«Полит.ру» опубликовало очень интересную статью Ольги Исуповой под ярким названием «ТыжеМать: неизбежный героизм и неизбывная вина материнства». Само название сразу настраивает читателя на трагический лад, а содержание это первое впечатление только усиливает.

Судя по исследованию автора, современная женщина не может относиться к материнству как радости, а к ребенку как к источнику счастья. Это тяжелый труд, давление со стороны окружающих и вечное ощущение собственной неуспешности в такой важной, для многих самой важной роли. Отсюда чувство вины, причем неизбывное.

Мне хочется немного ослабить драматизм изложенной ситуации и высказать свое понимание существующей проблемы. А в том, что проблема существует, у меня сомнений нет. Начну с того, что все-таки выражение «ТыжеМать даже визуально выглядит несколько ироничным. В нем заключается скрытая отсылка к традиции посылать собеседников в известном направлении, а написание всего выражения в одно слово (не очень благозвучным), подчеркивает некоторую его несерьезность. Я много лет анализирую контент родительских форумов, особенно регулярно на портале 7я.ру, существующем с апреля 2000 года. Участницами обсуждений являются женщины, преимущественно 25-45 лет (в зависимости от того, каков возраст детей на конкретной конференции), практически все имеют высшее образование, доходы выше средних, а проживают в Москве, Санкт-Петербурге или других крупнейших городах России, часть из них за рубежом. Большинство из участниц конференций работают, многие карьерно ориентированы, но довольно много тех, кто посвятил себя семье и детям, имея на это финансовые возможности. Многие имеют наемный персонал для ухода и помощи в образовании детей – нянь и репетиторов, нередко начиная с первого класса школы. Это как раз та группа, которую анализирует Ольга Исупова – женщины, которых можно с некоторой условностью отнести к российскому среднему классу. При этом для абсолютного большинства из них успехи детей – сегодня и в будущем, когда они станут взрослыми, имеют огромное значение, а обеспечить детям это счастливое будущее они считают своей святой обязанностью.

На конференциях, где общаются женщины, имеющие детей разного возраста, они обсуждают свои материнские проблемы, воспитание детей в семье и школе, конфликты с родными и учителями, болезни детей и пр. Фактически поднимается вся родительско (материнско)-детская проблематика. При этом гораздо чаще используется другое, хотя и похожее выражение – ОнажеМать, которое означает ироническое отношение к тем женщинам, которые всю свою жизнь посвятили материнству, и кроме пеленок, двоек, драк и злых учителей вокруг себя ничего не видят. Сами они не такие – у них много разных интересов, они живут полной жизнью, самодостаточно и успешны. Себя они нередко гордо именуют «матерями-ехиднами», то есть женщинами, для которых дети – это только небольшая часть их полнокровной жизни. Впрочем, контент обсуждений показывает, что большинство из них видят себя в несколько искривленном зеркале – многое из того, о чем пишет Ольга Исупова для них тоже характерно, да и далеко не только это. Фактически они находятся в ситуации неопределенности: что такое быть «правильной» матерью, какую роль дети должны выполнять в их жизни, а какую они в жизни детей, для большинства остается неясным, а потому год за годом проблематизируется и обсуждается, причем к консенсусу прийти практически никогда не удается. Не сложилось еще в нашем обществе представление о том, что должна и чего не должна делать настоящая мать. Показательный пример: многократно ставился вопрос о том, все ли должна знать мать о своем ребенке или он имеет право на личное пространство. Если все, то ребенок – это часть матери, ее симбиотик, если не все, то он отдельная личность, имеющая некоторые зоны независимости от своей матери. Если взглянуть с другой стороны, то это вопрос о том, является ли мать самостоятельной личностью или это придаток к ребенку. Казалось бы, ответ очевиден, но не в сегодняшней ситуации.

Сумасшедшая мать – это звучит гордо

Очень часто в дискуссиях матерей используется такое самоопределение как «сумасшедшая мать», иногда оно дополняется термином «паранойя». Это означает, что женщина испытывает постоянный страх за ребенка: страшно отдавать его в школу, там его будут обижать одноклассники и учителя; страшно отпускать одного в школу и на кружок, хотя он уже подросток, вдруг на него нападут или собьет машина; страшно обращаться к врачам, правильно ли они будут лечить; страшно, когда он общается в соцсетях и я не знаю, что они пишут, м.б. о самоубийстве; страшно отпускать его из дома в гости, неизвестно чем дети будут заниматься; страшно отпускать на экскурсию на автобусе, автобус может попасть в аварию; страшно 10-классника без сопровождения пускать к репетитору, вдруг он гей или педофил. Страшно давать в школе информацию о себе, как ее будут использовать? Страшно, страшно, страшно…

