В последнее время, когда срок человеческой жизни увеличился, учёные стали выделять первую и вторую старость. Первая — с 70, а вторая — после 80. Если во время первой ещё наблюдается более или менее нормальная жизнь или то, что называют заслуженным отдыхом, то вторую скорее можно назвать кризисом конца жизни. Или попыткой собрать разваливающийся Советский Союз во главе с генсеком Брежневым.

Вторая старость

Старость, конечно, понятие относительное. Биолог Конрад Лоренц, открывший импринтинг, будучи под 80, ещё плавал с аквалангом у коралловых рифов Флориды и изучал поведение рыб. Есть и немало других примеров креативности глубоких стариков, но общая тенденция, к сожалению, — это развал.

Старость идёт вразрез с обществом. «Мы удержать не в силах время», — сказал поэт (Роберт Бернс). Однако наша цивилизация явно хочет его удержать. Она настроена на вечную безоблачную молодость и не замечает заботы стариков, особенно глубоких.

Фашистам тоже не нравились старики, и они решали этот вопрос кардинально. В показушном концлагере Терезин перед приездом комиссии Международного Красного Креста в июле 1944 года эшелоны со стариками были отправлены в освенцимские газовые камеры, чтобы не портить вида «счастливых евреев под покровительством фюрера».

Очевидно, эта мрачная картина не распространяется на страны с другой культурой, где к старикам относятся хорошо только потому, что они старики. Возможно, такое отношение встречается ещё кое-где и в русских деревнях. Во всяком случае так когда-то было.

Нельзя сказать, чтобы старость на Западе совсем игнорировали. Её как-то изучают, предлагают всякие «примочки», вплоть до «Премии для пожилой звезды» (The Senior Star Award), придуманной одним из институтов гериатрии где-то в Канаде. Поневоле приходится что-то делать — старики заполоняют мир.

Однако я не о результате, а о процессе, точнее, о процессе «второй старости». Нормальность и отдых здесь перестают быть правилом. В основном это борьба за существование — уже за существование, а не за жизнь.

Отбросив пока проблемы нездоровья, поговорим о самоощущении. Бессмысленность и одиночество — два бича старости. Особенно они секут тех, для которых жизнь заключалась в работе, а больше всего тех, кто имел высокую самооценку или командовал другими. Теперь все, кому не лень, командуют тобой. Более того, валяют, как попало, твоё немощное тело. Становишься не то куклой, не то тварью дрожащей.

Казалось бы, теперь ты свободен от нагрузок и обязанностей, живи и радуйся! Но, во-первых, именно обязанности и нагрузки и были для многих жизнью. Поэтому «свобода от» не превращается у них в «свободу для».

Ну хорошо, тогда наслаждайся своим внутренним миром: думай, пиши мемуары. Но как собрать разбегающиеся мысли? И потом, кому это на фиг нужно?

Если не равнодушному обществу, то, может быть, любящей семье или друзьям? Мы видим, как растут отчуждение и непонимание между людьми, даже близкими. Друзья-одногодки либо перемёрли, либо борются с дряхлостью каждый в одиночку. А уж про следующие поколения и говорить нечего. За несколько последних лет культурные коды, интересы, ценности — всё поменялось. Всегдашний зазор поколений расширился до дистанции огромного размера — жизнь уносит молодых вперёд, как стремительно бегущая река, оставляя стариков стоять на берегу, широко открыв беззубый рот и прикрыв козырьком слезящиеся глаза.

Впрочем, самое неприятное, для меня лично — это «ухоженный дряхлик» (это слово я только что придумал, надеюсь, что оно не обидное).

Ухоженный дряхлик чисто вымыт, аккуратно одет, причёсан, даже напомажен (особенно если это она), снабжён белоснежными зубами, сидит в коляске последнего образца на какой-нибудь магнитной подушечке с пупырышками и дыркой против геморроя… А в глазах — тоска. Или просто пустота. Непонятно, что хуже.

Обуза семье

Содержать дряхлика — нелёгкая задача. Но не все дряхлики это понимают. Либо потому что сами не особенно заботились о своих стариках и о детях, которые теперь ухаживают за ними, и не осознают, чего это стоит. Не берут в толк, что отбирают у родных часть жизни, иногда бóльшую. Либо настолько заняты собой и своим состоянием, что им просто не до этого.

Простая мысль: «Я страдаю, а вы нет — значит, ВЫ МНЕ ДОЛЖНЫ».

Те же, кто всё чувствуют и понимают и не хотят висеть грузом на шеях родственников, страдают ещё и от этого.

Большинство, правда, смиряется с тем, что за ними ухаживают, и отдаётся на волю судьбы и ухаживающих, фактически превращаясь в зомби. Но немало и таких, кто хотел бы уйти, во-первых, чтобы освободить близких, а во-вторых, какой смысл в такой жизни? Но уйти им не дают. На это наша, в общем-то жестокая, цивилизация индульгенцию почему-то не даёт.

Физическое выживание дряхликов сегодня реально — медицина, особенно хирургия и фармацевтика, плюс круглосуточный уход (при наличии у семьи соответствующих сил и средств) дают такую возможность. В идеале человека можно «тянуть» в состоянии баланса на грани жизни и не жизни по крайней мере лет 5, а то и все 15.

Понятно, что в этом процессе остатки личности растворяются в лекарствах, анализах и процедурах. К тому же необходимо постоянное волевое усилие, на которое у дряхлика не хватает сил. Допустим, многие болезни опорно-двигательного аппарата требуют постоянного упражнения. Хождение — это жизнь или по крайней мере сохранение конечностей.

Но до чего же неохота дряхлику подниматься с кровати и, превозмогая боль, упражняться в ходьбе. Особенно если дряхлик всю прошлую жизнь ненавидел физкультуру.

