Наша незаконченная война

Как-то Виталий Третьяков весьма проникновенно заметил, что у нас идет непрекращающаяся холодная гражданская война. Она полыхает — в ожесточении простых людей против начальников, патриотов против либералов, пациентов против врачей, пешеходов против водителей, студентов против «преподов», феминисток против «овуляшек», мужиков против геев, богатых против «лохов»… Это доктору Хоббсу было вольно считать, что bellum omnium contra omnes — это переход от естественного общества к контракту. А у нас рядом уже есть Украина. Наше общество устало от постоянного взвода, люди устали от войны. Надо ее кончать, надо научиться мириться. Но для этого нужна сторона, с которой можно заключить символический мир.

Именно поэтому вопрос, заданный Путиным пресс-секретарю Д. Пескову, по зрелом размышлении не кажется таким уж случайным. Зачем нам старообрядцы? Что там у них есть такого, о чем говорить, если не про этнографию, радикальную религиозность, фольклор, этнический туризм и ремесла? Дело в том, что старообрядцы — это как раз про войну. Как любой патологический процесс, ушедший вглубь организма, война захватывает все новые органы и ткани. Именно великий Раскол XVIIв. породил исходное противоречие. Это не борьба почвенников против западников, не борьба консерваторов с прогрессистами, это два разных типа европейского типа развития. Европейского в том смысле, что оба они находятся в пространстве одной большой культурной общности и вытекают из нее.

Зачем нам нужны старообрядцы?

Исторический и культурный скачок, который совершила Русь за пять первых столетий, оставил страну без равновесия, и после Смуты начала 17 в.началось постепенное отступление свобод, которое вылилось в крепостную систему. Создание класса служилых людей привело в конце концов к потере связи аристократии и народа. Возникли со временем изолированные классы начальников и прочих людей. Стало культивироваться чувство национальной и религиозной неполноценности — «у нас все всегда хуже, чем у них». В. Найшуль как-то заметил, что русская привычка оглядываться на соседа происходит от нежелания жить своим умом. Беда наступила, когда «хуже» стала наша православная вера, унаследованная от Византии. С. Аверинцев некогда написал, что догматизм был свойственен грекам, а сложные логические и метафизические конструкции славяне, и русские в частности, воспринимали только в сгущенном виде через символ. И именно по этому месту пришелся главный удар, от которого православие не оправилось и по сию пору.

В конце 17 — начале 18 в. наступил перелом, который мы привыкли однозначно и безальтернативно считать «прогрессивным». В результате этого перелома и возник отдельный феномен «старообрядчества». Вообще говоря, старообрядец — вполне старый тип традиционного православного человека, поставленного в условия тяжелого нравственного выбора. В ходе реформы, которая только началась с изменения богослужебных и уставных норм жизни, а ломкой жизненного уклада, петровской десакрализацией и высмеиванием почти всего дорогого людям, была принесена важная жертва. До реформ русский человек чувствовал себя вполне органичным и главным хранителем былого достояния и символического византийского дара. А после них стал чувствовать, что его ОБЪЕГОРИЛИ. И это чувство не проходит.

Война гражданская пряталась и временно затихала, но повлияла на все — на народные движения, на структуру идеалов, на формы социальной и экономической зависимости. Вспомним народные или, как их было принято раньше называть, крестьянские войны. Их нередко связывают со старообрядцами, дескать, они были движущей силой. Но дело в том, что даже те войны были проявлением общенародного противостояния, возникновения противоборствующих сторон почти в каждой точке как бы несинхронно, но связанным образом.

Наконец, гражданская война того времени породила разные эстетические типы, один сориентирован на копирование и сохранение древнерусских и византийских образцов, а другой — на заимствование всего с Запада. На одной стороне пели византийским столповым пением, а на другой звучала сладкозвучная итальянская музыка… Эстетика неизбежно транслируется в социальность: на одной стороне произошло закабаление крестьянина, на другой — бегство за Урал, казацкая вольная жизнь, свободное хозяйство. Да, были общие направления развития, общие представления о роли технологии, о коммуникационных стратегиях. На войне оружием владеют обе стороны. Но без завершения гражданской войны лозунги «величия России», «открытого общества» или гармонического устройства звучат как пародия или фарс.

