Русские демократические традиции

Сперва общие констатации.

Демократия (народовластие) — умозрительный и недостижимый идеал общественного устройства, к которому тем не менее нужно стремиться, постоянно совершенствуя политический процесс.

Ни одна из современных «демократий» не является наследницей рабовладельческой демократии греческих полисов. Их повсеместно и непреодолимо разделяет множество тиранических веков.

В наши дни более других приблизились к демократии страны, общественное устройство которых обеспечивает (при всех возможных оговорках) наиболее адекватную обратную связь между управляющими и управляемыми. В странах данного типа система принятия решений учитывает мнение большинства. Или пытается учитывать. Связь между управляющими и управляемыми осуществляется через полномочное представительство управляемых.

Полномочное представительство — главный инструмент народовластия и достижения баланса интересов. В наши дни таким инструментом являются избираемые народом органы государственного управления и местного самоуправления, а кое-где и судебные органы.

Монополией, патентом или авторским правом на институты полномочного представительства (равно как и на правовое государство, разделение властей, органы коллективного принятия решений, гражданские свободы, механизмы обратной связи, конституцию, парламентскую республику и прочие демократические атрибуты и ценности) не обладает ни одна страна.

Уважая трудный путь других стран в направлении демократического идеала, нам следует знать и уважать свой, российский путь к той же цели.

Ясно увидеть свое можно лишь на фоне чужого. С этого и начнем.

Называя ту или иную страну демократической, мы делаем аванс любой из них. Чаще других «передовиком» демократии справедливо называли Англию. Но даже о ней можно говорить как о «демократической стране» лишь начиная с последних лет царствования Георга V (на троне в 1910-1936). До этого, констатирует английский историк Росс Маккибин (Ross McKibbin. Class and Culture. England 1918-1951. London, 1998), Англия «могла считаться «свободной» или даже «конституционной» (при отсутствии конституции. — А.Г.), но не, или пока еще не, «демократической»». Всего одна подробность: право голоса, не обусловленное замужеством и достижением 30-летия, английским женщинам было даровано лишь в 1928 году (кстати, позже российских, получивших такое право от Временного правительства).

«Первые полудемократические институты в Британии, — напоминает другой современный английский историк и политолог Доминик Ливен, — начали появляться в 1830-е годы, приобретало влияние общественное мнение». Подобные датировки способны смутить немало российских либералов. Еще больше их должны изумить выводы Георгия Дерлугьяна, профессора Северо-Западного университета в Чикаго, поясняющего (Известия, 18.01.06), что «американская демократия начинает (!) становиться полноценной только в 1960-е (!) годы». Важно лишь не забывать, что демократическое созревание 1960-х было следствием всего предшествующего развития США — конституции 1776 года, гражданской войны 1860-х годов, усиления законодательной ветви власти, борьбы профсоюзов, прессы. Это был Путь. Каждому народу дорог свой путь, плоды которого не свалились с неба, а добыты в борьбе.

У собирателей в ходу глагол «за-старить» — то есть с помощью особых приемов добиться того, чтобы картина, рисунок, статуэтка, ковер казались более древними, чем они есть. Но заста-ривают не только предметы, застари-вают политические понятия — причем из тех же соображений: чтобы задрать цену, играя на благоговении перед древностью. Именно по этой методике нас неустанно стращают сугубой древностью западноевропейских демократий. Многим на Западе хотелось бы, чтобы мы признали их строителями Акрополя на том основании, что они раньше нас сфотографировались на его фоне.

Особенно хорошо смотрятся в этой роли новые члены Евросоюза. «Мы, люди Европы, люди западной цивилизации, — говорят нам финские, латышские, венгерские, румынские и т. п. нотабли, сглатывая горделивый ком в горле, — у нас, знаете ли, совершенно другой, чем у вас, менталитет, другие традиции». Скоро к ним по праву присоединятся их албанские, боснийские, турецкие, а то даже и косовские коллеги.

(Не хочу быть неверно понятым. Румыны, албанцы, финны, латыши, македонцы, турки, грузины и т. д. в ходе своей истории несомненно создавали собственные демократические институты и веками жили при них. Потребность в демократическом управлении — в природе людей, и это избавляет все народы без исключения от повинности непременно виснуть на подоле умозрительной Западной Демократии. То же относится и к либерализму. Английский профессор Пол Сибрайт и его ученики вполне доказательно утверждают, что либерализм есть общее духовное наследие практически всех народов и культур, существующих сегодня на свете.)

