Русский Новый год. Как это было

Самые ранние сведения, дошедшие до нас, сообщают, что год у восточных славян начинался с 1 марта. Традиции этого праздника в последующие времена соединились с обычаями Масленицы: блины, кулачные бои, веселые катания на санях, сжигание чучела Зимы и т.д.

Ее власть над миром кончалась, начинался новый сельскохозяйственный год, в природе помаленьку просыпалось лето. Год в славянских языках как раз и обозначался – лето, а новогодний праздник новолетием. Что же касается даты 1 марта, то не исключено, что славяне переняли ее у римлян.

Хотя может быть и иначе, что славянский и римский календари восходили к каким-то общим древнеарийским источникам. Но в Риме, разумеется, блинов не пекли, снежных крепостей не строили. А отсчет лет вели от легендарной даты основания Рима. В I в. до н.э. Гай Юлий Цезарь внедрил новый календарь, названный по его имени юлианским.

В IV в. в Римской империи восторжествовало христианство, в 325 г. в Никее был созван Первый Вселенский Собор. Среди вопросов, которые он рассматривал, была и система летоисчисления. Собор утвердил юлианский календарь. Однако дата начала отсчета, основание Рима, была признана неудовлетворительной. Что такое для Вселенной один город? Тем более, что император Константин Великий не любил прогнивший Рим, перенес столицу в Константинополь. Решили вести отсчет от библейского Сотворения мира, а началом года объявили 1 сентября.

В 533 г. весьма квалифицированный ученый, «скифский» (т.е. славянский) монах Дионисий Малый рассчитал церковный календарь, составил таблицы Пасхалии. На основе его трудов римский папа Иоанн I внедрил другую традицию. Вести отсчет не от Сотворения мира, а от Рождества Христова. Церковь в ту эпоху еще оставалась единой, не делилась на католическую и православную. Но единство соблюдалось не во всем, возникали различия. Новый порядок, считать от Рождества, по указаниям папы распространялся в западных странах. А Константинопольская патриархия не сочла нужным менять сложившуюся традицию, на востоке продолжали считать от Сотворения мира.

Русь, приняв православие от Византии, тоже стала жить по этому календарю. Но дату начала года сохранила более древнюю – 1 марта. Упоминания о встрече Нового года с 1 сентября появляются в лишь с XIV в. Причем не везде. Сама Русь оставалась раздробленной на множество княжеств. Везде отличались законы, отчасти церковная практика. Разнобой сказывался и на календарях. Лишь в середине XV в., когда Василий II и Иван III взялись собирать Русь в единую державу, унифицировать порядки, наша страна окончательно перешла на византийскую традицию.

День Новолетия 1 сентября считался семейным праздником. Дети и внуки собирались у старшего в роду. Сидели за столом до первых петухов. В полночь колокольный звон, а в городах — вестовые пушки, извещали о наступлении нового «лета от сотворения мира». Застолья были чинными, без пьянства. В эту ночь полагалось побеседовать, обсудить накопившиеся дела, а потом из-за столов отправлялись в церковь к заутрене. В Москве в честь Нового года все жители и приезжие собирались на Красную площадь. Выходил царь со всем двором, патриарх благословлял народ, желал счастья в новом году. Кроме того, 1 сентября считалось днем новоселий, переездов в новые избы. А у девушек существовал обычай хоронить мух и тараканов в «гробиках» из морковки или свеклы. Бытовало поверье, что после подобных похорон они должны исчезнуть из дома.

Римский папа Григорий XIII был большим любителем астрологии, но с лженауками в те времена соседствовали и науки. По поручению папы в 1582 г. был разработан новый календарь, его назвали григорианским. С астрономической точки зрения он был боле точным, но… при этом возникал сдвиг в датах церковных праздников. Ведь в «нулевой точке», когда родился Господь, и в VI в., когда Дионисий Малый производил расчеты, действовал старый календарь, юлианский. Православная Церковь римских нововведений не признала, а Русское государство было неразрывно с ней связано. Встречало новые годы 1 сентября и отсчитывало их от сотворения мира – разница с летоисчислением от Рождества Христова составляла 5508 лет. Но, русские не особо страдали, что у них и в западных странах даты не сответствовали. Ведь и мусульмане, китайцы, монголы, индусы, многие другие народы жили по собственным календарям, это считалось нормальным.

