Не помню уж точно, когда эта тема впервые замаячила в окружающей меня среде. Наверное, в начале 70-х: я закончил школу, поступил в институт, вращался в колоритной коммьюнити московских центровых хиппарей и фарцовщиков. Мы слушали исключительно западную музыку, носили (по возможности) «фирменные» шмотки, разговаривали на смешном энглизированном сленге: мэн, герла, флэт, брэндовый, юзаный…

Из современного отечественного уважением пользовались разве что фильмы Тарковского, Театр на Таганке и повести Стругацких — не вспомню даже, что еще. И, хотя жили мы во «внутренней эмиграции» очень весело, разговоры про «свал» из постылого совка велись регулярно; популярна была типичная для хиппового фольклора «переделка» из Николая Островского: «Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо ТАМ».

«После очередного воцарения в Кремле Путина положение дел вновь изменилось, и довольно радикально. На наших глазах Россия превратилась в даму, крайне неприятную во всех отношениях: политическом, социальном, экономическом, правовом»

Периодически от нашей «системы» отваливались и отбывали за рубеж друзья и подруги: девчонки, как правило, выходили замуж за «фирмачей», которых бросали, едва получив гражданство; парни тоже любили жениться с прицелом на заграницу. Еще одна милая поговорка того времени: «Еврейская жена не роскошь, а средство передвижения.» (Имелась в виду, разумеется, официальная эмиграция в Израиль).

Уезжали также испанцы и греки, не знавшие родных языков; высылались диссиденты и не возвращались невозвращенцы. Завидовать я им не завидовал, но уважал, несомненно.

После рассыпания железного занавеса эмиграция стала делом обыденным и в мотивационной части приобрела отчетливые экономические очертания — в противоположность «эстетическим» (по известному выражению Андрея Синявского) и политическим разногласиям с советской властью, характерными для беглецов 60-80-х годов. Костяк покинувших страну в девяностые и нулевые — это «лишние люди», в диапазоне от ученых и других сильных профессионалов, которым не нашлось места на руинах российской науки и технологии, до разорившихся по воле силовиков и бандитов бизнесменов и простых безработных.

Для большинства из них эмиграция стала следствием не столько системного несогласия, сколько личной неудачливости. А некоторые из самых шустрых и предприимчивых, напротив, потянулись из-за насиженного бугра в Россию, привлеченные нефтедолларами и 13% налоговой ставкой. В принципе, нормальная ситуация.

«В результате из России начинает утекать небывалый доселе контингент: люди никак не «лишние», а, напротив, успешные и публичные; люди, уровень доходов и степень самореализации которых за границей будет почти наверняка намного ниже, чем на родине. Однако жизнь дороже, чем кошелек — и они уезжают»

После очередного воцарения в Кремле Путина положение дел вновь изменилось, и довольно радикально. На наших глазах Россия превратилась в даму, крайне неприятную во всех отношениях: политическом, социальном, экономическом, правовом. (По части извечных проблем — коррупции, преступности, экологии — тоже лучше не стало).

Главная «плохая новость» состоит в том, что государство брутально нарушило негласный пакт о ненападении, регулировавший его взаимоотношения с простыми гражданами все нулевые годы и гласивший : «Мы даем вам жить и «более лучше одеваться», при условии, что вы не лезете в наши дела».

Теперь, по классической тоталитарной схеме («1984»), Большой Брат делает все, что ему заблагорассудится, нагло вламываясь в частную жизнь и даже интимные отношения. Таким образом, в группу риска попадают не только сознательные политактивисты и правозащитники, но и люди, никак не вовлеченные в протестные движения. Например, все геи. Например, атеисты. Защитники окружающей среды.

Судя по ужасающей динамике, список будет расширяться — за счет всевозможных «меньшинств» и социальных групп, более просвещенных, чем правящая верхушка.

Фактически, государство через подконтрольные масс-медиа натравливает «молчаливое большинство» на «врагов народа» и целенаправленно выдавливает неудобных ему граждан из страны. Такого на моей памяти еще не было.

В результате из России начинает утекать небывалый доселе контингент: люди никак не «лишние», а, напротив, успешные и публичные; люди, уровень доходов и степень самореализации которых за границей будет почти наверняка намного ниже, чем на родине. Однако жизнь дороже, чем кошелек — и они уезжают. А среди тех, кто (пока) остается, модным стало публично рассуждать на тему — почему это я все еще здесь? И объяснения эти обычно похожи на смесь наивного геройства и лукавого самообмана.

Впрочем, я и сам от этого недалеко ушел.