От нас ждут, что мы сделаем примерно такой завистливый вывод: у них, у благословенных «людей Европы», всегда были многопартийные демократии, выверенные идеологии, осмысленное политическое планирование, а посему мы, отсталые, должны есть их глазами и поступать, как они нам внушают. Именно в этом скрытый посыл большинства из бесчисленных (но написанных под копирку) статей о России, переводами которых нас ежедневно балуют сайты вроде «ИноСМИ.Ру» и «ИноПресса.Ру».

На самом же деле говорить о «народовластии» и «народном представительстве» былых веков не приходится, о какой бы стране ни шла речь. Почтительный миф об Англии породило то обстоятельство, что английский парламентаризм на протяжении почти всего XIX и почти всего ХХ веков служил образцом для других стран мира (сегодня это едва ли так). В чем причина? Об этом стоит рассказать.

Экскурсия в Англию

В Средние века в Англии, как и по всей Европе, дела решались на сельском сходе, на собрании «сотни», на вече (folkmoot). К VII в. сложился witan (или witenagemot) — аналог боярской Думы. «Британская энциклопедия» (14thed., vol. 23, p. 686) поясняет, что «его состав определялся по королевскому произволу» ( «Its composition was determined by the king’s pleasure»). В 1066 г. Англия была завоевана франкоязычными норманнами, при которых, восемь королей спустя, появился прообраз английского парламента. Тот же источник (vol. 17, p. 316), крайне трепетный в вопросах национального величия, описывает это так: «Англо-саксонские землевладельцы и крестьяне были ограблены, в их усадьбах поселились захватчики. Король объявил всю английскую землю своей собственностью по праву победителя; он пожаловал воинам долю в этой добыче, сделав их держателями поместий на жестком условии обязательной военной службы. Англию смирял меч, страна оказалась во власти чужеземного короля, чужеземного дворянства, чужеземного воинства… witenagemot сменился чисто феодальным советом новой земельной знати. Magna Carta (написанная на латыни Великая Хартия 1215 г. — А.Г.) сыграла крайне малую (если вообще какую-либо) роль в становлении парламента.» .

Упомянутый феодальный совет (Commune consilium regni nostri) состоял из королевских вассалов — держателей земли, а также из духовенства. Советовался король с почтенным собранием почти исключительно о том, как бы выколотить из страны еще денег, не ущемив при этом крупных баронов, которых побаивался. Поэтому для простонародья изобретались все новые поборы, и их надо было доводить до сведения общин. Делалось это через «присяжных» — представителей общин, присягнувших говорить правду. Как поясняет «Британика» далее, «идея, будто вопросы о налогах требовали согласия общин, очень позднего происхождения. Присяжные, посланные своими соседями, свидетельствовали о наложении на народ [к примеру] Саладиновой десятины [сбор средств на крестовые походы], их согласия никто не спрашивал и оно не требовалось — их ставили в известность» . В 1265 г. бароны, восстав против короля Генриха III, впервые позвали на «Commune consilium» представителей городов. Тогда и прозвучало слово «парламент» — языком знати продолжал оставаться французский, а во Франции так назывался королевский суд. Впрочем, единичное собрание 1265 г. не может быть признано парламентом, даже если его назвали так.

(Слова меняют свое значение в веках. Встретив слово «вратарь» в старорусском тексте, мы не вправе делать вывод, что во времена Всеволода Большое Гнездо наши предки играли в футбол. Это слово означало охранника у дверей церкви, не впускавшего в нее нехристей и подозрительных лиц.)

Как бы то ни было, когда тридцать лет спустя, в 1295 г., король Эдуард I вернулся к идее сословного органа, он опять назвал его парламентом — слово прижилось. До конца своего правления Эдуард созывал парламенты еще несколько раз, чем (великий король!) заложил основу важнейшего политического института своей страны. «Но институтом, безраздельно ведающим налогами, — продолжает «Британи-ка», — парламенту еще только предстояло стать» . Короли созывали парламент лишь по какому-то конкретному поводу, после чего его участников отправляли восвояси. В следующий раз их собирали не раньше, чем монарх вновь испытывал нужду в поддержке и совете.

