Когда в средствах массовой информации появилось сообщение о судебном приговоре Pussy Riot за акцию в храме Христа Спасителя «Богородица, Путина прогони», я находился в Кременце, куда привез своих гостей из Киева в музей Юлиуша Словацкого. Оказались мы там в обеденный перерыв. Экскурсовод задерживалась.

Поэтому пришлось начать импровизированную экскурсию. Рассказывая о великом польском поэте-романтике, я вспомнил, что фактически слава к нему пришла после написания стихотворения «Богородица, случилось чудо!», созданного по образцу древней рыцарской песни «Богородица». Это стихотворение Словацкого больше известно под названием «Гимн».

Действительно, оно стало гимном польских повстанцев в 1830 г., которые поднялись против российского самодержавия. Вспомнив слова «Гимна», я с удивлением подумал, что они и сегодня не утратили своей актуальности. Даже в чем-то созвучны с упомянутой акцией Pussy Riot. Вот начало этого стихотворения в переводе Дмитра Павлычко:

«Богородице, сталося диво!
Слухай нас — то не сниться,
То пісня наших батьків.
Палахкоче свободи зірниця,
Опадає пиха з корон,
Свободи росте посів.
Богородице Діво!
Народу вільного спів
Занеси перед Божий трон.
Лицарі, вгору голоси й корогви!
Хай лунають пеани свободи,
Хай здригнуться вежі Москви;
Піснею волі я зрушу
Студені граніти Неви,
Бо ж і там є люди,
і там мають душу…»

И все же, как отличаются «Гимн» Словацкого, который исполняли польские повстанцы, и акция Pussy Riot! Хотелось бы поговорить об этой разнице. В ней хорошо просматривается отличие религиозных культур Запада и Востока, а также отношение религии к власти, как, в конечном итоге, власти — к религии.

Церковь отделена от общества?

Начну издалека. Еще в советские времена меня поразил такой случай. Пришлось встретиться с одним католическим священником, который приехал из Польши. Тогда у нас как раз во всю проходила перестройка, интенсифицировались контакты с заграницей. Я же только защитил свою кандидатскую, по крайней мере, имел право называться кандидатом философских наук. Ксендз, услышав, что имею отношение к философии, обрадовался и спросил, какая линия в европейской философской традиции мне больше по вкусу — линия Платона или Аристотеля.

А теперь задумайтесь, способны ли наши батюшки и другие пастыри духовные так точно задавать вопрос и говорить на темы философские. Как, в частности, и на темы теологические. Скорее нет, чем да. Хотя, казалось бы, изучая теологию, они должны были бы обстоятельно изучать философию.

Но имеем совсем другую картину. «Теологизация» наших пастырей часто носит примитивный характер. Например, сегодня многие из них озабочены тем, чтобы доказать истинность креационизма и осудить эволюционную теорию. И не ведают эти «блаженные» и «нищие духом», что это даже не вчерашний, а позавчерашний день. В католической теологии уже давно были предприняты попытки соединить креационизм с эволюционизмом. Например, это видим в тейярдизме, который, кстати, много идей позаимствовал у нашего украинского ученого Владимира Вернадского.

Но не будем касаться высоких философских материй. До них нашим пастырям расти и расти. Поговорим о «низшей» культуре. Бывая за рубежом, в странах Западной и Центральной Европы, я не раз удивлялся, насколько там церкви, по крайней мере традиционные, интегрированы в общество. Храм — это не только место, где молятся люди. При храмах, как правило, существуют институции, которые занимаются тем, что у нас громко именуется социальной работой. Храм — это и центр культуры, где, например, проходят концерты. Наконец, это и центр патриотического воспитания. Так в соседней Польше вы, как правило, увидите у католических костелов рядом со штандартами Ватикана польские государственные флаги. Здесь же стоят памятники борцам за свободу Польши.

А теперь представьте, чтобы возле православного храма самого «канонического патриархата» повесили украинский флаг. Да еще и поставили памятный знак, к примеру, погибшим воинам УНР. Это что-то из сферы фантастики. Не так ли?

Зато от адептов этого же патриархата можете услышать зело мудрые рассуждения, что никакой Украины нет — зато есть святая единая Русь.