Говорят, что в старости портится характер. Естественно, ведь в гонке за выживание старики просто-напросто устают. Борьба с болезнями утомляет не меньше самих болезней. Количество таблеток зашкаливает. Резервы оптимизма тают. Множатся жалобы, старческие капризы, а нередко и агрессия. Типа: «Оставьте меня в покое, что вы меня мучаете, дайте сдохнуть спокойно!» Или наоборот: «Вот, смотрите, здесь у меня болит. И здесь! И здесь! Видели? Ну, чего же вы стоите? Сделайте что-нибудь!»

Растерянные родственники мечутся в поисках рычага для мотивации («Пишите ему письма! Он любит письма!» или «Приходите к нему в гости! Он любит гостей!»). Ищут другого, более эффективного лекарства или врача, другую — более опытную — сиделку. Или бессильно опускают руки.

Дряхлик в руках специалистов

Глядя на стариков второй старости, я как-то поймал себя на мысли, что они, в сущности, дети. Как ребёнка отделяет от не жизни, допустим, один год, так и престарелого, но только с другого конца. И тот, и другой беспомощны и беззубы, едят лишь жидкую пищу и «присосались» к матери (у дряхлика ею служит дочь или сын). Правда, с дряхликом намного сложнее — его спектр запросов и капризов гораздо шире, а жалобы не ограничиваются простым плачем. А главное, ухаживая за дитём, ты работаешь на перспективу, а тут…

Вы скажете: отдайте дряхлика в руки специалистов! Но всё дело в том, что дряхлику нужен «донор» — из кого качать энергию. А это тот, кто его любит. Специалисты для этого не годятся. Скажите по чести, много ли вы видели домов престарелых, где персонал не только правильно функционирует, но ещё и любовно предан пациентам? Понимает индивидуальную психологию каждого? Не отделывается дежурными фразами типа «Ничё, Марь Иванна, всё будет хорошо» или хотя бы произносит их с выражением?

Многое, конечно, зависит от уровня притязаний самого дряхлика. Тётя Т., ей под 90, в обители дряхлости — доме престарелых. Жуткий, в общем-то, поворот в её жизни: была хозяйкой в своей комнате (она вдова), ни от кого не зависела, а главное, могла готовить для себя и для родных, когда мы приходили. Но вот отказали ноги…

Она и сейчас порывается, например, утянула из столовой, куда их свозят на колясках, малюсенькие сырки и протянула мне: вот, сделайте сырники. У неё самой «притязания» невелики: принеси ей еженедельник, в котором она разгадывает кроссворды. Или чёрного хлеба, который почему-то в их доме не дают. Но хлеб этот она должна съесть сразу, потому что нельзя оставлять в тумбочке, не разрешают, иначе, говорят, заведутся тараканы. (А они уже заведены, один из-под койки так и порскнул, как видно, догадался, что про него речь.)

Радости такие: я её вывез во дворик перед домом, и там мы увидели кошку.

— Смотрите, кошка! Рыженькая! Кис-кис-кис! Три месяца не видела кошек. (Следуют истории про кошек.)

В столовой тётя Т. наблюдает нравы.

— Посмотрите на эту, сзади меня. Я зову её «мартышка и очки». Она всё время прихорашивается. А этот мужчина в углу. Когда мимо него едешь, он всё время протягивает руку и говорит: «Дай мне! Дай мне!» По-моему, он сумасшедший.

Впрочем, санитары, по её словам, обращаются хорошо. Да она и не жалуется, а мечтает вот о чём: что когда-нибудь будет ходить (?) и тогда придёт к нам в гости и приготовит нам что-нибудь вкусненькое.

А вот наш друг, художник Б.М. (ныне покойный). С ним мы познакомились, когда ему было 90. В 92 был вынужден сменить палку на ходилки: «Вот, дали мне эту машину. Права выдали, всё в порядке. Только задний ход пока не освоил. Ну ничего, я ещё потренируюсь».

При другом посещении: «Представляете, каждый день открываю у себя новые органы. Никогда не думал, что у меня их так много».

Положение донора

С другой стороны, и положение «донора» небезысходно. Выкачанная энергия может компенсироваться моральным притоком: помог родному, тем более убогому. Хотя помогать становится всё труднее.

Физически, если при первой старости человек, в общем-то здоровый, уходил в иной мир от какой-то одной болезни, то в состоянии поддерживаемой дряхлости болезней уже накопилось столько, что совершенно непонятно, где в следующий раз прорвёт эту латаную-перелатаную одёжку. Соответственно, накопилось и лекарств-заплат (за которые изрядно заплачено); при этом лекарства воюют не только с болезнями, но и между собой, и результат предсказать невозможно.

Морально всё труднее в этом корявом существе, в осколках распадающейся личности, нередко озлобившейся или нереагирующей, чувствовать прежнего отца или мать и сохранять прежнюю любовь и готовность помочь.

Социально, как я уже говорил, современному обществу нет дела до стариков. Правда, некоторые кинорежиссёры их любят показывать, но в основном как фактуру или как комический персонаж. Что-то не припомню фильма о больном старике.

Вот такие размышления. Советы? Они просты: смирение и терпение плюс юмор и физзарядка. А ещё лучше — гимнастика йогов. Или попробуйте понаблюдать за поведением рыб. Конраду Лоренцу это помогло, он умер в 85 безо всякого маразма.

Примечание автора. Я отшутился не по привычке, а от беспомощности. И ещё ничего не сказал про веру. А может, в ней и есть спасение? Но легко сказать, а вот уверовать! Слишком глубок скептицизм. Ещё няня моя покойница, родом из деревни Хмелёво, говорила: «Ить может Он есь, а может так — воздух один».