Чадит котёл ассимиляции

Прежде всего наши и политики, и многие эксперты оспаривают само понятие этнических конфликтов. Они считают, что конфликты сами по себе не являются этическими, а они интерпретируются в этнические категории.

То есть этнический подтекст привнесен в эти конфликты относительно искусственно. Да, можем сказать, что нет этнических конфликтов, есть этнические интерпретации конфликтов. Но проблема состоит в том, что этнические свои отношения и конфликты интерпретируют сами их участники. Ну, например, вот простые и бытовые вещи. Для этого не надо быть каким-то там главным националистом, который много думает о своей идентичности. Но когда кавказские ребята в метро или на улице вступают в конфликт, они, безусловно, исходят из того, что они имеют дело с чужими, что они находятся в чужой среде. У них очень низкий порог применения насилия и, в том числе, оружия.

Характерная модель поведения по отношению к чужим в среде плотной, где высокий уровень социального контроля, условно говоря, у себя дома они просто так себя не ведут, потому что знают, что это может быть чей-то родственник, что это будет иметь долгосрочные последствия и т.д. То есть с обеих сторон, в общем-то, есть прочтение отношений, прочтение конфликтов в терминах «свой» и «чужой». Значит, что и сам конфликт носит этнический характер. И крайне наивно выглядит мысль о том, что если мы перестанем его комментировать в этнических терминах, ну например, напоминать национальность преступника в средствах массовой информации, то он перестанет носить этнический характер. Дальше. Почему Кавказ, почему кавказская молодежь — неизменный участник этих конфликтов? Потому что многие говорят о какой-то там повышенной пассионарности и о том, что есть там кодекс горца, который исходит из каких-то других, более высоких стандартов, значит мужественности, чем этика обычного современного горожанина.

На мой взгляд дело не в этом. Дело в том, что есть достаточно универсальные в человеческой истории болезненные процессы, в том числе процессы урбанизации и процессы выхода сообществ из родоплеменного состояния, переходы к массовому обществу. Вот если русские эти процессы прошли достаточно давно (выход из родоплеменного состояния — это вообще позднее средневековье, наверное, а урбанизация — это советские годы, это первые десятилетия советской власти, и насколько болезненным, на самом деле, был этот процесс; я сейчас скажу, в чем отличие урбанизации тогда и урбанизации сейчас), то кавказские народы переживают их сейчас. Вот эти вот процессы социальной модернизации, ну модернизации не в том смысле, что все становится лучше и современнее, а в том, что действительно размывается традиционное общество и формируется массовое общество и урбанизации. Это ситуация, когда старые нормы перестают действовать (они уже перестают быть сдерживающим механизмом), а новые нормы еще не усвоены.

Вот в советское время, когда большинство, так сказать, когда этот процесс массово мы переживали, русские в том числе, был очень мощный механизм цивилизующий, воспитывающий вчерашнего жителя села в правилах и логики новой городской современной цивилизации. Вот сегодня нет этого механизма. Сегодня нет того ассимилирующего плавильного котла, который только и способен превратить вчерашнего жителя деревни (а в нашем случае — аула) в современного горожанина. Это ассимилирующий плавильный котел в современных массовых обществах, собственно, и формирует гражданина. И в этом процессе ассимиляции тесно связаны две вещи. Первая вещь — это уважение к праву, к неким нормам взаимодействия, которые предполагают высокую степень индивидуальной свободы людей, в целом, к правилам общежития, характерном для современного горожанина. И вторая сторона этого процесса — это воспитание на базе общей, единой, транслируемой образованием и массовой культурой, национальной высокой культуры. Практически везде и всегда (вот в европейских обществах, в США и Советском Союзе), когда работал этот плавильный котел, он работал на материале конкретной национальной культуры: французской, немецкой.

Некоторые исследователи справедливо говорят о наличии своеобразной американской культуры. То же надо сказать абсолютно не без основания. И в Советском Союзе — русской культуры на самом деле. Потому что если мы посмотрим, на каком топливе работал советский плавильный котел, то, безусловно, на топливе русской культуры. Даже это просто видно по школьным программам, по учебникам, когда, допустим, базовый социализирующий предмет в Советском Союзе — это русская литература, поданная сквозь призму классового подхода (да, не спорю), но именно русская словесность. Вот сегодня у нас этот ассимилирующий механизм, этот плавильный котел, работающий на топливе национальной культуры, национальной идентичности, доминирующей нации просто не работает.

Мы очень много говорим о какой-то своей уникальной многонациональности. Ничего уникального в ней абсолютно нет. Условно говоря, в начале 19-го века больше половины населения Франции не говорило по-французски: Гаскония, Эльзас, Бретань и т.д. Благодаря ассимиляции они стали единой нацией, которая говорит на одном языке и, так сказать, во всех уголках при локальных отличиях действуют некие общие сквозные нормы и подходы. Поэтому многие страны проходили через это, и ассимиляция в единую гражданскую и национальную культуру — это, в данном случае, единственный способ решения этих проблем и противоречий. При этом эта ассимиляция в русскую гражданскую культуру (назову это так), она не подразумевает полностью отрицания идентичности, связанной с происхождением человека. То есть возможна двойная идентичность человека — по происхождению и по принадлежности, не скажу гражданству, не по паспорту, а по принадлежности именно к русской высокой культуре, к русскому языку.

Кстати, если мы будем определять этничность по уму, не по генетике родственников, а по родному языку, языку на котором человек думает, мы вообще обнаружим, что у нас в стране не 80 процентов, а 90 процентов русских. На самом деле это будет именно адекватный подход, который нужно внедрять на уровне общественного сознания, на уровне экспертов и массового восприятия. Так вот: вот этот ассимиляционный механизм, этот плавильный котел, на мой взгляд, только и способен снизить болезненность этого процесса урбанизации и перехода от традиционного общества к современному, и, разумеется, дополненный качественной, слаженной, последовательной работой правоохранительной системы. Опять же, никакие гражданские нации не формируются, если нет силы, которая может заставить уважать закон. Сегодня у нас этой силы явственно не хватает. Но должен сказать, что какие-то последние тенденции в работе МВД скорей говорят в пользу того, что выводы делаются. Мне кажется, что эти тенденции связаны с позицией нового министра внутренних дел. Ну есть ведь некоторые ограничения, понимаете, если в классе больше двадцати пятидесяти человек, то резко снижается результативность — работа учителя сложнее. Если участок, обслуживаемый терапевтом, опять-таки, превышает какое-то количество, то опять будет страдать качество. Так что здесь очень серьезные ограничения на сокращения, и нужно идти, наверное, другим путем все-таки.

Изыскивать средства для повышения бюджетного финансирования и относиться к возможности действительно поощрять лучших работников достаточно аккуратно. Да, это нужно делать. Никто с этим не спорит. Но это должно быть достаточно прозрачно, по максимально четким и понятным критериям, а не просто по тому, что левая нога начальника решила, что этот работник лучше. А может он лучше только потому, что не вякает. А тот слишком много о себе думает, и поэтому поощрять его не стоит.