Завершение войны

Общественно-духовная эволюция, которая запустилась в обществе при посредстве тандема патриарх Никон-царь Алексей Михайлович, дошла до своего локального экстремума в 60-х гг. ХIХ в.,когда произошел цивилизационный надлом. Он совпал с попыткой властей преодолеть войну через освобождение крестьян. Еще в 40-х гг. западники полемизировали со славянофилами — это не была война, это был спор о тактике. Когда Герцен пытался завести дружбу со старообрядцами против самодержавия через Кельсиева — это была уже стратегия. Война перекинулась в широкую среду интеллигенции, когда в ходе этого надлома разночинные элиты ощутили себя борцами, оппозицией. Плодами этого надлома были, в частности, две вещи: вывод о допустимости жертвы, которую надо приносить, и идея несамостоятельности, требующая срочного спасения через заимствование извне. Война, оторвавшись от своего причинного смысла, стала порождать то, что мы знаем по «Бесам» Достоевского — демонов революции.

В свое время Д.С. Лихачев верно заметил, что раскол русской культуры произошел тогда, когда ее единством было пожертвовано ради церковного, чисто обрядового единения России с Украиной и Белоруссией. Внутри русской культуры возникли одновременно две линии: старорусская и новороссийская, которую с боями и мучениями приходилось протаскивать и в литературе, и в музыке, и в живописи. За ними стояли два противоположных взгляда на будущее России. Первые считали и считают, что спасение страны от неизбежного краха состоит в срочном заимствовании идей, стратегий и технологий из Европы. Вторые считают, что надо развивать европейскую культуру, опираясь на свою традицию. Мы — часть Европы и содержим внутри себя все, что нужно, и в довольном количестве. Этими линиями и сейчас размечены противостоящие стороны идущего уже без малого 300 лет внутреннего конфликта.

У него нет очевидной линии демаркации, но разговоры все время идут вокруг этого вопроса. Нас убеждают: сами не сможете! И мы уже готовы поверить: нет, не сможем… Ровно год назад в Сети было опубликовано открытое письмо к власти бизнесмена Бориса Акимова, который констатировал несколько важных вещей: во-первых, власть и общество находятся в постоянной явной или скрытой борьбе. И редкие моменты, когда кажется, что общество (или даже какая-то часть его) получило власть в свои руки, заканчиваются в лучшем случае разочарованием, а в худшем — репрессиями.

Во-вторых, генезис этого следует искать в эпоху церковного раскола XVIIв. В основе русского (как и европейского) общества первой половины столетия лежали христианские ценности, в первую очередь, ЛИЧНОЙ ответственности каждого перед Богом. Ответственность за себя означает свободу в процессе принятия решений и проявления собственной инициативности.

В-третьих, «власть, начиная с Алексея Михайловича и заканчивая Петром, громит Церковь и традиционные морально-этические нормы (под видом борьбы с чем-то религиозно-неправильным) и тем самым уничтожает все, что можно было бы назвать проявлениями гражданского общества и свободы». Отравив церковь военным ядом, отравили и все общество. В результате, говорит Акимов, «окончательно возник тот самый тип власти, которой характеризует власть в России все это время. Монархия сменяется коммунистами, коммунисты — демократами, демократы — Путиным. Но власть все та же — стремящаяся к Абсолюту». Но и тип власти и тип нашей реакции на власть задаются военными действиями.

Общество измотано и покорежено бесконечной войной, которую давно пора остановить. С крепостным рабством все-таки удалось покончить. А старообрядцы нужны как раз для того, чтобы войну завершить. Ведь именно они представляют исторически сохраненные вещи. Несмотря на их отдельность, у староверов есть несколько вещей, которые в деле окончания войны могут быть полезны. Старообрядцы — люди не частные, а артельные, общее дело для них важнее, чем личный карман и интерес, у них есть объединяющее начало. Старообрядцы до сих пор выбирают себе духовных вождей, а не ждут, пока им спустят их сверху. Старообрядцы знают, как строить жизнь самим без оглядки на начальство. И еще они понимают, что такое свободный протест, без рабства и холопства, без бунта и безумия. Полезные для нашего общего дела, в общем-то, люди.