А самое страшное, ребенка могут отнять, забрать из семьи. Существует страшная Ювенальная юстиция, страшный орган страшного государства, который спит и видит, чтобы лишить семью самого главного. И пусть случаев, когда из благополучных семей действительно забирали детей, если не единицы, то максимум десятки, страх чрезвычайно велик. Вот и Ольга Исупова об этом пишет: «Если ребенок плохо успевает в школе или “плохо себя ведет”, если ребенок – инвалид, и мать не имеет возможности работать из-за ухода за ним, если мать обращается за пособием, которое ей не хотят платить, если она просто не нравится соседям – к ней приходят органы опеки и предлагают забрать ребенка в гос. учреждение». Я очень надеюсь, что здесь описаны страхи, существующие в обществе, а не констатируется факт, который фактом очевидно не является. Не только отдельные институты, но и государственная машина в целом вызывает безотчетный страх.

Описывая свои страхи, женщины стремятся, чтобы коллеги по конференции их переубедили, написали, что никакой паранойи тут нет, что это реальные опасности, которые подстерегают твоего ребенка на каждом шагу. Защитить ребенка, держать его возле себя – материнский героизм, как это сформулировано в статье Ольги Исуповой? Это полная самоотдача и растворение себя в ребенке? Я думаю, что причина тут другая. Это не специфический страх матери за ребенка, это отражение сложившегося в нашем обществе базового недоверия к миру. Взрослому человеку испытывать постоянный страх не предписано, это не является нормой. Единственное исключение – страх за ребенка, т.к. он мал и беззащитен, а потому твой страх имеет оправдание, как самооправдание, так и со стороны общества. Поэтому через ребенка канализируются свои собственные, взрослые страхи. В своей великой книге «Как любить ребенка» Януш Корчак писал: «В страхе, как бы смерть не отобрала у нас ребенка, мы отбираем ребенка у жизни; оберегая от смерти, мы не даем ему жить».

Здесь любопытно, что эти страхи возникли относительно недавно, в последнее десятилетие, когда уровень жизни значительно повысился, а доверие к социальным институтам все время идет вниз. Чтобы разрешать себе бояться за ребенка, нужно быть уверенной, что ты в состоянии сама или с помощью специальных людей можешь обеспечить им относительную безопасность. О безопасности полной речи не идет вообще.

Несмотря на социальную успешность, многие россияне находятся в состоянии постоянной депривации, а проявляют эту социальную тревожность как заботу о ребенке. Но ребенок тут не субъект, а только канал реализации этой тревожности, связанной, прежде всего, с недоверием к социальным институтам, ощущением собственной беззащитности перед их лицом. Постоянно звучит одна и та же фраза: «Мой ребенок никому не нужен», но за этим скрывается другой смысл, более глубокий – это я не нужна государству и его институтам, а потому и ребенка нельзя этим институтам доверять и там, где возможно, оберегать ребенка (свое слабое alter ego) от взаимодействия с враждебным миром и враждебными институтами. Отсюда стремление взять на себе часть функций этих институтов. Учить, лечить самостоятельно или доверяя это специальным людям, например, репетиторам. Я им плачу деньги, и я могу с них требовать.

Консенсус по поводу отсутствия надежных, заслуживающих доверия институтов, многократно проговоренной с коллегами по конференциям, а потому признанный обоснованным и разумным, в результате делает страх за ребенка не свидетельством заявленной «паранойи». Право на страхи, даже обязательность их иметь, таким образом, легитимируются, признаются атрибутом хорошей матери, действительно любящей своих детей, а на самом деле к материнству это прямого отношения не имеет.