В 1322 г. король Эдуард II издал указ о том, что дела королевства подлежат рассмотрению «в парламенте королем при согласии прелатов, графов, баронов и общинников» . «Брита-ника» пишет об этих общинниках так: «…не ведая о своей будущей силе, они смиренно жались в надменном совете королевства. Скромные купцы из маленьких городков немели перед гордыней и важностью своих знатных коллег. Они понимали, что вызваны сюда с одной целью — обложить налогами самих себя и своих земляков. Заседания были для них мукой, их дела страдали; поездки [в Лондон и домой] были сопряжены с лишениями и опасностями. Неудивительно, что они увиливали от сомнительной чести, многие пускались в бега, оставив неблагодарный пост. Нет свидетельств, да и не могло быть, чтобы три сословия когда-либо голосовали вместе. Подлежащие обсуждению вопросы зачитывались по сословиям, подчеркнуто раздельно, хотя ответ королю давался единый. Поскольку обсуждения были краткими, они могли вестись порознь в той же палате, однако со временем было найдено удобным удалить общинников в отдельное помещение, а именно в часовню Вестминстерского аббатства» .

После 1343 г. хроники начинают говорить о двух Палатах — лордов и общин, но все решала первая — невыборные лорды и епископы. Положение изменил Генрих IV Вшивый (Henry The Lice-ridden), созвавший за 14 лет своего правления несколько парламентов. Он созывал их сугубо ради разверстки новых налогов (чтобы издать новый закон или отрубить голову архиепископу Йоркскому, совещаться с парламентом ему не требовалось), но в 1407 г. этот король провозгласил, что все, связанное с налогами, должно сперва получать одобрение Палаты общин — чтобы податное население видело: это не король из нас пьет кровь, а наши же присяжные. Другой целью Генриха было окоротить лордов. Как бы то ни было, случайно найденная модель помогла Англии стать тем, чем она стала. От нижней палаты теперь что-то зависело, и мало-помалу членство в ней превратилось в желанное и выгодное, она наполняется людьми «благородного» происхождения. В Палате лордов заседали большие господа, в Палате общин — господа поменьше. Перейдя в начале XV в. с французского языка на английский, они сразу осмелели. Шаг за шагом они приучали королей править с согласия парламента, а не одними указами, но. тут на сто с лишним лет пришла династия Тюдоров, которые перестали обращать на парламент внимание.

После Тюдоров, начиная с Елизаветы I (правила в 1558-1603), английский парламент вновь обретает властные черты, но вряд ли сегодняшний студент-политолог посчитал бы это учреждение парламентом. Король (1603-1625) Яков I мог не созывать парламент по семь лет, мог разогнать его. У Карла I (1625-1649) период беспарламентского правления длился одиннадцать лет.

И все же английский парламент выжил — в отличие от родственных ему институтов в других европейских странах — кортесов, генеральных штатов, соборов, сметенных абсолютизмом. В 1659 г. остаток разогнанного военным диктатором Кромвелем парламента объявил себя учредительной властью, а через год реставрировал ликвидированную было монархию, но теперь уже ограниченную. В Англии не стало источника абсолютной власти. Не то чтобы в стране появился парламент в нынешнем смысле слова, просто под этим именем закрепилось более влиятельное, чем прежде, собрание богатых и сильных. Представляя менее полутора процентов населения страны, они решали за закрытыми дверями (все происходящее в парламенте оставалось секретным до XIX в.) свои дела. Но уже то, что парламент стало невозможно обойти, закладывало фундамент будущей «Вестминстерской системы», послужившей образцом для остального мира.

Впрочем, еще в первой половине XIX в. представительство в этой стране сохраняло архаические (на современный взгляд) черты. Палата общин представляла не общины, а «150 тысяч джентльменов», в основном землевладельцев. Участники «чартистского движения» требовали, среди прочего, чтобы парламент созывался ежегодно. Реформы проводились после долгих битв, но проводились: была запрещена продажа депутатских мест, узаконены партии («тори» и «виги»), расширялся электорат — если в 1832 г. право голоса имели 1,7% населения страны, то в 1867-м эта цифра выросла до 7,3 процента; в 1874 г. впервые было применено тайное голосование (до того оно было открытым: на избирательном участке вы объявляли, кому отдаете голос). Кстати, оно и сегодня «полуоткрытое». Избирательные бюллетени в современной Великобритании снабжены номерами. Если нужно, легко узнать, за кого вы голосовали, но это, как утверждают, никому не нужно.