Но не всегда так было. Во времена минувшие православная церковь в Украине была так же интегрирована в общество, как и католическая на Западе. Найдите и прочитайте хотя бы такой памятник древней украинской литературы, как «Завещание» Василия Загоровского. Из этого документа вытекает, что в ХVI в. православные храмы у нас выступали центрами культуры (при них переписывали книги и учили детей), прививали им чувство патриотизма, любви к своей земле, также при храмах функционировали госпитали, где заботились о бедных и больных. Теперь этого нет. И в православных церквях Украины воцарился, по словам Тараса Шевченко, «византийский Саваоф».

Наши батюшки и пастыри часто далеки от народа. Если кто-то думает, что это наследство советских времен, тот ошибается. Да, в советский период церковь сознательно изолировалась властью от общества. Но и в царские времена, начиная от Петра І, церковь формировалась как институция, которая была частью власти, отделенной от широких народных слоев, более того — даже противостояла им. И эти навыки «изоляционизма» никуда не исчезли, они дают о себе знать и сегодня.

Вспомните, выступали ли у нас церкви, особенно это касается православных, с серьезными социальными инициативами и пробовали ли их реализовать? Вместе с тем видим, что князья церкви часто живут в роскоши и не боятся это демонстрировать — ездят на дорогих автомобилях, носят часы, которые стоят тысячи долларов, и т.д. и т.п. То же можно сказать и о культурных инициативах наших церквей. Вы что-то слышали о них?

Зато можно встретиться с многочисленными фактами варварского отношения некоторых духовных отцов к достопримечательностям культуры — когда перестраиваются, а то и уничтожаются старинные церкви, «исчезают» древние иконы, церковные книги и т.п. Чтобы не быть голословным, приведу только один пример, который меня просто шокировал.

В прошлом году верующие Московского патриархата в селе Розваж (это близ моего Острога) под руководством местного «канонического» батюшки сожгли уникальную церковь ХVIII ст. вместе со старинными иконами, чтобы на ее месте построить новую. Они даже отказались перенести храм на новое место — хотя такие предложения были. К сожалению, это далеко не исключение.

Церковь вместо того, чтобы беречь достопримечательности древности, в частности древности церковной, и формировать соответствующее отношение к ним людей, часто делает все наоборот. Поэтому у нас достопримечательности древности исчезают. А мы жалуемся, что их у нас так мало — зато на Западе много.

Да, на Западе строят новые храмы, но берегут старые, консервируют их. Не раз мне приходилось наблюдать такую картину в Польше: стоит в селе новопостроенный храм, а около него старый, деревянный. В последнем, как правило, богослужений нет. Зато сюда приводят гостей, туристов и с гордостью показывают эту памятку: мол, смотрите, какая история у нас за плечами.

А что уже говорить об ознакомлении наших духовных пастырей с современной культурой. Как-то был у меня разговор с одним православным батюшкой. Отмечу, что на фоне других он отличался образованностью, относительно широким кругозором. И тут мне напомнили, что скоро к нам должен приехать Юрий Андрухович. «А кто это такой?» — поинтересовался батюшка.

Конечно, можно по-разному относиться к Юрию Андруховичу, но, по крайней мере, стоит знать, что это за писатель. И вот диаметрально противоположный пример. Сергей Жадан рассказывал мне: как-то в Германии он был в лютеранской кирхе и слушал проповедь, где пастор остановился на характеристике резонансного романа одной молодой писательницы. А теперь представьте, что какой-то «канонический» батюшка из Центральной Украины в проповеди говорит о романе Василия Шкляра «Черный ворон»: это, православные, наша история, в произведении рассказывается о том, как наши предки боролись против безбожной советской власти. Трудно представить. Не так ли?

Церковь, бизнес, власть

Правда, это не означает, что церковные организации у нас асоциальны. Они вписаны в украинский социум, но не так, как на Западе. В частности, бросается в глаза специфическая религиозность наших бизнесменов. Можно приводить многочисленные примеры, как они проявляют «усердность в вере», щедро жертвуют на строительство храмов. У нас уже хорошей традицией стало и освящение офисов, и автомобилей. Причем наблюдается такая закономерность: чем больше у бизнесмена рыльце в пушку, тем, как правило, больше градус его набожности.

