Год 1812: юбилейный зомбоящик

С сего дня превеликая кампания по зомбированию населения РФ ложью о 1812 годе выходит на новый уровень: в течение недели на всех крупных каналах будут показаны фильмы, снятые при поддержке огромных средств из госбюджета (т.е. из кармана тех, кого будут зомбировать).

Их авторы послушно выполняют заказ на пиар фактически уваровского учения – знаменитой «утки» — «православие, самодержавие, народность» (70 лет это называлось «коммунизм, генсек, партия») и пересказывают кучу выдумок идеологов как царского, так и советского периодов. Отправной точкой агрессивного зомбирования населения можно считать крики на стадионе с перекошенным лицом «умремте ж под Москвой!»: правда сам призывающий, как и все его подручные, своему призыву пока не последовал. По всей видимости, без подобного зомбирования, режим себя не чувствует уверенно. Когда в стране куча реальных и очень опасных проблем, когда экономика держится на нефтяной игле, когда культура в стагнации – необходимо обмануть население выдумками про «великое» прошлое (пусть, правда, и несколько иной страны – но это для совсем уж образованных) и про «агентов влияния» и врагов с нынешнего Запада.

Я предлагаю вам рассмотреть «в лупу» один из краеугольных камней идеи «единения всех сословий вокруг трона в 1812 году». Сегодняшние хитрецы уже постепенно стали признавать, что никакого «патриотического» подъема среди крестьян не было. У крепостных не могло быть не то, что понятия, выраженного заграничным, басурманским словом «патриотизм» в отношении страны, про которую они ничего не знали, но у крестьян, которых продавали часто без земли и отдельно от семьи – не могло быть даже ощущения и «малой родины», деревни; для крепостных крестьян – хозяин тот, кто пришел сегодня, именно поэтому больше половины деревень уездов района боевых действий объявили о переходе в подданство Наполеона; а вообще война крестьян против помещиков в 1812 г. охватила 32 губернии – это была настоящая гражданская война, на фоне локальной кампании Наполеона, затронувшей небольшую территорию и вытянувшуюся операционной линией на несколько метров.

Тогда хитрецы-идеологи решили сделать упор на «патриотизме» дворянства. Ну, что ж – извольте, рассмотрим. Каким же в реальности был «патриотизм» мизерного по численности сословия – дворян? Причем, я даже сделаю своим оппонентам-фальсификаторам подарок: я проанализирую ситуацию только на «удобном» им малюсеньком промежутке огромной страны – от Смоленска до Москвы. Ибо на большей части территории военных действий – дворянство (шляхта бывших польских земель, курляндские аристократы и т.д.) либо перешли на сторону Наполеона (в Литве даже сформировали 20-тысячный корпус), либо поддерживали его материальными запасами.

Начнем с того, что в высшем свете и возле него все говорили, а многие даже молились (!) по-французски. Были еще англофилы и германофилы, но по-французски говорили все. Одевались по-европейски, читали европейские романы (потому что русских не существовало), слушали европейскую музыку, изучали науки по европейским учебникам, помнили только античную мифологию. Да, и географию Франции, Австрии и части Италии знали неизмеримо лучше своей чужой и чуждой родины. Обеспеченные дворяне и жили-то в Европе, возвращаясь в Россию только наездами (все это замечательно описано в мемуарах одного из любимцев Александра I, который годами не встречался со своим монархом, а воспитательницей своей дочери взял няньку дочери Люсьена Бонапарта: Записки графа Е.Ф. Комаровского. М.: Внешторгиздат, 1990). Отсюда вопрос: а зачем воевать? Воюют с теми, кто хочет заставить вас жить по-своему, одеваться по-своему и т.д. Как можно заставить делать то, что уже давно сделано, причем, добровольно?! Не лишним будет заметить, что схожая ситуация была и в СССР. Любовь к родине – для крестьян и пролетариев, а для детей больших чинов КГБ и министерства иностранных дел – вольница за границей (спросите, к примеру, депутата Алексея Митрофанова – он вам в красках расскажет). Режиссер Г. Александров с артисткой Л. Орловой направляли советских людей на стройки коммунизма – а сами уезжали в длительные путешествия по «загнивающему» капиталистическому раю (вспоминается старый анекдот: капитализм – это эксплуатация человека человеком, а социализм – это когда наоборот!). Сегодня, как вы знаете, крупные чиновники читают пафосные речи подле памятников 1812 года – и улетают в свои имения во Францию, в Италию – и далее по списку.

