У меня умерла родственница. При жизни, пока были силы, она была активной прихожанкой православной церкви. Когда в 78 лет она серьезно заболела и уже не могла самостоятельно ходить, церковь о ней и не вспомнила. Около четырех лет она провела дома, и только когда совсем слегла, пришла в голову мысль пригласить батюшку, чтобы отслужил обряд соборования, облегчил ей душу.

Я совсем не о том, что в православной церкви нет сочувствующих больным и немощным. Они есть. И батюшка пришел, добросовестно отслужил, и денег за то сам не спросил. Но как-то не было в этом обряде души и любви, а была процедура.

Я вижу, что сама организация церкви не содержит в себе заботы о тех, кто в силу каких-то причин «выбыл из строя». Можешь ходить на службы — ходи. Не можешь — твои проблемы. В церкви — прихожане, т. е. те, кто приходит. А как быть тем, кто не может ходить? Хорошо, если у них есть воцерковленные родственники или друзья, которые не дадут совсем потерять связь с церковью. Но такое случается редко и человек теряется.

Иисус рассказал ученикам притчу об одной потерянной овце, которую пастух бросился искать, оставив остальное стадо. Как-то сама собою напрашивается мысль, что в этой притче церковь как организация не видит для себя смысла. Как не видит для себя смысла и во многих других словах начальника христианской веры — Христа.

«Носите бремена друг друга и таким образом исполните закон Христов» (Гал., 6:2). «Ибо никто из нас не живет для себя и никто не умирает для себя» (Рим., 14:8).

Конечно, бывают исключения. Маленький приход в какой-нибудь деревушке, где все друг друга, включая и батюшку, не только знают, но и каждый день видят. Но там дела церковные переплетены с личными и даже душевными взаимоотношениями. По сути, там община.

А в городах православные старики и старушки часто уходят в мир иной с неуспокоенной церковью душой. Может, служителям церкви известно то, что нам неведомо, касаемо отсутствия какого-то божественного смысла в поддержке душевного состояния больных и немощных? Каждый спасается, как сам сможет? Однако как-то мало в этом христианской любви…

Но для тех, кто уходит, безостановочно работает конвейер. Все отлажено, все расписано, все согласно тарифа. Оплата — через ритуально-похоронные организации, как «пожертвования на церковь». Отпевание, сорокоуст, панихиды на 9-й и сороковой день, — и отошли души от земных юдолей. Отношение к потребителю в нашей стране, несмотря на рыночные изменения, не очень трепетное. Одним больше, одним меньше. Но на безвозвратном уходе потребителя религиозных услуг зарабатывает только православная церковь.

Помогли ли усопшим церковные молитвы, читаемые механически, без сердечного участия, нам живущим неведомо.

Я, грешный и, может, чего-то не понимающий, почему-то думаю, что только сердечная молитва с любовью и болью доходит до Господа. Что не надо откупаться от обязанности проводить ушедших в вечность близких платой по тарифу, за которую кто-то абы как пробубнит молитву.

Такое ощущение, что церковь, обещая помочь людям в духовном поиске Бога и быть надежным «оператором связи» с Ним, подменила доступ к Божьей любви и благодати своими услугами, часто на коммерческой основе.

Чья вина в том, что в нашем христианстве сами христиане не понимают, что такое христианство, — самих людей или церкви? Виноваты ли овцы, либо вина пастуха, если стадо не окормляется живой пищей?

Но не мне судить, как должно быть, а Господу. Верую, что Он рассудит.