».

На днях Собчак вместе с Парфеновым вручала премию «Сделано в России» авторам интереснейшего документального интернет-проекта о лидерах оппозиции «Срок». Оператор и режиссер Павел Костомаров (два других автора — тележурналист Алексей Пивоваров и режиссер Александр Расторгуев) снайперски определил цель: «Мы снимаем то, что наделано в России». В материале недостатка нет, так как наделано в России немало. Партию жуликов и воров органично дополняет телевидение жуликов и воров. Противопоставить ему можно только жесткий профессионализм и новую интонацию. Когда-то это получилось у Парфенова, совсем недавно — у Такменева (чье «Центральное телевидение», к великому сожалению, уже покоится в братской могиле). Сегодня успешно конкурировать с мамонтовщиной и соловьевщиной получается разве что у Павла Лобкова с его «Лобковской пропагандой».

Если протестное ТВ не поймет, что для полноценного эфира недостаточно посадить в кружок оппозиционеров и дать им возможность высказаться, оно окончательно проиграет и эту битву за лучшее будущее. Чем больше Удальцова в нынешних его форматах в кадре, тем вернее перспектива: не за горами митинг, на котором останется один Удальцов в компании неработающего фонтана.

Не стоит забывать: мамонтовщина и соловьевщина постоянно развивается, обогащает арсенал приемов и уловок. Сферу высоких государственных интересов ныне осваивает даже Света из Иванова. На многострадальной ниве парламентского корреспондента ее ждет успех — зрителям гарантирована свежесть взгляда, а это уже немало. Не дремлет и Андрей Малахов — маг и волшебник отвлекающего от тягостных раздумий о судьбах родины ТВ. Вот кому следует внимать по части креатива — столько лет в эфире, а всё искрит. Хорошо бы Собчак поучиться у Малахова умению мастерски выявлять оттенки и нюансы смыслов. Из последнего: двухдневные радения о брошенной жене Резника увенчались дискуссией на актуальнейшую тему — потел ли Илья Рахмиэлевич?

Резнику ничто не повредит. Он, как точно заметил один из гостей студии, всегда в полном Кобзоне. Протестному движению до полного Кобзона еще очень далеко. Что с ним будет? А стерх его знает, как говорят теперь в народе.