Англичане проложили лыжню, шедшим следом было легче. В континентальной Европе партии нового типа, близкого к современному, начали формироваться после волны революций 1848 г. на основе возникших в революционную пору клубов и кружков. Между 1840-ми годами и Первой мировой войной, т. е. на протяжении примерно семидесяти лет, парламентские системы и политические партии оформились и были постепенно узаконены почти во всех христианских странах, включая Россию.

Пикейные жилеты нашего ТВ сильно удивились бы, узнав, что в Англии на выборах 1900 г. было 243 безальтернативных округа (из 669). Или что между 1922 и 1948 гг. в этой стране существовала практика дополнительных «бизнес-голосов», стоивших 10 фунтов стерлингов. Или что их любимец Черчилль называл выборы «несчастьем, препятствующим социальному, нравственному и экономическому развитию».

Князь на договоре

История России — это история успеха. Ничто не предвещало, что малочисленный юный народ, поселившийся в первые века нашей эры среди глухих лесов дальней оконечности тогдашнего мира (в краю хоть и благодатном, но страшно далеком от существовавших уже не одну тысячу лет очагов цивилизаций), что этот окраинный, незаметный поначалу народ выйдет на первые роли в мире, создаст сверхдержаву и самое большое по территории и ресурсам государство.

Успех такого масштаба не мог достаться легко. В своем развитии Россия пережила от трех до восьми — считают по-разному — исторических катастроф. Четырежды прерывалось у нас развитие представительных органов (впрочем, оно прерывалось в любой стране, особенно если ей, как России, больше тысячи лет), но всякий раз, что замечательно, они начинали отстраиваться по прежней или обновленной модели. Становление и развитие механизмов представительства в России, как и других демократических механизмов, — плод ее саморазвития, вполне равноценного другим известным моделям демократической эволюции. Я начал с истории английской модели, чтобы было с чем сопоставить российский исторический опыт.

Еще в VI в. Прокопий Кесарийский писал1о наших предках: «…славяне и анты не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве» (т. е. в демократии). Каждый слышал и о «боярских республиках» Руси — правда, ходячие представления о них, мягко говоря, неточны. Вполне начитанные люди удивляются, слыша, что вече — это отнюдь не буйная толпа, решавшая спорные вопросы кулачным боем на мосту через Волхов. Раскопки показывают: вечевая площадь имела размеры 40х50 метров, причем из летописного рассказа 1359 г. о вечевом отрешении от должности посадника Андреяна За-харьинича видно, что участники Веча не стояли, а сидели. То есть собрание выглядело вполне по-парламентски.

Вместимость Веча, согласно расчетам академика В.Л. Янина, никак не свыше пятисот человек. Это много, один край не услышал бы другой, но выступления проходили со «степени», возвышенного места, то есть упорядо-ченно. Председательствовал на Вече степенной посадник. Летописцы не поясняют (для их современников это было лишнее) состав Веча, его устройство, права и процедуры. Усилиями поколений ученых почти все это удалось установить из контекста. Большинство историков согласны, что принимать участие в Вече и иметь право решающего голоса могли лишь те, кто владел дорогой землей, недвижимостью или другим заведомо ценным имуществом. Да и немецкие источники XIV в. называют Вече «тремястами золотыми поясами».

«Голосовать», «отдавать голоса» — очень старые понятия в русском языке. Они родились в то время, когда мнение по обсуждаемому поводу выражалось «голосом» — устно и открыто. Но нельзя не упомянуть и о том, что в Новгороде находят берестяные грамоты с перечислением в родительном падеже нескольких лиц — с отчеством, а то и с именем деда. Что это? Должников записывали совсем иначе, по-другому выглядят и поминальные списки. Археолог А.В. Арциховский первым догадался, что это избирательные бюллетени. К тому же мнению пришли В.Л. Янин, Н.Л. Подвигина и другие исследователи.

Принятое на Вече решение («приговор») записывалось в грамоту, к которой прикладывалась княжеская, а в XV в. — только вечевая печать. В начале вечевой грамоты перечислялись имена архиепископа, посадника, тысяцкого, далее говорилось: «и бояре, и житьи люде, и купце, и черные люде, и весь господин Государь Великий Новгород, вся пять концев, на Веце, на Ярославе Дворе, повелева-ша.» Такое перечисление заставляет думать, что в состав Веча входили представители всех сословий и всех вечевых собраний новгородских концов («кончанских»).

