По какому только поводу ни вспоминали приписываемые Гоголю слова о том, что в России две беды — дураки и дороги. Все, конечно, знают, что эти две проблемы серьезные и решить их вряд ли когда-либо удастся. По крайней мере, первую уж точно решить невозможно. Но очевидно, что есть беда и посерьезнее — дураки на дорогах. А если эти дураки к тому же пьяные, речь идет не о беде, а о трагедии. Разумеется, пьяные водители, из-за которых погибают люди, должны нести ответственность по всей строгости. Но разве это хоть как-то решит проблему пьяных дураков и на дорогах, и вообще? От пьяных дураков, к несчастью, никак не застрахуешься. Однако перед нами лишь частный случай еще одного извечного недуга, благодаря которому, кстати, русский народ знают повсеместно.

Мудрейший Венечка Ерофеев, сам того не ведая, вроде бы предложил верное и фактически разумное решение. Хочешь пить — пей. Сколько угодно. Но за руль не садись. Если надо куда-то ехать, пожалуйста, пользуйтесь общественным транспортом. Венечка предпочитал электричку. Впрочем, он совмещал — пил прямо в электричке. Все, конечно, помнят, как герой поэмы «Москва–Петушки», затарившись алкоголем, немедленно выпивал и в пьяном угаре начинал рассуждать о насущных проблемах России — о революции, о Пушкине, о том, почему электричка Москва–Петушки в Есино не останавливается. И в этой волшебной «алкоэлектричке» всем было счастье. Потому что почти все пили, и даже контролер штрафы за безбилетный проезд брал в граммах — по грамму за километр. Это означает, что практически каждый пассажир вез с собой алкоголь. На тех же, кто ехал по билету, правильные пассажиры смотрели косо, осуждающе. А контролер билеты у этих пассажиров брал с брезгливостью, пренебрежительно. Но таких, благо, были единицы. Одним словом идиллия.

Но все же совсем не идиллия. Пьяные дураки таковые везде. Дело в том, что буквально на этой же неделе кое-какие подмосковные электрички стояли из-за очередного происшествия. По той причине, что один пьяный пассажир открыл огонь по трезвым пассажирам из пневматического оружия, ранив при этом мужчину и женщину. Это, конечно, была не петушинская электричка. Но всем ясно, что романтизированный алкогольный трип в город, где никогда не отцветает жасмин, на деле оборачивается настоящим кошмаром. Мало что изменилось с тех пор, как Ерофеев писал свое правильное произведение. Разве что контролеры штрафы берут теперь деньгами. Однако на трезвых пассажиров с билетами смотрят все также с пренебрежением. А пассажиры без билетов все также развлекаются, распивая алкогольные напитки, «до полусмерти пьют». А ведь это слова Некрасова. XIX век.

Однако пьют не только в электричках. Никогда не забуду, как один видавший виды историк Московского университета на лекции, посвященной Древней Руси, вероятнее всего по своему обыкновению, обрушился на антиалкогольные инициативы Михаила Горбачева середины 1980-х. Возмущало историка прежде всего то, что борьба с пьянством велась не где-то там, в СССР, а рядом, в университете. «Это надо же было додуматься до такой дури, — фактически кричал лектор. — Чтобы бороться с алкоголизмом в стенах университета!». Не стоит думать, что историка обижала сама мысль, будто в университете кто-то может пить. Отнюдь. Он ясно давал понять, что уж где-где, а в высшей школе бороться с этой бедой было бессмысленно. И говорит этот пример о том, что данный порок распространен повсеместно — и в электричке, и в университете. И в метро, кстати, тоже. Не так давно это метро было увешано иллюстрациями изречения Сенеки, что пьяный делает много того, отчего трезвый краснеет. А рядом красовались условные плакаты, свидетельствующие, что в пятницу вечером русский человек имеет право.

Беда, однако, в том, что русский человек это право имеет не только в пятницу вечером. И лишить его этого права невозможно. Большевики лишали, да не лишили, Советская власть лишала, да лишила, ЦК КПСС лишал, да не лишил, Горбачев лишал-лишал, да и тот не лишил. Неужели русский народ так любит пить? Любит, конечно. Только надо сказать, что пьет он не просто так. Разумеется, причины алкоголизма разные, но есть и общая. Ведь все помнят, что прежде слов «до полусмерти пьет» у Некрасова идет строчка «до смерти работает». Прокатитесь на электричке Москва–Петушки рано утром — а лучше вечером — и внимательно посмотрите на пассажиров. Поздним вечером петушинские друзья-рабочие на Курском вокзале садятся в свой вагон на уже занятые для них места и открывают бутылку, чтобы распить ее в доброй компании. А рано утром, поспав в лучшем случае четыре часа, они встают, чтобы снова бежать на электричку. Они изматывают себя уже одной только дорогой, которая в обе стороны занимает у них около семи часов. И поступают они так, чтобы прокормить семью. И как тут не выпить?

И что делать? Другое дело, что русский человек пить не умеет. Или, наоборот, слишком умеет. Умеет так, как никто другой не может. Все мы любим шедевр советской антиалкогольной пропаганды, на котором здоровый, румяный, явно положительный русский человек за трапезой решительным движением руки отклоняет тянущуюся к нему рюмочку. И на всякий случай плакат подписан уверенным «Нет!». Точно так же в 1980-е Рональд Рейган придумал решить проблему наркотиков, просто предложив сказать им «нет». Рейгана за это стали любить больше, но наркотики от этого не пропали. Пропагандой в случае с алкоголем никак не отделаешься.

Не отучать пить нужно, а переучивать. Ведь не так уж и плохи те, кто придерживается жизненного девиза «Истина в вине». Она, по крайней мере, в вине, а не в некачественной водке. И, по крайней мере, в вине не дешевом. Венечка умел пить. А пил в электричке он потому, что особо было негде. А вот персонажу Чарльза Буковски Генри Чинаски было где пить. И хотя он был алкоголиком, все же напивался в барах. То есть по уму. Русский человек в барах не пьет. Но если бы пил, может, оно было бы и лучше. Но для этого нужны условия, которых нет.

Дело не в контрпропаганде, а в культуре. Естественно, Веню Ерофеева в СССР никто бы не издал. Как свидетельствует он сам, первое издание «Москва–Петушки», благо было в одном экземпляре, разошлось быстро. А между тем лучшую критику пьянства в Советском Союзе еще нужно было поискать. Вместо этого власть издавала постановления и корчевала виноградники. А Венечка Ерофеев пил. Он сокрушался, что в России никто не знает, отчего умер Пушкин, а как очищается политура, это каждый младенец знает. И снова пил. И получается, что пил он за алкоголь — источник и решение всех наших проблем.