Недавнее фейсбучное высказывание Ксении Лариной о патриотизме выводит дискуссию о злосчастном опросе, ставшем поводом для административных гонений на телеканал «Дождь», на решающий финальный рубеж. Правильней сказать, на стратегическую высоту. На которой всё, собственно, и решалось изначально. В самом-то деле, жалко «Дождь», но давайте по сути.

Вряд ли стоит тратить дополнительные слова, чтобы ещё раз поиронизировать над воспалением патриотического официоза, которое нам азартно и повсеместно демонстрируют люди государственные и около того. Сказано с избытком. Лечение сложное, комплексное, далеко не каждый излечим.

Но если подытожить и отбросить сиюминутные частности: патриотизм как таковой – это высокое чувство, которое – береги смолоду? Подразумевается – от державных перверсий, отождествляющих родину и государство? Или патриотизм сам есть растление и заповедник зла?

Лаконично и ёмко Ларина изложила точку зрения той части общества, к которой – уже, видимо, намертво, приклеился чудной ярлык «либералы». Почему всё же не «западники»? Что же так, каждый раз подыскивать новое имя? Ну, либералы и либералы. Как скажете.

«От слова «патриотизм» тошнит уже какими-то червяками и вишневыми косточками. Я не люблю родину (Родину) давно и убежденно. И это не мешает мне жить в родном городе, читать и мыслить на родном языке, любить свою работу и мечтать о будущем. Патриотизм разрушителен, он ничего не создает кроме трескотни, вранья, шарлатанства, лицемерия. Патриотизм не совместим со свободой, он убивает свободу мысли, свободу творчества, свободу самореализации. Патриотическое искусство – крикливо, фальшиво, примитивно. Патриотизм крышует бездарность и пустоту, производит бездарность и пустоту. Патриотизм мракобесен, как и показная примитивная религиозность, которая не имеет никакого отношения к вере. Патриотизм сам по себе является религией вчерашнего дня, религией мертвых. Патриотизм – это оружие ксенофобии. Патриотизм основан на ненависти, страхе, вранье и непримиримости. Он упрощает человека, лишает его разума».

Ларина формулирует остро. Провокационно. Умеет. Но (правда же) глупо в связи с этим кипятиться: провокация – излюбленный стиль многих заметных публицистов. Стоит ли демонизировать стиль? Ну, провоцирует. Что в этом плохого? Она провоцирует, мы размышляем. Те из нас, кто не упростился ещё до рефлексов. Замечу в сторону, примерно так отреагировали умные люди, не согласившиеся с формулировкой «Дождя» «не лучше ли было бы сдать Ленинград».

Итак, не лучше ли вовсе выбросить патриотизм из головы? Как пережиток. Как вредную привычку.

Мысли, спровоцированные Ксенией Лариной, следующие.

Привожу в сокращённом виде, поскольку по прочтении вышеупомянутой публикации внутри меня приключился нервический спор с самим собой, так до конца и не разрешённый. Подобные споры читаются трудно: двойственность – не то, чего ищет глаз в печатном тексте.

Одна часть меня – тоже, видимо, либеральная – принимает написанное Лариной безоговорочно. Соглашается: а ведь правда.

– Вот именно. Особенно это: «патриотизм упрощает человека». В яблочко! Когда-то я наблюдал своими глазами, в моём родном Тбилиси, как под патриотическую трескотню Гамсахурдиа стремительно, до киношного абсурда упрощался и озлоблялся на мир (думаю, первое всегда обуславливает второе). Разумеется, то был патриотизм толпы. Так сказать, низкий патриотизм – ксенофобский, шовинистический. Как ещё от него откреститься приличному культурному человеку? Вот, пожалуй: мещанский. Толпа мещан, скучающих в собственной никчёмности, всегда голодна до праведного гнева: к империи, к понаехавшим, – не суть. Благодарна любому проходимцу за шанс покуражиться, прикрывшись высшим смыслом, за сентиментальную слезу, пущенную под рефрен про «родину-мать». Но разве не всегда так? Разве патриотизм не устроен как сеть, что улавливает души по отдельности, чтобы использовать оптом? Разве подавляющее большинство приличных и культурных – сейчас не об идеологах речь – не слилось в экстазе с разгорячёнными патриотизмом толпами в национальных республиках разваливающегося СССР? Ими двигал патриотизм. Разве не то же самое проделывает с приличными и культурными Майдан-2, отданный на откуп самым что ни наесть патриотам? Разве не это – кульминация любого патриотизма? Упрощение, схлопывание культурных пространств до размеров митинга? Единение не судьбой даже, но исключительно кровью…

…в общем, суть аргументов ясна: патриотизм красиво упакован, но на деле редкостно паршив.