То, что все происходило под открытым небом, усиливало демократическое начало Веча, это была гласность в полном смысле слова. В.Л. Янин предполагает, что «обстановка напоминала конец 80-х -начало 90-х годов у нас, когда собрание могло переходить в митинг. Новгородцы ощущали свою причастность к государственным делам, они были грамотными в основной своей массе» . Простолюдины сидели на деревьях, заборах, крышах домов, криками поощрения или возмущения оказывали давление на боярскую партию, торговую партию, московскую партию, литовскую партию, поддерживали того или иного кандидата в посадники, в тысяцкие, в архиепископы.

В архиепископы, это не оговорка. Система выборного правления в Новгороде и Пскове была заметно демократичнее, чем в близких, казалось бы, по устройству «вольных имперских городах» Германии. В Новгороде и Пскове выбирали не только посадника и тысяцкого, но и архиепископа, чего не было в Германии. Эта духовное лицо было наделено в русских «боярских республиках» значительными властными полномочиями. Архиепископ хранил государственную казну и печать, ведал архивом, руководил летописанием и записями гражданских актов, мирил враждующие стороны, представлял Новгород во внешних сношениях, скреплял печатью договоры и грамоты Новгорода, а с первой половины XIV в. также ведал всеми тяжбами по земельным делам, заверял своей подписью и печатью сделки, касавшиеся земельной собственности. Он вершил не только церковный суд — «во владычне комнате» в его резиденции три раза в неделю заседал суд высшей инстанции при участии десяти присяжных заседателей (по боярину и по купцу от каждого конца), куда дела поступали на «доклад» (окончательное решение) или «пересуд» (пересмотр)2.

Наряду с упорядоченным Вечем продолжал жить старый обычай, по которому в вечевой колокол мог позвонить каждый. До революции в детские книги для чтения входило новгородское предание, где речь шла о боевом коне, который не раз спасал своего хозяина, дружинника князя, но состарился, ослеп, и конюший его выгнал. Была морозная ночь, конь забрел на Ярославо-во дворище, где висел вечевой колокол. Пеньковая веревка колокола пахла съестным, и конь начал ее жевать. Сбежались поднятые звоном горожане и постановили: заставить хозяина принять коня обратно и содержать, пока тот жив.

Такие истории не рождаются там, где они невозможны. Сомневаться в существовании вечевого колокола нет причин — а раз так, значит, он «звучал на башне вечевой» (цитируя Лермонтова) не только «во дни торжеств и бед народных», но и по сугубо частным поводам — даже в связи с каким-то затянувшимся бытовым спором.

Вече могло быть и стихийным. В.О. Ключевский говорит об этом так: «Когда народ подозревал или видел со стороны выборных властей либо всего правящего класса замыслы или действия, казавшиеся ему преступными или опасными, тогда вече, преобразуясь в верховное судилище, получало не всенародный, а простонародный состав, представляло одну лишь Торговую черную сторону во главе с боярами демократической партии. Так как движение в таких случаях шло против наличных властей, то оно получало вид народного мятежа. К такому средству, как известно из истории средневековой Европы, прибегал не один Новгород» . (Обратите внимание на выражение «бояре демократической партии».)

Говоря о вечевой демократии, вспоминают обычно Новгород, Вятку (в вечевые времена — Хлынов) и Псков, и это понятно: здесь она сохранялась дольше всего. Но вечевых городов было, по подсчетам дореволюционного историка В.И. Сергеевича, больше шестидесяти. Вот неполная половина этого списка: Брянск, Владимир, Галич Дмитровский, Дмитров, Дорогобуж, Изборск, Киев, Козельск, Кострома, Курск, Ладога, Минск, Москва, Муром, Нижний Новгород, Переяславль Залесский, Полоцк, Пронск, Путивль, Ростов Великий, Рязань, Смоленск, Стародуб Владимирский, Суздаль, Тверь, Торжок, Устюг Великий, Чернигов, Ярославль. В список Сергеевича вошли лишь те города, о вечевом строе которых он нашел прямые упоминания в летописях, но это не значит, что Веча не было в других городах. Вечевой строй, в чем согласны историки, был явлением всеобщим, а не трех русских земель. Вече призывало и, что особенно важно, изгоняло князей. Помимо Новгорода и Пскова, изгнания отмечены в Киеве, Полоцке, Галиче, Владимире, Суздале и еще в десятке городов.