Дать ребенку все – наша святая обязанность

Россию принято называть страной, где очень плохо работают социальные лифты, повысить свой статус очень сложно. Представители среднего класса в этом смысле находятся в привилегированном положении. Они уже имеют то, за что многим придется бороться. Но именно эта группа в высокой степени стремится к достижительности, причем борьба за будущее детей, их достижения в будущем начинается очень и очень рано. Для того чтобы стать успешным во взрослом состоянии надо начать движение как можно раньше, чтобы опередить потенциальных соперников. Как из числа представителей той же группы, так и находящихся ниже по статусу. Надо успеть дать ребенку как можно раньше максимальное число бонусов, которые потом сделают его успешным. При этом предполагается, что высокий уровень достигается с помощью профессионалов. Отсюда развивающие занятия, начиная иногда даже с 6-месячного возраста. Спрос рождает массовое предложение. Вот типичное объявление: «Если Вы из той категории родителей, которые обеспокоены развитием своих чад, то, бесспорно, рано или поздно развивающие занятия для детей станут вопросом номер один для Вас. Ведь каждый из родителей прекрасно понимает, что дети растут быстро, и чем раньше мы возьмемся за их развитие, тем больших успехов удастся достичь. Таким образом начинать подобные занятия нужно с детьми, которым даже еще не исполнился 1 год». Показательно, что слоган кампании «Чтобы детство не пропало зря». Иными словами, смысл детства заключается в том, чтобы заложить базу для будущего жизненного успеха. Являются ли такие предложения способом давления на матерей, формирования у них чувства вины за недоданное ребенку? Несомненно. Но с другой стороны, это способ снять с матери необходимость самой заниматься с ребенком, уделять ему время. И в этом смысле это не увеличение, а уменьшение материнских обязанностей. Плюс бонус в виде того, что ребенок получает стартовый толчок не кустарно, играя с мамой в Ладушки и Сороку-ворону, а с помощью профессионалов и научных методик. И чем больше времени и средств уделяется таким занятиям, тем выше чувство материнской гордости. Примерно это и называется ответственным материнством, хотя в строгом смысле к материнству это отношения не имеет. Точно так же можно считать себя хорошей хозяйкой, наняв уборщицу или кухарку.

Как и в случае страхов, с помощью которых реализуется «ответственное материнство», ранние нагрузки, зачастую не соответствующие возрастным и физическим возможностям ребенка, полезны не детям, а самим матерям, которые получают множество бонусов. Во-первых, социальное одобрение и гордость за своё стремление дать ребенку лучшее. Во-вторых, уверенность в позитивных последствиях – вклад в будущую успешность ребенка. В-третьих, возможность «отдохнуть» от ребенка, когда им заняты специалисты.

Следующий этап для «ответственной матери» — это выбор и попадание ребенка в хорошую школу, зачастую без учета способностей и склонностей самого ребенка. И вот тут часто матери попадают в ту западню, о которой пишет Ольга Исупова. Ребенок не справляется с программой, ему нужна постоянная помощь. Если есть возможность, нанимают репетиторов, если ее нет, матери часами делают с детьми домашние задания, превращая в ад свою жизнь и жизнь ребенка, причем начиная с младшей школы, которая перейдя с 3-летней на 4-летнюю систему, стала даже проще, чем раньше. Выражение «дворовая школа» стало именем нарицательным. Это место, где оказаться невозможно, если ты хоть чуть-чуть думаешь о будущем ребенка. Ребенок должен учиться в гимназии и учиться хорошо, каких бы финансовых затрат и затрат времени это не потребовало. Эту готовность давно оценили гимназии и школы, куда сложно попасть, перекладывая на родителей значительную часть образовательной деятельности [1]. Даже родители хорошо успевающих детей зачастую контролируют весь процесс школьного обучения, анализируют программы, сидят за уроками, не давая ребенку права на ошибку, которая рассматривается как собственный провал.

На конференциях бесконечно обсуждаются четвертные оценки младшеклассников: почему учительница поставила в четверти четверку, хотя средний балл 4,49, т.е. 4,5? Надо ли идти к учителю и требовать объяснений за такую вопиющую несправедливость? Оценки ребенка рассматриваются, как собственные успехи или провалы. В конкурентной борьбе за счастливое будущее происходит постоянная сверка успехов своего ребенка с его одноклассниками, которые неосознанно рассматриваются как потенциальные конкуренты. Матери жалуются, что ребенок подсказывает одноклассникам или дает списать домашнее задание. Это рассматривается как признак его будущей неуспешности. Страх перед настоящим соседствует со страхом перед будущим, а потому недопустима слабость – это проигрыш в нашем мире, который часто воспринимают как страшный, ориентированный не на сотрудничество, а на конкуренцию.

И снова оказывается, что эта ситуация касается не детей, а взрослых. Их ощущения социального неблагополучия, которое в последние два года стали определять как «валить отсюда надо». И снова оказывается, что через ребенка происходит канализация своих (взрослых) проблем: социальных, психологических, статусных. А собственные амбиции, страх перед неудачей переносятся на ребенка, потому что, выражаясь словами Ольги Исуповой «ЯжеМать», я должна страдать, но идти на все ради счастья и успеха ребенка.