Недавно пришлось вести разговор по поводу этой специфической религиозности с одним известным представителем украинской диаспоры в Канаде. На своем веку этот человек многое видел, побывал в разных странах. Я в разговоре высказал мнение, что такая бизнес-религиозность характерна для постсоветского пространства, на Западе такой нет. Мой собеседник, улыбнувшись, дал понять, что я ошибаюсь; на Западе есть что-то подобное, но… среди итальянских мафиози. Что здесь скажешь?

Вместе с тем наши духовные пастыри, часто наследуя своих бизнесменов-благодетелей, тянутся к богатым людям, пытаясь коммерциализировать религиозную деятельность. Посетите хотя бы Киево-Печерскую лавру или Почаевскую — и вы это увидите собственными глазами. Кое-кто даже шутит, что эти обители превратились в торгово-туристические центры. Конечно, церковь живет не только духом единым. И о бренном позаботиться нужно. Но меру надо знать. И помнить, что Иисус Христос выгнал из храма людей, которые занимались там бизнесом. А то наши «канонические» батюшки об этом почему-то забывают. Зато ревностно следят, чтобы, не дай Боже, какая-то женщина не зашла на территорию монастыря или храма без платочка.

В этом состоит просто поражающий контраст с храмами и монастырями Запада, где вы и близко не увидите такой коммерциализации. Например, на территории главной святыни Польши, Ченстоховского монастыря, никто ничем не торгует. Только за пределами этой обители стоит скромный киоск, где паломникам предлагают приобрести книги и брошюры о монастыре, изображение иконы Ченстоховской Богоматери и т.п. И никто не переживает за то, что женщина в монастырь зайдет без платочка на голове или в брюках.

Еще один момент, присущий нашим духовным пастырям, это «хождение во власть». На Западе так исторически сложилось, что светская и церковная власти разделены. Хотя, казалось бы, реформационное движение внесло здесь некоторые коррективы. Но даже те протестантские церкви, которые признали первенство светской власти, все же сохранили значительную автономию, в частности в сфере духовной и культурной. В царской России, особенно со времен Петра І, церковные институции оказались подчиненными светской власти.

Поэтому на Западе церкви, несмотря на разные нюансы, реагируя на настроения широких слоев населения, способны оказываться в оппозиции к власти, подвергать эту власть критике, а то и открыто выступить против нее. Так антикоммунистическое движение «Солидарность» в Польше опиралось на поддержку католической церкви. Революционное движение, которое привело к свержению коммунистического режима в Восточной Германии (ГДР), началось с массовых молитв в лютеранской Николай-кирхе в Лейпциге. На постсоветском пространстве, где господствует дух русского православия, что-то подобное — малореально. Церковные организации стремятся здесь найти симфонию с властью. А то и прямо идут во власть. Так как у нас уже стало привычной практикой, когда пастыри баллотируются в депутаты, активно участвуют в избирательных кампаниях и т.д.

Вместе с тем власть, несмотря на декларируемое отделение церкви от государства, ищет свою симфонию с церковью. Отсюда предоставление церковным организациям со стороны государственных структур разнообразной помощи, в т.ч. материальной, а также демонстративное посещение представителями власти богослужений во время больших религиозных праздников. Конечно, каждый имеет право удовлетворять свои религиозные потребности, в т.ч. и власть имущие. Другое дело, что удовлетворение религиозных потребностей власть предержащими (если оно является таким) часто превращается в пиар-акцию и широко освещает масс-медиа. Подобных вещей вы не увидите на Западе. Там все-таки исходят из того, что религия является личным делом.

В целом, положение церковных организаций на Украине, их деятельность далека от европейских образцов. Конечно, все эти организации нельзя стричь под одну гребенку. Римско-католическая, Греко-католическая, протестантские и даже некоторые православные церкви (Киевский патриархат и разные течения автокефалистов) склонны принимать европейский опыт — кто в большей, кто в меньшей степени. Однако не они доминируют на Украине, а Московский патриархат. Именно он реализовывает ту модель отношений между церковью и обществом, которая сложилась еще в царской России и фактически является средневеково-византийской. Закономерно, что эта модель влияет и на другие церкви.