Но что это вообще за республика с князем? Князей новгородцы приглашали скорее в качестве военачальников, хотя даже это не главное. Они могли призвать на престол ребенка, еще не способного сидеть на коне, — его призывали, по предположению В.Л. Янина, как символ связи с другими княжествами Русской земли. Эти княжества жили по сходному обычаю, но лишь Новгород довел до совершенства систему отношений, которую трудно назвать иначе, кроме как республиканской с князем «на договоре». Договор назывался «ряд» или «докончание». Латинского слова «республика» в новгородском обиходе не было. Возможно, новгородцы никогда его не слышали, а услышь — не обязательно усвоили бы.

Решительный прорыв к республике датируется здесь еще первой половиной XII в. Этот прорыв и последовавшие за ним три с половиной века Новгородской республики — важная глава мировой политической истории. Полномочия, владения и доходы приглашенного князя были сильно урезаны, его резиденцию из Детинца (кремля) со временем перевели за город (на Городище). Согласно договору (их сохранилось немало), князь не имел права распоряжаться государственными доходами и расходами, не имел отношения к сбору налогов. Ему запрещалось вершить суд за пределами города, издавать законы, объявлять войну и заключать мир. «Доконча-ния» категоричны: «А без посадника ти, княже, суда не судити, ни грамот даяти» . Князь не мог заключать договоры с иноземцами без согласия новгородцев и даже охотиться и рыбачить за пределами отведенных ему угодий. Гарантией соблюдения договоров служил запрет князю и его людям приобретать землю в Новгороде, управлять новгородскими волостями и раздавать в них землю. Князь олицетворял независимость Новгорода, защиту и правду. Дискредитация такого представления о себе грозила нерадивому князю изгнанием, что неоднократно и случалось. Новгородцы проявляли завидное постоянство в своем стремлении выбирать князя по своей воле и превратить его в военачальника, чиновника, посредника, мирового судью.

Не было конституции или не было слова «конституция»?

У советских авторов можно было прочесть, что Вече ничего не решало, все решали бояре в узком кругу. Откуда же брались народные страсти? Почему противостояние по одному-единственному вопросу могло длиться по две недели (как это было в 1218 г.), переходя в драку (как это случалось много раз) пока не «сошлись братья все единодушно» ? Станут ли драться люди, которые «ничего не решают»? А «сошлись единодушно» потому, что пришли к договоренности.

Легко объяснимо и стремление к единодушию. Русские понятия о совести и справедливости не позволяли новгородцам признать законным положение, когда архиепископ, посадник, тысяцкий, бояре и (процитирую еще раз) «житьи люде, и купце, и черные люде, и весь господин Государь Великий Новгород, вся пять концев, на Веце, на Ярославе Дворе» провозглашают акт, с которым не согласна изрядная часть тех, от чьего имени он принимается.

Мнений много ( «На одном Вече да не одне речи» — это новгородская пословица!), и само слово «вече» родственно словам «вещать», «совещаться» и «совет», — но решение должно убедить всех. А значит, убеждали не только кулаками, была какая-то культура компромисса — то, чего нередко так не хватает сегодня.

Вече издавало и отменяло законы; устанавливало размеры податей и повинностей; решало вопросы войны и мира; призывало князя в Новгород, судило о его «винах» и в случае невыполнения им условий договора о княжении указывало ему «путь чист» из Новгорода; избирало и отстраняло посадника, тысяцкого и архиепископа; ведало назначением и смещением других должностных лиц; распоряжалось финансами, устанавливало денежные сборы, вводило торговые правила и льготы; объявляло войну и заключало мир; избирало представителей власти в новгородских владениях, принимало жалобы на них, а в случае их неправильных действий наказывало виновных; осуществляло контроль за судебными сроками и исполнением решений; в случаях, волновавших весь город, вело непосредственное разбирательство дел.

Во главе непосредственного и повседневного управления в Новгороде стоял посадник — первое по важности должностное лицо (нечто вроде президента), избиравшееся на Вече из представителей знатных боярских фамилий. Посадник был председателем на Вече, контролировал деятельность князя, выполнял вместе с ним важнейшие функции (командование вооруженными силами, суд), ведал администрацией, внешней политикой, следил за взысканием податей с населения. Новгород делился на пять концов (частей), в каждом конце и на каждой улице созывалось свое вече, избирались кончанские и уличанские старосты. Еще в XIII в. за должность посадника или за то, чтобы его скинуть, концы могли сражаться стенка на стенку, но уже в XIV посадник стал избираться мирно, а главное — ежегодно. С 1354 г. выбор производится из числа пяти кончанских посадников, причем соблюдалась ротация. Такой порядок стал следствием реформы управления, проведенной посадником Онцифором Лукиничем. (После этого, сообщает летописец, «отступился посадничества Онцифор Лукинич по своей воле» — какой пример нынешним государственным мужам!)