Почему все не так страшно?

В заключение мне хочется на некоторых примерах из статьи «ТыжеМать» показать, что все обстоит не так трагично, как там представлено. Начнем с того, что в статье не определена социальная группа, которой предписана «неизбывная вина материнства», а это очень важно, поскольку анализ начинается с обзора сельского дореволюционного быта, а потом была советского, но уже городского, только без уточнения, о каких группах идет речь.

Ответственное материнство в современном понимании – это соединение двух факторов. С одной стороны, наши представительницы городского (прежде всего, столичного) среднего класса, во многом наследницы позднесоветской интеллигенции, образованных горожанок, для которых слабое участие в жизни детей все-таки не было типичным. Делали ли они с детьми уроки или нет, но они стремились приобщить детей к культуре, к ее образцам, участвовали в их жизни, т.е. уделяли детям немало времени. Причем не только в младенчестве, но и в школьном возрасте тоже – и даже в большей степени. Если для бедных и малообразованных слоев общества считалось, да и сейчас во многом считается главным, накормить, одеть и обуть ребенка, а остальное – дело государственных учреждений, то для интеллигенции, советского среднего класса этого было явно мало. Другое дело, что их коммуникация с детьми не предполагала замену института образования, доверие к которому было гораздо выше. В качестве ремарки хочу обратить внимание вот на что. Ольга Исупова пишет: «символические представления тоже имеют значение, и ощущение, что ребенок рождается и растет не только для самой матери (и отца, если таковой присутствовал в ситуации), но и для общества и государства, было распространено». Возможно, оно и было распространено, но только не в среде позднесоветской интеллигенции.

Второе обстоятельство связано с тем, что для того, чтобы давать детям все, что предписывают современные нормы, требуются не только временные, но и существенные финансовые ресурсы. Поэтому от «гонки за успехом», раннего развития и прочего, что должно сделать ребенка конкурентоспособным, освобождены те, у кого нет этих ресурсов. Зато те, у кого этот ресурс есть, имеют возможность снять (как правило, частично) эти заботы снять с себя и передоверить их профессионалам, тем самым, получая необходимый результат, не слишком перегружаясь.

В самой тяжелой ситуации оказываются, как справедливо отмечает Ольга Исупова, матери-одиночки, а также состоящие в браке высокообразованные женщины, семьи которых не дотягивают до того финансового уровня, который позволяет себя разгрузить. С одной стороны, они ориентируются на высокие нормы с точки зрения того, что должны дать ребенку, поскольку относятся к группе выходцев из интеллигенции и по традиции ориентированы на высокий уровень образования для своих детей. С другой стороны, они вынуждены самостоятельно обеспечивать детям старт к образованию и успеху, не имея «заместителей-профессионалов», но не очень надеясь на институт образования. Они оказываются в маргинальном положении, и их ситуация наиболее сложна и проблематична. Для них особенно важен выбор хорошей, но не требующей высокой оплаты школы, которые, к счастью, еще существуют, но попасть куда очень сложно.

Заключение

В 1987 году по экранам кинотеатров с триумфом прошел фильм Юриса Подниекса «Легко ли быть молодым?» С тех пор прошло более четверти века и вполне может быть снят фильм «Легко ли быть хорошей матерью в современной России?» Фильм Подниекса давал отрицательный ответ на этот вопрос, таким же, скорее всего, был бы ответ на вопрос и нового фильма. Только мне кажется, что говоря о трудностях материнства, мы подменяем некоторые понятия. Я пыталась показать, что описывая невыносимые сложности современного материнства, мы можем упустить реальные, но существующие в латентном виде проблемы. Прежде всего, проблемы социетального уровня, когда человек испытывая страх за ребенка, скрывает от себя и других реальный страх – перед государством и обществом, свое базовое недоверие к миру, и вот это проблема мне кажется гораздо более серьезной.

Примечания

1. Хочу отметить, что мне кажется не совсем точным замечание Ольги Исуповой о том, что в советское время учителя бесплатно занималась с отстающими, поскольку практически перестали оставлять школьников на второй год. Во-первых, далеко не все учителя этим занимались. Широко распространена была практика, когда помощь отстающим вменялась хорошим ученикам. А во-вторых, сейчас на второй год не оставляют тоже, но это не приводит к тому, что все учителя занимаются со слабыми учениками. Как не вполне справедливым было бы утверждать, что учителя вообще не проводят бесплатных дополнительных занятий. О наличии таких занятий пишут некоторые участники родительских конференций.