С чем вторая часть меня – как бы она ни называлась – категорически не соглашается:

– Нет, никакая это не кульминация. Это вообще о разном: есть чувство родины – и есть политика, давно и успешно этим чувством манипулирующая. Есть либидо – и есть порнобизнес. Где тут ставить знак равенства? Патриотизм – дело интимное. Патриотизм – это нормально. Если не размахивать им где попало. Как бы банально ни звучало: от человека зависит. И только. «Чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого, – любовь к Родине». («Севастопольские рассказы», Лев Николаевич Толстой). Это о войне, конечно. О живущем на войне человеке. Но если всмотреться (только по-честному), без этого стыдливого чувства многое из того, что бесконечно далеко от военных подвигов и что вписало в нашу общую историю биографии высшей пробы, попросту невозможно. Братья Третьяковы и братья Щукины, Савва Мамонтов и Савва Морозов, Алексей Бахрушин, Иван Цветаев – никак не упрощение и крышевание пустоты. Павлов, Менделеев, Пирогов. Земство – запоздалое русское Просвещение, рождено патриотизмом. Кстати, именно исторический опыт земства доказывает, что даже в русском контексте, где государство почти всегда мракобес, и уживаться с ним приличному человеку – что мыкаться с истеричкой женой, совсем не обязательно патриотическое лояльно государству, казарменно и славянофильно. Случалось и наоборот. И до сих пор случается. К примеру, расцветшее ныне волонтёрское движение, как и земство, используют западную матрицу. И те и другие обустраивают нашу, русскую жизнь по тамошнему, либерально-европейскому образцу. Нет, ну вот кто и почему решил, что патриотизм верней всего рифмуется с обскурантизмом? Почему бы не считать патриотизмом именно открытость, готовность познать и освоить чужое, полезное или просто приятное? Патриотизм как всечеловечность…

Но я снова перебиваю себя:

– Договорим о Грузии. Которая когда-то вдруг решила стать тебе чужой… «Истина выше нации», – сказал тогда Мераб Мамардашвили. И пояснил для непонятливых: «Если грузинский народ изберет Звиада, я пойду против грузинского народа». Слово, перевесившее хаос. Остановившее страх и обиду. Одно дело измыслить: культурное родство важней этнического, но другое дело – почувствовать. Альтернатива национально-патриотической афере, которую с такой безрассудной пылкостью, так по-грузински, предлагал философ Мамардашвили, в тогдашней Грузии выглядевший полным апатридом, в политическом смысле не открывала ничего нового и сводилась к сохранению союза с Россией. Но сама его позиция, его выбор актуализировали для современников мировоззренческую модель – альтернативу патриотической запрограммированности – которая одна только и достойна быть фундаментом для единения человека разумного. Никогда не забуду это острое чувство общности поверх национального. Казалось – вот. Моя настоящая родина. Без земли. Без пограничных столбов. Ни пощупать, ни дома построить. Но и – без уличного гвалта, без политической наркоты. Растворённая в воздухе, рассыпанная по холстам и книгам. Родина культурных людей.

– Да брось ты! Хватит носиться с этой утопией. Нет её, и никогда не было, этой альтернативной Родины культурных людей. А если иногда кажется, что есть, так то ненадолго и моментально проходит, как только тебя окликает грубая реальность, в которой – хоть ты тресни, и политика, и национальные интересы, и корпорации с кланами, и Чёрные сотни с ваххабитами. И всё каждый раз девальвируется до перечня «братских народов» и списка объединившихся. И случается Югославия, например. После которой уцелевшие культурные люди, отряхиваясь от пыли и пряча глаза, выползают из укрытий и разглядывают очередных миротворцев: культурней ли прежних, что новенького в экипировке. Утопия красива. Но, как водится, несовместима с жизнью. Так это не работает: выблевали патриотизм до последней косточки и живём в прекрасном новом мире новых людей, свободных от всего этнического, от истории.