До относительно недавнего времени вопросы веры считались частью интимной, приватной жизни человека, в особенности некорректными полагались публичные разговоры о собственной вере. Нынче наоборот: в моде выставлять свою веру напоказ, особливо если она православная. Выставлять — и тыкать ее в нос всем остальным, исходя из логики, что уж если наши православные души теперь нараспашку, то в чужие лезть, норовя их распахнуть, — святое дело. В особенности достается атеистам: в фаворе широкий диапазон попыток воздействия на них — от грубых нападок до тонких подъебок. Одни православные интеллектуалы прямо называют их «животными», другие — с искренним, как уверяют, любопытством — норовят исследовать устройство головного мозга этих странных существ. Не посредством только мигания лампочек и звона звоночков — не собаки все же ­— а острыми вопросиками на жгучие темы: таким образом выступил многоуважаемый публицист Валерий Панюшкин. А на ответы простодушных атеистов в комментах — эдакая ласково-поощрительная реакция естествоиспытателя на подопытных испытуемых типа: «Надо же! Как интересно! Вот ведь как, оказывается, бывает!»

Раз пошла такая пьянка — режу последний огурец: распахиваю свою душу. У меня есть проза «Разговор». Вначале там внутренний диалог автора со своим умершим отцом: выяснение с ним отношений, не сложившихся и не проясненных в жизни. Но постепенно разговор вплывает в такой уже «обмен», где автору непонятно, с каким отцом он общается — в смысле с какой буквы? А когда уже стало понятно с какой, начинает расти подозрение, что это уже не Он, а его альтер эго. При этом проза строго документальная. Ничего не сочинял, просто добросовестно фиксировал, переводя в слова, поток претворенного сознания: так ЭКГ переводит в график работу сбоящего сердца. Абсолютная спонтанность — писал без понятия не только о том, чем все кончится (просто тревожили опасения на этот счет), но и что будет на следующей странице.

А начался «духовный опыт» в студенческой молодости с того, что за неверующего с мятущейся душой взялись сразу два верующих друга: один обращал в иудаизм, другой — в православие экуменического толка по Александру Меню. Ни та, ни другая вера не легли на невесть чего алкающую душу, но тут подоспел Знак-приказ: «Иди своей дорогой. Будет с тобой отдельный разговор, а с тебя — особый спрос». И я пошел — уж больно четкий был приказ и ясный знак: ровно от слова «знание». Потом еще была пара-тройка вещих снов с дальнейшими указаниями, пара сюжетов, подозрительно смахивающих на чудо, вышеупомянутый разговор, тут и там выплески богоборчества — в не лучшие моменты жизни… И что делать, когда православные верующие дружно ополчаются на атеистов, а тебя это задевает, хоть сам не атеист и не верующий — конфессионально, и нет никакой потребности в такой вере, поскольку ее успешно заменяет знание? Подозреваю, не у меня одного духовный опыт в этом роде, но своего названия он не получил, и слово «знание» к нему не привилось, так что остается, пожалуй, в рамках принятых конвенций считать его верой — просто неправильной, «не как у людей». С позиций такой веры и попробую высказаться.

Как для господина Панюшкина и многих других православных господ все атеисты — загадочные люди (в лучшем случае), так для меня немного загадочны все «правильно» верующие, в особенности православные. Просто не приходило в голову пытать, отчего у них как-то не так, как (по-моему) надо. Но коли им пришло в голову пытать других, и я позволю себе полюбопытствовать. Скажем, как можно наделять божественными прерогативами народ и светскую власть, когда в глазах Создателя это определенно кощунство — как есть сотворение кумиров! Или почему православные столь рьяно роют рвы и воздвигают баррикады между собой и что неверующими, что инаковерующими? Что, вера ваша не крепка и ей требуются фортификационные укрепления? Вот мне, к примеру — не право и не славно верующему — не требуются: старший сын каббалист, младший неверующий, а средний вовсе атеист, но нет никаких проблем в общении со всеми тремя, даже пресловутой проблемы отцов и детей.

А почему нельзя жить достойно, не рассчитывая на конечную награду за это? Почему обязательно я — Тебе, Ты — мне? Подаяние — за воздаяние? Какие-то пошлые утилитаризм с прагматизмом выходят, а никакая не духовность. Атеисты, кстати, свободны от этого, и если творят добро, то безвозмездно, по велению сердца или из чувства долга, которое, может, имеет божественную природу, а может, и не имеет. Также и само добро, принимая изредка слегка болезненные формы альтруизма, не разбирает, веруют носители этой болезни или нет — и каким образом веруют. По мне подаренная человеку жизнь и есть его главная награда, тем более если в пакете с призванием: отслужи, коли призван, отпаши, реализуйся — сделай людям подарок, а заодно еще один сам себе: глядишь, и бессмертием запахнет.