Вторым среди должностных лиц Новгорода был тысяцкий. Тысяцкого также избирали на Вече, он традиционно представлял интересы «житьих» (средние землевладельцы и домовладельцы) и «черных» людей. Около середины XIV в. число тысяцких достигло пяти (по числу концов), один из них ежегодно избирался в степенные тысяцкие. Тысяцкий был помощником посадника по военным и торговым делам и вторым человеком в войске, возглавлял «сотских», ведавших десятью сотнями жителей. Тысяцкий курировал торговлю и суд по торговым тяжбам, сбор налогов, организацию ополчения.

Реформой 1416-1417 гг. число посадников было увеличено втрое, а «степенные» посадники стали избираться на полгода. Посадников становится 24, а перед присоединением Новгорода к Московскому Великому княжеству — 36. Это была уже коллегия посадников.

Перед тем как вынести тот или иной важный вопрос на Вече, он обсуждался в Совете господ. В 1439 г. архиепископ Евфимий построил специальное помещение для Совета, сохранившееся без перестроек до наших дней, — ныне оно называется Грановитой палатой Новгородского кремля. Как установил В.Л. Янин, на момент постройки зала заседаний в Грановитой палате в состав Совета господ входили архиепископ, архимандрит, 24 посадника, 6 тысяцких, 2 купеческих старосты, игумены пяти монастырей, сотские, кончанские и уличанские старосты — то есть около пятидесяти человек. Возглавлять Совет было самой важной из светских обязанностей архиепископа. Площадь зала заседаний Совета господ равна 165 квадратным метрам. Если «гласных», т. е. имеющих право голоса, было 40-50 человек, это означает, что на каждого приходилось 3,5-4 квадратных метра, что близко к нормам нынешней Государственной Думы. Судя по тому, что при раскопках Новгорода находят избирательные бюллетени на бересте, в каких-то случаях выборы должностных лиц бывали близки к современным.

Можно ли говорить о двухпалатном законодательном органе, состоящем из Совета господ (который Янин называет новгородским сенатом) и Веча? Пусть об этом судит ученое сообщество. Подозреваю, что после того, как советские историки много десятилетий искали в истории Новгорода главным образом доказательства классовой борьбы, она (история) нуждается в новых, более глубоких разысканиях — благо, простор для поисков велик.

«Новгородским словом», т. е. законом, признавалось постановление, состоявшееся на Вече в присутствии городских властей; «иначе (поясняет В.О. Ключевский) решение Веча являлось незаконным, мятежным актом, поступком неразумной черни, как вы разился Совет господ в одном документе» . Однако все решения Веча должны были иметь вид народной воли, и это заставляло Совет господ, хочешь не хочешь, делать шаги навстречу этой воле. Именно так в политике рождается дух компромисса, умение приходить к договоренности. Ключевский подмечает важную особенность новгородской жизни, вынуждавшей верхи договариваться с низами: «При постоянном антагонизме между вечевой простонародной массой и правительственной знатью не простонародью приходилось добиваться соглашения с правительством, а, наоборот, боярам происками привлекать на свою сторону часть простонародья, чтобы придать решению веча вид народной воли» .

Кончанские посадники представляли не только концы, но и приписанные к концам обширные территориальные единицы, «пятины». То есть представительство было у всех территорий. Новгород был федерацией концов, а Новгородская земля — федерацией пятин. В.Л. Янин дает объяснение новгородскому федерализму: «Новым городом (т. е. Новгородом) стала крепость, построенная на месте здешних же, но более древних поселков, которые были основаны разными народами. Один из них, Славно, принадлежал племени новгородских словен, второй, Людин с Прусской улицей, — другому славянскому племени, кривичам, а третий, Неревский, — чуди, угро-финскому племени. В каждом из этих племен было свое древнее народное собрание, и его пережитком могли стать кончанские веча, когда эти поселки стали концами города. Но город в целом — это федерация концов… Общеновгородское вече, собиравшееся на Ярославском дворище, — орган, составленный из представителей концов, которые к моменту образования федерации уже заняли в них господствующее положение» .

