Арбитражный суд становится похож на настоящий

Даже для самых влиятельных участников российского рынка простой отказ от выполнения формальных договоренностей уже невозможен. Чиновников, к сожалению, это пока не касается.

Один из главных запросов, предъявляемых российским обществом власти, — равенство всех перед законом. Важнейшей опорой такого равенства является недискриминационная, внесословная, неполитизированная судебная система. Российские суды, как принято считать, от этой системы далеки и ориентированы на исполнение политических или коммерческих заказов. Это мнение укрепляется постоянными новостями о «громких» административных и уголовных делах, решения по которым воспринимаются обществом как неправосудные. Судебной власти в рейтингах доверия грозит репутация гаишников (заслуженная или нет), а, следовательно, растет популярность позиции: «всех придется разогнать, а потом делать суды с нуля». Пока же этого не случилось, общественное мнение готово одобрить даже суды Линча. Но с их внедрением в жизнь все-таки хотелось бы повременить. Думаю, что правильный путь — использовать те части судебной машины, которые сегодня лучше других справляются со своими задачами. Я бы обратил внимание на работу арбитражных судов. Полевые сводки оттуда реже фигурируют в СМИ, однако опыт, накопленный в ходе арбитражных процессов, заслуживает внимания.

Я не юрист, а представитель той самой части общества, которая полагает скорейшие перемены в российском суде необходимыми. Свою позицию я сформировал на основе личного опыта. Три года назад на меня как менеджера, inter alia, свалилась ответственность за юридическую защиту интересов крупной российской IТ-компании. Произошло это почти случайно (по принципу «а кто еще?»), причем аккурат в разгар кризиса, в который компания вошла со значительной дебиторской задолженностью со стороны крупных и крупнейших предприятий, в основном российских. В ряде случаев эта задолженность за оказанные услуги не была еще даже оформлена актами приемки. Мы также столкнулись с исками, в которых клиенты требовали возврата денег за якобы не работающие и якобы по нашей вине информационные системы (в условиях кризиса всем нужны были деньги). Далее в рамках антикризисной программы по сокращению издержек мы расторгли договор с девелопером о переезде в новый офис (крупнейшая сделка аренды коммерческой недвижимости в Москве 2008 года) и в полном соответствии с договором хотели получить назад внесенный ранее аванс. Совсем безнадежно на общем фоне выглядела перспектива получить долг с администрации одного российского региона, где три последовательно сменившихся губернатора отказывались платить за компьютерную систему, заказанную и введенную в строй их предшественником.

Практически общей позицией топ-менеджеров компании было: «Мы не сможем выиграть суды у олигархов, только потратим деньги и окончательно угробим отношения с клиентами». Еще одна группа опасений была связана с тем, что, даже выиграв суды, мы не сможем добиться исполнения судебных решений из-за исчезновения компаний-ответчиков и мнимых банкротств.

Предстояли судебные расходы (и это в самый разгар кризиса), причем мы предполагали, что потратимся не только на услуги юристов, но и на «мотивацию» судейских. Хотелось хотя бы примерно понимать, насколько эти расходы в принципе могут быть оправданны, есть ли у нас шансы. Общий информационный фон указывал, что шансы минимальны, но был и рациональный аргумент «за»: если бы договоры, которые мы подписываем, ничего не стоили и все решалось бы только «неформально», то никто не тратил бы время на переговоры и согласование точных формулировок, не тратил бы деньги на содержание юридических служб.

Сейчас, по прошествии трех лет реальной практики защиты интересов компании в судах, могу сказать, что аргумент был верным. Я считаю, что сегодня российская правовая система уже находится в ситуации, когда хорошо составленный договор многое значит. Даже для самых влиятельных участников рыночного процесса (кроме, может быть — и увы! — государственных чиновников) отказ от выполнения формальных договоренностей — ситуация почти невозможная, точнее грозящая большими финансовыми потерями.

Если говорить о нашем опыте, мы, во-первых, выиграли все дела, дошедшие до суда, во-вторых, получили свои деньги во всех случаях, кроме одного. В последнем случае как раз и реализовалось одно из наших опасений: мы не смогли получить деньги по исполнительному судопроизводству, так как довольно крупный бизнесмен предпочел увести деньги на сторону и обанкротить свою IТ-компанию-генподрядчика. Уголовное дело против менеджмента этой конторы мы решили не инициировать как по практическим причинам, так и по соображениям возможного непропорционального наказания простых исполнителей. В любом случае, вопрос исполнения судебных решений — отдельная большая история, которую я пока оставляю за скобками.

Самым трудным оказалось взыскать и получить деньги с администрации российского региона. Мы проиграли все суды (около десяти) в этом регионе, поднимались до Президиума ВАС, возвращались обратно. В итоге, после трех с половиной лет и более 20 судебных процессов, мы свои деньги все-таки получили.

Мы ни разу не предпринимали попыток «мотивации» сотрудников арбитражных судов. Более того, мы психологически были готовы, что с нами захотят «договориться», но таких попыток практически не было, если не считать предложения совсем уж мутных личностей, которые всегда в изрядном количестве предлагают свои посреднические услуги вокруг судов. В деле с администрацией региона мы пытались задействовать неофициальные каналы переговоров, но это только ухудшало ситуацию, дело сдвинулось после перехода на строго формальные правила игры.

Для меня этот опыт — признак того, что некоторые элементы защиты прав в российской общественной системе существуют и работают. Договор уже не стоит дешевле бумаги, на которой напечатан. В общественном организме уже есть работающая здоровая ткань — я имею в виду систему арбитражных судов. При определенной воле эти работоспособные элементы можно использовать как «точки роста», за счет опыта которых можно, с одной стороны, повысить качество работы судов общей юрисдикции, а с другой — улучшить систему исполнения судебных решений. В конечном счете, это позволило бы нашей судебной системе хотя бы в некоторой степени соответствовать ожиданиям граждан.