Перемены грянули при Петре I. Вернувшись из турне по Европе, он решил сблизить российские обычаи с иноземными. Новый век, XVIII, было велено встречать уже по западной системе летоисчисления. Появился указ, что после 31 декабря 7208 г. от Сотворения мира наступит 1 января 1700 г. от Рождества Христова. И тогда же в России появились новогодние елки. Впрочем, не только елки, допускались любые хвойные растения. Указ гласил: «По знатным и проезжим улицам у ворот и домов учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых… Чинить стрельбу из небольших пушечек и ружей, пускать ракеты, сколько у кого случится и зажигать огни».

Но даже Петр I с его страстью к реформаторству не посягнул на церковный годовой цикл и не перевел Россию на григорианский календарь. Она продолжала жить по юлианскому – как мы говорим, «по старому стилю». У нас и за рубежом даты отличались на 13 дней. Кстати, и в порядке празднования новое соединилось со старым, елки и фейерверки – с привычными обычаями Новолетия. Поутру 1 января гвардейские и армейские полки, дворянство, горожане, сходились в Москве на Красную площадь, их благословляли церковные иерархи, служились молебны. Что же касается самого ночного торжества, шумного и трескучего, то при Петре оно оставалось лишним поводом покутить. Но царь умер, и выяснилось – в народе подобные традиции не прижились.

Новый год стал «второсортным» праздником. Впрочем, это не удивительно. Ведь он теперь очутился в промежутке между двумя другими датами, с точки зрения русского человека – куда более важными и яркими. На Рождество завершался долгий пост, и столы ломились от вкусных блюд. С окончанием поста можно было попеть, порезвиться, устраивались шествия с Вифлеемской звездой, веселые игры. Сохранялись древние, пришедшие еще из дохристианских времен обычаи колядовать, гадать о суженом. Люди дарили друг другу подарки – в память о дарах, которые принесли Господу волхвы. Особенно старались порадовать детей, ведь в этот день чествовали только что родившегося Христа, младенца. От украинских и белорусских школяров распространялась традиция рождественских представлений.

А через две недели было Крещение Господне, снова общенародный праздник. С вечера молодежь резвилась, водила хороводы, полола снежок. А ночью народ стекался к рекам, озерам. В каждом городе, селе, монастыре, служился Великий чин освящения воды. Массы людей, мужчины и женщины, спешили окунуться в проруби-иордани, погружали младенцев. Наполняли крещенской водой бочки, ведра, развозили целыми обозами по дворам, домам, деревням. Кропили ею избы, скотину, хозяйство.

Новый год скромненько втиснулся посерединке между рождественскими и крещенскими торжествами. Кстати, если уж разобраться, то сама его дата условна. Ведь отсчет лет ведется от Рождества Христова, поэтому Рождество является настоящим новогодним праздником. Родился Господь – и начался первый год нашей эры. Миновало 2013 лет со дня Его Рождения – и пошел 2014-й. Но считать с 25 декабря не совсем удобно, и в качестве грани между годами было взято ближайшее начало месяца – 1 января.

Между прочим, и в западных странах Новый год оставался второстепенной датой по сравнению с Рождеством. А елка, мелькнувшая в указе Петра, была в Германии и в скандинавских странах не новогодним, а именно рождественским атрибутом. Можно вспомнить хотя бы сказку Гоффмана «Щелкунчик», сюжет которой лег в основу знаменитого балета Чайковского. В России в XVIII – XIX вв. елки наряжали в своих домах немцы.

Это было красиво, празднично. Стали перенимать дворяне, купцы. А потом обычай распространялся «сверху вниз» — елки появились в семьях интеллигенции, приказчиков, мастеровых. Специальных елочных игрушек поначалу не было. Верхушку венчали Вифлеемской звездой, а на ветки цепляли свечи, зажигавшиеся в Рождественскую ночь, вешали конфеты, яблоки, раскрашенные или обернутые в блестящую бумагу орехи. Возле елки устраивались детские утренники. Когда малыши попляшут и попоют, подарки разрешалось оборвать, после чего елку можно было выбрасывать. Уже позже к лакомствам стали добавляться игрушки.

Но разразилась социалистическая революция, и большевики решили ликвидировать несоответствие с Западной Европой. По декрету Совнаркома страна перешла на григорианский календарь. Одним махом перескочила из 1 февраля 1918 г. в 14 февраля. Хотя последствия стали не однозначными. Если раньше Новый год отмечался через неделю после Рождества Христова, то теперь он переместился на Рождественский пост. Причем на последнюю, строгую неделю поста.