«Комплекс крепости»

В нынешних условиях эта модель ориентирует церковные организации на изоляционизм. То есть церкви особенно не заботятся об общественных проблемах, живут сами по себе, пытаются не реагировать на то, что делается в обществе. Что, в свою очередь, порождает в их среде консервативные, фундаменталистские тенденции. Особенно это хорошо видно на примере Московского патриархата. Его священники зациклены на обрядодействе. Для них проявлением благочестия является то, чтобы прихожанки приходили в храмы с покрытыми головами, в длинных юбках, крестились и били поклоны, чтобы в храмах звучал церковнославянский язык (в действительности — русифицированный вариант этого языка) и т.п.

Этот изоляционизм, замешанный на консерватизме и фундаментализме, порождает «комплекс крепости». Например, если вы приедете в Почаевскую лавру, то почти на каждом шагу встретите охранников, надзирателей. Вас могут спросить, откуда вы приехали. И если узнают, что, например, из Галичины или какого-то неправославного региона, то могут не пустить. Даже у нашего ближайшего западного соседа, Польши, вы такого и близко не увидите — хотя поляки, в сравнении с другими европейскими народами, отмечаются высокой религиозностью.

Вы не встретите охранников в униформе ни в Ченстоховском монастыре, ни в монастыре Святого Креста на Лысой горе (считайте, это вторая католическая святыня Польши). И никто не будет обращать внимания, как вы креститесь — правой, левой рукой, пятерней или тремя пальцами. Если пришли в храм, то, значит, вам надо. Возле упоминавшейся Николай-кирхе в Лейпциге я увидел красноречивую надпись: «Николай-кирхе открыта для всех». Появится ли когда-то подобная надпись возле Почаевской лавры или Киево-Печерской?..

В связи с этим вспоминается такой случай. Несколько лет назад у нас, в Остроге, побывала известная итальянская украинистка, профессор института славистики Миланского университета Джованна Броджи. Из Острога она ехала во Львов и по пути выразила желание увидеть Почаевскую лавру. Когда мы подошли к воротам этой обители, нас встретил здоровяк в униформе охранника и, увидев, что пани Броджи без платка, да еще и (о горе!) в брюках, не захотел пускать ее; начал требовать, чтобы она оделась «по форме».

Для нашей итальянской гостьи это было дико. И она отказалась такое делать. А еще было диким то, что охранник с Джованной Броджи, которая разговаривала с ним на чистом украинском языке, упрямо общался на «общепонятном» (и это на земле, где люди испокон веков разговаривают на украинском, в монастыре, который еще до появления «Энеиды» Котляревского первым начал печатать книги на разговорном украинском языке!).

Символизм религиозных акций феминисток

Но вернемся к акции «Богородица, Путина прогони». Без сомнения, это была антивластная акция. Ее можно трактовать как следствие и продолжение массовых акций протеста, которые прокатились по России.

Здесь поневоле напрашиваются некоторые параллели с мирной революцией в Восточной Германии в 1989 г. Как уже говорилось, она началась с массовых молебнов в лейпцигской Николай-кирхе. Протестующих, которые вышли под простым, но, действительно, глубоким лозунгом «Мы есть народ», поддержало духовенство.

В современной России духовенство же демонстративно отстранилось от этих акций, солидаризируясь с властью. Реакцией на это и стал панк-молебен «Богородица, Путина прогони».
Сравните фото из Николай-кирхе осени 1989 г. с кадрами акции Pussy Riot в московском храме Христа Спасителя. В первом случае — многолюдье в церкви, такое же многолюдье возле нее. На лицах у людей решительность. И — печать свободы. Кое-кто держит таблички с надписями «Мы — народ».

Совсем другое видим в храме Христа Спасителя. Почти пустое помещение. На амвоне несколько девушек, у которых закрыты лица. Они то падают на колени и размашисто крестятся, то выплясывают, размахивая ногами.

Не знаю, как для кого, но для меня этот панк-молебен имеет глубоко символическое значение. Пустой огромный храм — это словно декларирование призрачного христианского величия России. По уровню т.н. религиозной насыщенности (количеству людей на одно культовое сооружение) Россия, например, на несколько порядков уступает Украине — не говоря уже о странах Центральной и Западной Европы. Да и посещение этих храмов не является значительным.

