Илья Клишин о необходимости народовластия

У нас, к сожалению, до сих пор так и не произошло различение, différence, двух понятий — «либеральный» и «демократический». Сложившись случайно, после 1991 года, эта подмена понятий (точнее, наложение их друг на друга) просуществовавала и через все путинские нулевые, несмотря на небольшой раскол, точнее сказать откол, элит. Говоря языком народа, ельцинские кабинетные «дерьмократы» обернулись уличными «либерастами», но суть осталась прежней.

Настоящие изменения в массовом сознании начались лишь после выборов в прошлом году. Наступил кризис в том числе и политического вокабуляра. Движимые соображениями честности протестующие так и не смогли определить сами себя. Стали появляться слова-суррогаты: общегражданский, городской, белый, рассерженный… Все они описывали лишь некоторые признаки, но не ухватывали суть.

На самом деле речь идет о небывалом прежде демократическом консенсусе. Требования Болотной подразумевают, прежде всего, возможность для разных политических сил законным образом сменять друг друга при условии, что все они признают высшую ценность самих выборов.

К политическому или экономическому либерализму это, очевидно, не имеет никакого отношения. Здесь демократические рамки — скорее правила игры, в которую могут играть все желающие. Они регулируют ведение общественной дискуссии, ход предвыборных кампаний, условия работы СМИ, другие надпартийные параметры жизни страны.

Жаль, конечно, что условия для этого вынужденного согласия складываются в России лишь к десятым годам нынешнего столетия. Прежде демократия трактовалась все же как «власть главного демократа» и маскировавшийся под благородное прогрессорство из миров Стругацких обыкновенный страх перед народом, его непонимание и нежелание понимать приводили к таким серьезным ошибкам, как расстрел Белого дома осенью 1993 года и фальсификации на выборах 1996 года, положившие начало череде подтасовок, что тянется по сей день.

Все служило одной цели — сохранению у власти одной и той же группы людей.

Младшие поколения россиян в принципе не знакомы с непредсказуемыми выборами, они не испытывали радости победы «своего» кандидата, «своей» партии. В изменчивом, открытом, ускоряющемся мире им предложена роль зрителей за невротической игрой в одни ворота. Естественно, протест тут будет носить даже не столько политический и экономический, сколько этический и даже психологический характер.

Такова, в принципе, природа «цветной» революции на постсоциалистическом пространстве. Ведь свергнутые режимы в Сербии, Грузии и на Украине вели себя точно так же, опасаясь потери контроля. Мирные протесты — лишь неизбежная логика развития, достижение демократического консенсуса «снизу» в социологически схожих обществах.

Большинство же стран бывшего соцлагеря достигли этого понимания «сверху» еще в середине девяностых. Власти там не побоялись уступить свое место вчерашним коммунистам. Переломной точкой стала победа в 1995 году Александра Квасьневского, экс-министра спорта, над легендарным Лехом Валенсой. Катастрофы не произошло и хляби небесные не разверзлись. Напротив, нашедший в себе харизму аппаратчик Квасьневский привел свою страну в НАТО и ЕС и со спокойной душой передал консервавтору Качиньскому. Вслед за Польшой маятник качнулся влево почти по всей Восточной Европе, затем вернулся в исходное положение или даже правее, затем снова влево и так далее. Пошел нормальный политический процесс.

Мы же как общество застыли на пороге девяносто шестого (наш аналог польского девяносто пятого), не смогли преодолеть этот барьер. Дело не в личности или убеждениях Геннадия Зюганова, а в растущей из кампании «Голосуй или проиграешь» невозможности альтернативных выборов, в порождаемой ею фрустрации, в воспитании потеряннного, «общегражданского» поколения, вышедшего в декабре прошлого года на Болотную и Сахарова.

Непроизошедшее до сих пор «различение» демократического и либерального, с которого мы начали, — не просто терминологическая каша. Эта путаница позволяет власти до сих пор спекулировать на теме красно-коричневого реванша (в обновленной редакции — тактический дуэт Удальцова-Навального). Достаточно вспомнить обросший ворохом шуток теглайн последних выборов «Если не Путин, то кто?» Это же очевидный ремейк кампании ‘96, манипулирование на почве заранее сформированных фобий. И хочется, и колется.