Это объяснение хорошо согласуется с географией Господина Великого Новгорода. Пятины расходились клиньями в пять сторон от Новгорода. Только Деревская и Шелонская пятины были вполне русскими. От Нерев-ского конца (в древности чудского) на север простиралась Водская пятина, примерно соответствующая нынешней Ленинградской области. Здесь, помимо славян, потомков кривичей, жили водь, чудь и ижора. В Обонежской пятине, располагавшейся восточнее Водской и тянувшейся к Белому морю, как и в прилегавшей к ней с востока новгородской Заволоцкой волости (Двинской земле), наряду с русскими поморами, жили карелы и заволоцкая чудь. Карельский элемент присутствовал также в Бежецкой пятине. То, что каждый новгородский конец имел живые связи со своей пятиной и мог отстаивать ее интересы, весьма содействовало прочности новгородского государственного организма.

На пике могущества республики новгородские земли простирались на огромные расстояния — от Балтики до Урала и даже (Югорская земля) за Урал, от Белого моря и норвежских владений на Мурманском берегу до Верхней Волги и Волго-Окского междуречья. Средневековый Новгород — носитель государственного суверенитета одного из крупнейших государств тогдашней Европы.

Переход от прямой демократии к представительной (делегированной) мучителен и многократно в истории кончался крахом первой без достижения второй. И в Новгороде, и в Пскове в вечах уже участвовали посланцы с делегированными полномочиями. Механизм делегирования действовал, был всем понятен, мог развиваться.

Вече, князь, архиепископ, посадник, тысяцкий… В русских вечевых городах не читали Монтескье (до его рождения оставалось еще несколько столетий), но разделение властей было в них политической реальностью. Но и это еще не все. Подводя итог теме новгородского представительства, нельзя не отметить, что в политическом устройстве Новгорода присутствовали несомненные признаки конституционного строя. К этим признакам относятся преемственность основных правовых актов и невозможность их произвольного изменения, последовательное соблюдение процедур, закрепляющих сложившееся государственное и общественное устройство, регламентирование деятельности должностных лиц условиями договоров, никем не оспариваемое уважение к устоям государства. Хотя слова конституция, демократия, парламентаризм, федерация и республика новгородцам известны, скорее всего, не были, они жили в согласии с сутью этих слов. Что же до «государственной вывески», им было достаточно горделивого имени Господин Великий Новгород.

С ростом городов Вече почти повсеместно утрачивало эффективность и отмирало — где само собой, где вследствие ордынского завоевания, где из-за превращения княжеской власти в наследственную. Лишь в Новгороде, Пскове и Вятке (последний случай гораздо менее изучен) Вече выжило — но лишь потому, что

1)на решающем этапе сумело отстоять свое верховенство над княжеской властью,

2)не выпустило из рук право решать главные государственные вопросы,

3)сохранило гибкость и способность к переменам.

В Вятской земле вообще не было князя. Верховная исполнительная власть принадлежала земским воеводам, которых выбирало Вече из числа местных бояр.

Жители трех названных русских земель чувствовали себя причастными к управлению и поэтому были политически активны — ведь все органы здешнего управления были производны от Веча, их деятельность базировалась на вечевых решениях, и любой из них мог быть отстранен от власти волей Веча. Политическое развитие имело здесь тенденции как к демократической, так и к олигархической (наподобие Венеции или Генуи) эволюции. Шанс узнать, куда вело это развитие (точнее: три версии развития), не дала Москва.

Правовая преемственность

Главный закон русских земель на протяжении веков, «Русская Правда», был принят около 1015 г. под давлением новгородского Веча. Историки находят баснословной ту версию рождения этого документа, которую нам сообщает летопись. А именно, что сперва новгородцы, не поладив с варяжской дружиной князя Ярослава, «перебили варягов во дворе Поромоньем» , после чего взбешенный Ярослав в расправился с виновниками гибели своих дружинников, но уже наутро обратился к новгородцам на Вече со слезами раскаяния и просьбой о помощи против Свя-тополка Окаянного; после же победы над Святополком Ярослав отплатил новгородцам, даровав им «Правду» и «Устав».

Вольности, которые Ярослав узаконил для новгородцев, на самом деле были добыты в долгих предшес