Для ниспровергателей это показалось весьма кстати. Ведь требовалось упразднить саму веру в Господа. Председатель «Общества воинствующих безбожников» Емельян Ярославский (Губельман) предлагал безоговорочно запретить любые традиции, так или иначе связанные с «религиозными пережитками». В числе «пережитков» он называл и рождественские елки. Но Ленин его не поддержал. Рассудил, что для искоренения традиций будет эффективнее не отменять, а переиначивать их.

Вместо православных праздников вводились другие, их перечень продумывал Свердлов. Он собственноручно отметил в календаре: 22 января – годовщина “кровавого воскресенья”, 12 марта – день падения монархии, 18 марта – день Парижской коммуны, 1 мая – день всемирной солидарности трудящихся, 7 ноября – годовщина Октября. Потом добавили 8 марта – Международный женский день, 23 февраля – день Красной армии. Изобретались новые ритуалы праздников, с шествиями, публичными массовыми действами.

Вместо крестин пропагандировали «октябрины», вместо отпеваний «гражданские панихиды», даже христианские имена пытались вытеснить из обращения, появилось множество «революционных» имен: Марсельеза, Спартак, Марат, Гильотина, Вилен и т.д. А Новому году уделили очень большое внимание. Он должен был подменить Рождество Христово. К этому празднику приурочили все, что можно из рождественских обычаев: елку, подарки, детские утренники. Впоследствии стал хрестоматийным «антисвяточный» рассказ Александра Кононова «Елка в Сокольниках», как сам Ленин ездил с подарками в детский дом. Ну а Вифлеемскую восьмиконечную звезду на хвойной верхушке большевики заменили своей, пятиконечной.

И все-таки крайнее крыло безбожников не унималось. Во второй антирелигиозной кампании, в 1929 г., они добрались и до елок. Сейчас-то их наряжали на Новый год, но они нередко стояли в домах до Рождества. Это воспринималось как сопротивление атеистической политике, и обычай решили полностью изжить. Посюду развешивались плакаты: «Только тот, кто друг попов, елку праздновать готов». По улицам ходили патрули из комсомольцев и добровольцев, подглядывали в окна, проверяя, кто еще следует «поповским обычаям»?

Да куда там! Уничтожить традицию оказалось чрезвычайно сложно. С елками были связаны праздничные впечатления у слишком многих людей. Бабушки и мамы пересказывали детям свои воспоминания: как наряжали лесных красавиц, какими ароматами и настроениями наполняли они дом, какую чарующую атмосферу создавали вокруг себя. Дедушки и папы тайком приносили домой если не елку, то хотя бы ветку. Старались и подарочками ребятишек побаловать, где-то на Новый год, а где-то по-старому, на Рождество…

В 1933 г. партийные идеологи снова признали справедливость ленинской методики. Не запрещать, а взять под контроль и направлять. Новый год был официально объявлен государственным праздником, а насчет елок принялись разъяснять – что обычай это не религиозный, а народный, ничего плохого в нем нет. Советская промышленность получила соответствующее задание партии и правительства. В рекордные сроки был налажен массовый выпуск елочных игрушек. Блестели они ничуть не хуже дореволюционных, но были уже «правильными», идеологически выдержанными, без ангелочков и прочих проявлений «религиозного дурмана».

Коллективные празднования вокруг елки теперь не только разрешались, но и превращались в обязательные культмассовые мероприятия. Благо в городах и на селе уже имелись многочисленные клубы, дома культуры. Настоятельно требовалось разрабатывать сценарии этих действ. Раньше возле Рождественского вертепа устраивались представления на Евангельские сюжеты. Нетрудно понять, что подобную тематику заведомо исключили. Сценарии рождались новые, и на замену волхвам, приходящим поклониться младенцу Иисусу, появились фигуры Деда Мороза и Снегурочки.

В дореволюционной России таких персонажей не существовало. В сказках присутствует Морозко, в поэме Некрасова – Мороз-воевода. Однако оба они не имели ни малейшего отношения ни к Новому году, ни к Рождеству. Деда попросту скопировали с западного Санта-Клауса. Но Санта-Клаус – не кто иной, как святитель Николай Чудотворец. В католической народной традиции именно он разносит подарки детям. Ясное дело, большевикам образ святителя Николая не подходил, и его переиначили в абстрактного Деда Мороза. Но коммунистическая власть провозглашала равноправие мужчин и женщин, да и большинство работников культурной сферы принадлежало к «прекрасному полу». Поэтому к красноносому дедушке приставили Снегурочку, позаимствованную из пьесы Островского, хотя и эта героиня ни коим боком не прилежала ни к каким традиционным праздникам.