А зачем обязательно все время молиться? Всего раза три в жизни занимался этим делом — когда уже совсем подпирало — и то своими словами: ни одной молитвы не знаю. Но знаю, что Он не нуждается в канонических формах сообщения: ни нашего сообщения с Ним, ни Его сообщения с нами. Нет, молиться не обязательно — совершенно достаточно полагаться: вручать себя его воле.

И зачем тогда делегировать кому-то полномочия для общения с ним? Зачем поводыри, коли мы сами созданы быть проводниками Его воли и замыслов? Может, Он рвется общаться напрямую с каждым, но не может прорваться через все заслоны: сонмы глухих и слепых посредников? А если посредники для того, чтобы утешать и вести за собой слабых и заблудших, то по-человечески это понятно. Непонятно только, зачем тогда провоцировать слабых и заблудших возомнить себя главным божественным орудием? При коммунистической вере мы это уже проходили — «Интернационал» пели. Если теперь нам всем «Национал» предлагают хором петь, то какая, в сущности, разница?

Или вот Павел Флоренский, который на материале изобразительного искусства обосновывал превосходство православия над другими ветвями христианства, неправильно славящими: ставил икону по левкасу на дереве онтологически выше католической — масляной живописью по холсту и протестантской — гравюры на бумаге: неужто эта гордыня божественного рода? Нет, не божественного! Еще и потому, что именно ее сегодняшние инкарнации рождают чудовищ воинствующего антизападничества, питающихся священной ненавистью к свободе. У атеиста нет «универсальных» препятствий на пути к свободе, а у православного есть — и они до обидного часто непреодолимы. И не эти ли «родимые пятна» православия проступают сейчас на лице сатанеющей у нас на глазах России, рвущейся к фашизоидной фундаменталистской бесноватости как к заветной цели?

И не они ли просвечивают в нежелании добросовестно проживать каждое сегодня: в желании все рваться, рваться, закусив удила, прочь от заведомого смрада дольней жизни? То туда, то сюда рваться, лишь бы прочь! То небо в алмазах подавай, то стащили звезды на землю и сделали их красными, обагрив кровью православных. Теперь вот православного рая на земле взалкали люди с так же устроенными головами, если не с теми же самыми: чьей кровью его поливать будете? Атеистов? И скажите, разве не душевная прелесть — распространенная в православии болезнь — нынче принимает масштабы эпидемии? А ведь она, как известно, не лечится.

Под конец, чтоб немного развеять тоску, пара ответов лично Валерию Панюшкину. Только не на его вопросы, я ж не атеист. Но один «по поводу»: «Как вы ухитряетесь воспринимать произведения искусства, — спрашивает публицист атеистов, — сюжеты которых основаны на евангельских историях?»

А у меня встречное удивление: насколько умственным надо быть человеком, сколь то есть неразвитым, ну или извращенным аппаратом чувственного восприятия надо обладать, чтобы ухитриться выделить «божественные темы» в специальную воспринимательную категорию — это же означает использование глаз не как органов чувств, а как инструментов считывания информации. Искусство — царство, где царит не вера, а другие чувства: что над производителями царят, что над потребителями. Марк Ротко — самый чувственный художник ХХ века, а может, и не только — был атеистом. Значит, не было у него ощущения «присутствия» и что его руку водят — а в какие бездны погружают и на какие высоты духа возносят зрителя с глазами его сумрачно сияющие холсты! А если вам кровь из носу нужна ваша духовность, извольте к Глазунову и Нике Сафронову. А у нас, дорогой Валерий Панюшкин, правит вдохновение. А уж что там ты вдохнул — на тебя дохнуло: любовь, тоска, нежность, Бог, отчаяние, сострадание, ненависть или все вместе, или в любых сочетаниях, — то и ладно. При этом в иных творениях, да, «божественный мазок» вовсе не фигура речи, а констатация его реальной природы. Но сама по себе «евангельская история» не сделает высоким ни одно творение.

Или вот парадокс из его комментов: «Меня-то больше всех устраивает Будда, а верю в Христа». Возможно, я не доезжаю, но по мне либо верь в того, кто устраивает больше всех, либо — если для тебя вера род самоиспытания (самоистязания) — бери что уж совсем ни в какие (твои) ворота не лезет.

А бессмертия кто не хочет! Простого, потустороннего. Только про него уж точно никто ничего не знает. Тут остается только верить.