«Кто не испытывал того скрытого неприятного чувства застенчивости и недоверия при чтении патриотических сочинений о 12-м годе», — был вынужден откровенно признаться Лев Толстой (Мельгунов С.П. Александр I. М., 2010, с. 238). За байки про патриотизм было стыдно и Пушкину, который высмеивал эти пошлые игрища в своем «Рославлеве»: «Гонители французского языка и Кузнецкого моста взяли в обществе решительный верх, и гостиные наполнились патриотами. Кто высыпал из табакерки французский табак и стал нюхать русский; кто сжег десяток французских брошюр; кто отказался от лафита и принялся за кислые щи» (Там же, с. 239). Очень ярко описывает ту же клоунаду жительница Москвы мадам Хомутова: обеспеченные девушки воображали себя «то амазонками, то странницами, то сестрами милосердия» и примеряли подходящие театральные костюмы (Там же). Так было в начале войны, но уже 10 августа (когда наступление Наполеона набрало скорость) те же лицемерки «с видом отчаяния думали только о бегстве и о том, чтобы увезти свое добро или зарыть его в землю, или замуровать в стену» (Там же). Однако это в Москве. Основная часть России войну не замечала: в Тамбове, например, как пишет 30 сентября мадам Волкова, «все тихо, и если бы не вести московских беглецов, да не французские пленные, мы бы забыли, что живем во время войны!» (Там же).

Вот свидетельство о роли и поведении дворянства в 1812 году князя С.Г. Волконского: «В годину испытания… не покрыло ли оно себя всеми красками чудовищного корыстолюбия и бесчеловечия, расхищая все, что расхитить можно было, даже одежду, даже пищу, и ратников, и рекрутов, и пленных, несмотря на прославленный газетами патриотизм, которого действительно не было ни искры…» («Вестник Европы», 1867, кн. 2, с. 197). Такому признанию, я убежден, не имеет права перечить ни один историк!

Но не беда! Крестьяне оказались достойны своих недостойных хозяев. В 1812 году они начали самую настоящую войну против помещиков, армии и государства (это официозные историки всегда замалчивали). К примеру, 28 (10) июля под местечком Голубичи вооруженные земледельцы напали на большой войсковой транспорт 1-й Западной армии М.Б. Барклая де Толли, захватили все повозки с вещами Каргопольского, Рыльского и Московского драгунских полков («Совершенно секретно». № 8, 2012, с. 15-16). 9 июля мужики деревни Томчино набросились на команду Белостокского внутреннего гарнизонного батальона, сопровождавшую транспорт с хирургическими инструментами, захватили пять унтер-офицеров, шесть рядовых и прапорщика (Там же, с. 16). В то же день у деревни Кацеле (в 18 верстах от Полоцка) вооруженные крестьяне захватили транспорт, следовавший под охраной прапорщика, семи унтер-офицеров и аж 18 рядовых (Там же)! Подобные военные действия против «своих» стали нормой (подробнее о десятках похожих случаев в ходе всей войны – см.: Поликарпов Н.П. Боевой календарь-ежедневник Отечественной войны 1812 года).

