Внезаконные дети

Кремлевский чиновник высокого ранга сообщил, что бывают вещи повыше закона.

И это ведь говорит не абы кто. Даже не журналист комсомольской газеты и не славящийся своей гражданской бескомпромиссностью телеведущий, что по нынешним временам было бы естественно.

Нет, это говорит рупор и «огласовщик» высшей власти в стране.

Не может не возникнуть безнадежно риторический вопрос: «Он где-нибудь учился вообще?» Впрочем, это ладно, это вопрос, повторяю, риторический.

Ну, допустим, есть вещи, которые выше закона. Допустим. Но тогда придется допустить, что эти «вещи» существуют не только в нежнейших душах высокого начальства. Эти вещи у каждого свои, и если бы каждый в своей повседневной социальной практике руководствовался исключительно ими, при этом отрицая наличие таковых «вещей» у любого другого, то легко себе представить, что было бы. Впрочем, что значит «было бы»? Именно то самое и наблюдается во всем своем цветущем великолепии в одной отдельно взятой стране.

А вот именно для того, чтобы этого избежать, закон, собственно, и существует. Причем один на всех.

Это я говорю, разумеется, о нормальных обществах и государствах, а не о тех, где все больше «по понятиям», которые уж точно выше закона. Кто бы спорил.

Но не только в «понятиях» тут дело. А дело еще и в том, что во все времена модус взаимоотношения государства с наличным населением неизменно предполагал, что это взаимоотношение взрослых и детей. А тут, разумеется, уж точно есть вещи повыше закона. Закон не писан не только «взрослым», то есть начальству. Но и детям — тоже. Он вообще висит в нарядной рамке на стене, прикрывая то место, где порвались обои.

«И не надо нам тут ничего говорить. Мы, слава богу, своих детей лучше знаем. И знаем, что они хотят, а что нет. Сами знаем, когда погладить, а когда и наказать».

Такова и вся история государства. То выдрать для острастки. То покормить из ложечки. То оставить без сладкого. То обкормить до рвоты липкой патокой верноподданнического восторга.

И, конечно же, надо оберегать ребенка и его неокрепшую психику от дурных влияний посторонних дядь и теть. Непозволительно травмировать его разными внезапными вопросами, на которые он не в состоянии ответить. Нельзя, скажем, глупо и безответственно спрашивать его: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?»

Что значит «кем»? Что значит «когда вырастешь»? Никогда он не вырастет. Не для того мы его тут холим, лелеем, наказываем за дело и гладим по головке, чтобы он вырастал. Не для того мы ему с утра до вечера рассказываем, какой он хороший да пригожий, чтобы он однажды задал нам вопрос, существует ли на самом деле Дед Мороз.