Целенаправленно формировался репертуар для новогодних мероприятий. Тут-то и пригодилась песенка на стихи Кудашевой «В лесу родилась елочка…». Она писалась на Рождество, но обладала одним свойством, весьма ценным для новых идеологов. Само Рождество ни разу не упоминается, говорится только о елке! А в 1933 г., как раз к учреждению советских новогодних празднеств, была написана вторая песенка, М. Карасева на стихи З. Александровой, «Маленькой елочке холодно зимой…». Вот в ней-то прямо указывается: «Весело, весело встретим Новый год!» Культмассовые органы активно взяли их в оборот, и две песни зазвучали дуэтом. Хотя изначально они относились к совсем разным праздникам. Но подкрепили друг друга и однозначно застолбили елочный плагиат.

Целенаправленно перекраивались и другие обычаи – или формировались искусственно. Например, возник ритуал слушать радио, бурно радоваться двенадцатому удару главных кремлевских часов. Вместо рождественских посланий епископов или митрополитов зазвучали новогодние поздравления начальства. На разных уровнях. Сперва по подразделениям, учреждениям, предприятиям, районам – с подведением итогов, раздачей премий. А из ретрансляторов зазвучали призывы и пожелания высшего руководства страны.

И тогда же, в 1930-х, (по мере того, как жизнь в СССР становилась более благоустроенной), стал внедряться ритуал обязательного новогоднего шампанского. Но и тем гражданам, кому шампанское было еще недоступно, скучать не полагалось. Им предоставлялось чокнуться беленьким, красненьким… Новый год стало невозможно представить без поздравительного крика и стеклянного перезвона. Многоголосого перезвона – на всю страну! Куда там перезвону рождественских колоколов! Куда там «религиозному дурману»! Застольный дурман без всякой религии оказался ох каким приятным! Запах елки, блеск украшений, звон часов, Дед Мороз со Снегурочкой и разливающееся над Россией блямканье бокалов, рюмок, стаканов. Такой она и стала, новая традиция…

Что ж, изобретатели добились своего. Эта традиция оказалось чрезвычайно устойчивой. Власть большевиков давным-давно канула в прошлое, но внедренные ими обычаи в самом деле заслонили празднование Рождества Христова. Люди уже с начала декабря мечутся по магазинам, живут напряженной охотой за новогодними подарками, закупками новогодних угощений. Наряжают елки, детишки замирают в ожидании детсадовских, школьных, коммерческих утренникови представлений – по-прежнему новогодних. Но уже за неделю до праздничной даты закипают буйные торжества. Бурлят корпоративы и междусобойчики по местам работы, расплескиваются по кафешкам, по подворотням, улицам, наконец – по домам. Разливанные застолья, шумные и пошлые телепрограммы, поздравления первых лиц государства, канонада петард.

Особенно ярко отмечают эти дни и ночи полиция, скорая помощь, пожарные. Собирают упившихся до смерти, замерзших, допраздновавшихся до синдромов и алкогольных отравлений, покалеченных и убитых в пьяных драках, в автопроисшествиях, переломавшихся при нетрезвых падениях. Пытаются гасить новогодние огни, с треском пожирающие чьи-то елки, квартиры, дома, дачи. Человеческие и материальные потери после каждой новогодней встречи почему-то не публикуются, хотя они, пожалуй, сопоставимы с военными…

Ну а обыватели теряют головы в этой веселой поздравительной круговерти. Только позже, сквозь тяжелый угар, сквозь похмельную муть вспоминают – а ведь сегодня Рождество! Или вчера было, прошло. Кстати, на современных российских открытках, поздравительных транспарантах и плакатах, обычно пишут: «С Новым годом и Рождеством!» А чьим Рождеством – не упоминают вообще. Впрочем, имеет смысл подчеркнуть еще одну особенность. При передвижке с юлианского календаря на григорианский Новый год (1 января) пришелся на 19 декабря по старому стилю. В этот день Православная Церковь чествует святого мученика Вонифатия. Ему принято молиться об избавлении от недуга пьянства. Наверное, не случайно Господь указал на такое совпадение.