Неудивительно, что, опасавшиеся вооружать крестьян (с одной стороны) и не желавшие идти по сценарию 1806 – 1807 гг., когда православный царь их обманул и угнал ратников в рекрутскую кабалу (с другой стороны), помещики отдавали в ополчение только больных, калечных, пьяниц и стариков (Голденков М. Наполеон и Кутузов. Минск, 2010, с. 204 – 209). Часто крестьяне, так же боясь, что после ополчения их упекут в рекруты, скрывались в лесу! В итоге, из собранного силой ополчения 1812 года практически сразу дезертировало 70 % состава («Совершенно секретно». № 8, 2012, с. 15)! И оставшимся 30 % ждать от жизни было нечего — еще в июльском воззвании к своим подданным Александр предупреждал: как только война закончится, крестьяне обязаны вернуться в свое «первобытное состояние» (Бутурлин Д.П. История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 году. М, 2011, с. 99). Подходящий термин… Как эти факты могут сочетаться с мифом об «отечественной» войне и патриотическом подъеме?!

К вопросу о «единении всех сословий»: любопытно то, что в 1812 году многие помещики впервые увидели своих крестьян вблизи (правда, с вилами наперерез их горла), ведь раньше они существовали как бы в разных мирах. Весьма показательны практически не введенные в научный оборот записки А.Т. Болотова. Крестьян он именует не иначе, как «чернью» или «подлым народом», и подытоживает: все, что к ним относится «не заслуживает никакого внимания». Мемуарист признается, что впервые свиделся с «русским народом» в 1762 г., когда послал за своими крепостными, чтобы обустроить сад (подробнее – см.: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков. М., 1986).

Замечательным документальным свидетельством против официозных сказок являются те ходатайства, которые московские жители стали направлять правительству сразу после войны. Среди них и претензии знатнейших фамилий: графа А.Г. Головина (на 229 000 руб.), графа И.А. Толстого (200 000 руб.), князя А.И. Трубецкого и др. Они были «патриотами» даже в мелочах: в реестре князя (!) Засекина, например, среди прочего перечисляются (с требованием к государству Российскому, к Руси-матушке это компенсировать): 4 кувшина для сливок, 2 «масляницы», чашка для бульона. Дочь бравого бригадира Артамонова пошла дальше: требовала «новые чулки и шемизетки». Количество требований было столь огромным, что государство вскоре прекратило их принимать, тем более, что часто следствием выяснялось: вещи не погибли в пожаре и не были вывезены французами, а расхищены самимимосковскими жителями и подмосковными крестьянами (Мельгунов С.П. Указ. соч., с. 248). Вот будет интересно понаблюдать, когда нынешние «приближенные к трону» выставят счет нынешнему сатрапу…
Свидетель с противоположной стороны (лично Наполеон I Бонапарт) писал: «Многие хозяева оставили записочки, прося в них французских офицеров, которые займут из дома, позаботиться о мебели и вещах; они говорили, что оставили все, что могло понадобиться и что они надеются вернуться через несколько дней, как только император Александр уладит все дела, что тогда они с восторгом увидятся с нами. Многие барыни остались» (Гроза двенадцатого года. М., 1991, с. 563).

Вы спросите, почему дворяне так остервенело набросились на государство (в лице царя) с требованием «верни, масленку!»? Все очень просто: в 1812 году никто еще зомбоящик не смотрел, и все знали и понимали, что в войне виноват исключительно царь Александр, который начал агрессию против Франции в 1805 г., затем продолжил ее в 1807, затем, не стал исполнять выгодные условия Тильзитского мира (куда сам Наполеона и привел), затем сколотил новую армию (устроив финансовый кризис), затем выставил ее в 1810 г. на границе; и в итоге – спровоцировал Наполеона, который собирался (испробовав все средства к сохранению мира), провести операцию в Польше и принудить неугомонного царя к следованию подписанным соглашениям, но русская армия принялась беспорядочно отступать (в среднем 11 км. в сутки: ведь от Вильно до Москвы 900 км. !!!), а Александр трусливо скрылся в СПБ.
P.S. Более обстоятельный рассказ (и с картинками) об отношении «салонных» аристократов и наоборот – провинциального дворянства – в одной из серий документального телецикла «Правда о войне 1812 года».