Не зря Виссарион Белинский, дискутируя с Николаем Гоголем, говорил о слабой христианской религиозности русского народа. И был прав. В религиозности россиянина есть немало дохристианского, языческого. Сам же панк-молебен Pussy Riot был не просто кощунственным, чем-то он напоминал языческую молитву. Вместе с тем это бессильный протест против власти и против связанного с ней русского православия. Но при всей бессильности этого протеста Pussy Riot рассчитывали на определенную поддержку в русском обществе. И они ее нашли.

Сомневаюсь, что подобная акция была бы возможна на Украине. Хотя с Россией мы имеем немало общих моментов, но все же Украина — не Россия. Христианская традиция у нас укоренена глубже. Поэтому такой панк-молебен не произвел бы у нас необходимого медийного эффекта.

И все же был «украинский ответ» на эти события. Другое дело, был ли он украинским. Имею в виду то, что девочки из скандально известной Femen спилили крест жертвам политических репрессий в центре Киева. Тем самым они словно солидаризировались с Pussy Riot. Хотя последние отбросили такую солидарность.

Правда, уже сегодня невооруженным глазом видно, что Femen — не какие-то идейные феминистки, действующие самостоятельно. Это дорогой политтехнологический проект, за которым, возможно, стоят люди даже не из киевских кабинетов. Задумаемся хотя бы над тем, откуда девочки берут деньги, чтобы кататься по всему миру, устраивая свои акции, или кто им помогает открывать визы в страны, куда не так то просто попасть с постсоветских территорий. Как по мне, главная цель Femen — компрометация Украины, представление ее в образе своеобразной неадекватной проститутки. Хотя, конечно, девочки используются на подтанцовках к другим политтехнологическим проектам, в частности в случае с Pussy Riot.

Почему-то «феменки» не пошли протестовать к посольству России или к какому-то храму Московского патриархата. Они спилили крест, который, как отмечалось, был поставлен жертвам политических репрессий. Это плевок украинскому сообществу, которое не раз страдало от репрессий, и одновременно компрометация Pussy Riot. Думаю, адекватные люди как в Украине, так и в России восприняли акцию Femen негативно. И этот негатив поневоле переносился на Pussy Riot.

Акция Femen по спиливанию креста — тоже символична. Она показывает, как цинично в Украине можно презирать украинцев. И как цинично манипулировать ими.

Но не будем о грустном. Хотелось бы завершить свои рассуждения на ноте оптимистичной. В прошлом году летом я во второй раз оказался в лейпцигской Томас-кирхе. Это церковь, где проповедовал Мартин Лютер, где исполнял свои музыкальные произведения Иоганн Себастьян Бах. Как и в первый раз, когда я побывал в Томас-кирхе, около церкви среди нескольких туристических автобусов был также автобус из Украины. Интересная закономерность.

Молодые украинцы (конечно, одетые не по форме) в шортах, девушки без платочков на голове вошли в эту религиозную и культурную святыню немцев. Никто их не спрашивал, откуда они и к какому патриархату принадлежат. Так как Томас-кирхе, как и Николай-кирхе, открыта для всех. Молодые украинцы с каким-то искренним восторгом рассматривали храм.

Я же вышел и, пройдя несколько сотен метров, оказался возле Лейпцигского музея Штази (кто не знает, Штази — это аналог КГБ в Немецкой Демократической Республике). Там как раз была выставка, посвященная революции 1989 г., собственно, событиям, связанным с выступлениями в Николай-кирхе. Почему-то у меня потянулась рука к книге отзывов. Развернув ее, я среди записей на немецком встретил (о чудо!) запись на украинском. Судя по подписям, оставили ее две молодые девушки. В своем отзыве они благодарили работников музея.

А еще добавили приблизительно такое: мол, как много общего в истории Германии и Украины. Я горько улыбнулся. К сожалению, не так уж и много. Однако эта запись натолкнула на мысль: вероятно, у нас еще не все потеряно, когда есть такие представители молодого поколения. Так как не едиными Femenками живет Украина.