Мы привыкли смотреть на гражданскую войну на Украине с пристрастных позиций: вот наши (борцы заединукраину, русские патриоты нужное подчеркнуть) – они молодцы, всегда правы и потому победят; вот враги (террористы, бандеро-фошизды нужное подчеркнуть) – они исчадия ада и потому обречены на поражение, чтоб им всем скорее сдохнуть и гореть в аду. Но, вообще-то победа или поражение на поле боя мало зависит от того, кто какую идеологию исповедует и, тем более, от того, что вещает зомбоящик, который самый страшный разгром легко объяавит победой. Поэтому предлагаю посмотреть на ситуацию отстраненно, принимая во внимание исключительно военные и отчасти экономические факторы.

Если смотреть на ситуацию поверхностно, то дела у ополченцев (сепаратистов) безнадежны: у укро-армии перевес в бронетехнике в 5 раз, в живой силе – в 3 раза, в артиллерии – в 10 раз, преимущество в снабжении тотальное, в авиации – абсолютное (у ополчения авиации нет). В оперативном плане имеются два очага сопротивления – Луганск и Донецк, между которыми нет практически никакого взаимодействия. Структурно у инсургентов в отличие от сил АТО нет единого командования, резервов, системы снабжения. И тут возникает вопрос: а почему укро-армия до сих пор не раскатала сепаров в лепешку?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно рассмотреть ситуацию в динамике: четыре месяца назад ополченцы представляли собой разношерстный сброд, вооруженный охотничьими ружьями и отнятыми у ментов пистолетами. Артиллерии и бронетехники у них не было, численность они имели ничтожную. Тем не менее, укро-вояки, даже имея по всем показателям перевес 20-50/1 не смогли добиться никаких осязаемых успехов.

Да, Киев весной потерпел поражение политическое – потерял Крым, в столице были заняты дележкой власти, им было не до Донбасса. Однако проблема могла быть решена силой. Могла бы, если бы Украина имела армию. Но в том-то и дело, что в марте-апреле армии у Киева не было. Люди в форме имелись, оружие на складах лежало, танки на базах хранения ржавели, самолеты на аэродромах стояли ровными рядками, и некоторые даже были красиво покрашены. Но вооруженных сил, способных выполнить возложенные на них задачи, НЕ БЫЛО. Проще говоря, в бой посылать было совершенно некого и воевать тоже нечем.

Пока солдатикам выдали автоматы и показали, как из них стрелять (если кто не в курсе, то оружие военные в мирное время видят редко, и уж точно не любят его и не умеют им пользоваться), пока выкатили из ангаров БТРы, да выяснили, какой из них в принципе способен проехать до станции погрузки, пока получили со складов палатки и амуницию, пока погрузились с горем пополам в эшелоны и куда-то приехали, время было безнадежно упущено. Но даже прибыв на театр военных действий все эти тысячи вооруженных мужиков в форме еще не стали армией. Это был такой же неорганизованный сброд, как и ополченцы, и на данном этапе количественное преимущество укро-армии было не преимуществом, а недостатком. Аксиома военного дела гласит: чем больше войск, тем разрушительнее для них последствия неорганизованности.

Собственно, для потери боеспособности совсем не обязательно вступать в бой с противником. Достаточно не покормить три дня солдат, и армия просто разбежится – воины разбредутся по местности выменивать свое оружие на еду и теплую одежду. Так оно и произошло, так оно до сих пор у укро-военов: дезертирство – возможно, самая существенная статья потерь личного состава.

А вот ополченцам в этом смысле было несравненно легче. Во-первых, их численность была очень небольшой, а потому они смогли добиться локальной организованности очень быстро. Поэтому изначально именно сепаратисты завладели инициативой и навязали противнику ту манеру набеговых боевых действий, которая давала им преимущество, учитывая отличное знание местности и мобильность. Да, не смотря на наличие у укро-войск немалого количества бронетехники и даже авиации, ополченцы обладали большей мобильностью. Они пользовались гражданским транспортом, в то время как укры свою бронетехнику в лучшем случае использовали в качестве стационарных огневых точек. Ну, еще за водой и продуктами они на БТР ездили.

Очень важный фактор – наличие командных кадров. В укро-армии было много офицеров – пузатеньких мужичков с большими звездами на погонах и отекшими от долгого сидения за столом задницами, но полевых командиров, то есть специалистов по управлению боем, не было. Дело даже не в том, что украинская армия никогда и нигде не воевала. В мирное время военспецы поддерживают профессиональную форму благодаря боевой учебе, маневрам, штабным учениям и т. д. В укро-армии не то что батальонных учений не проводилось, они даже ротные тактические занятия не практиковали по причине недостатка финансирования. Для самоуспокоения заменили боевую подготовку «отработкой в учебных классах». Ну, то есть наверх посылались бумаги, что вопросы отработаны в классах, хотя в реальности даже этих занятий никто не проводил за их полнейшей бесполезностью. Ну, или проводили формально.

В результате укро-офицеры не умели самого элементарного – читать карту, пользоваться радиосвязью, не знали, как организовать патрульную службу, боевое охранение, взаимодействовать с соседями и родами оружия. Я уж молчу о том, чтобы провести боевую операцию. Причем совершенно закономерно уровень долбоибизма у военачальников был тем больше, чем дольше они служили в армии и выше положение занимали. За те 23 года, что прекратил существование СССР, практически полностью ушло поколение советских офицеров, обладающих хоть каким-то опытом. Нынешние генералы на излете перестройки были молодыми лейтенантами. За время делания карьеры они совершенно позабыли, чему их учили в советских военных училищах, а новых навыков не приобрели по описанным выше причинам.

Ополченцам же в смысле командных кадров повезло просто фантастически – один Игорь Гиркин (Стрелков) обладает большим практическим боевым опытом, чем весь украинский генштаб. К месту пришелся и бывший подполковник российской армии Игорь Безлер («Бес»), принявший в 2003 г. украинское гражданство, Алексей Ходаковский (в прошлом командир донецкой «Альфы»). Колоссальную роль сыграли российские добровольцы – ветераны войны в Чечне. Наконец, в числе самих ополченцев очень велик контингент 50-летних бойцов, и даже старше, среди которых есть те, что повоевали еще в Афганистане.

Итак, на начальной стадии вооруженного противостояния ополченцы, действуя активно под командованием опытных командиров, не только нанесли противнику моральное поражение, но и существенно пополнили свой арсенал за счет трофейной боевой техники и вооружения. Я имею в виду события под Славянском в апреле-июле сего года. Конечно, укро-пропаганда отчаянно верещит о колоннах русских танках, идущих на помощь сепаратистам, и полчищах наемников ГРУ-ФСБ, которые вместе с бандами чеченских головорезов ежедневно тысячами переходят границу и пополняют ряды террористов, но всерьез этот словесный понос принимать не стоит. До мая-месяца граница вообще была под контролем украинских пограничников. Количество российских добровольцев, воюющих в Донбассе, оценивается максимум в 500 человек за все время. Это один батальон по армейским меркам.

Киев совершил громадную ошибку, решив воевать с инсургентами, не имея сколь-нибудь дееспособной армии. В итоге недееспособная армия и стала для повстанцев основным источником пополнения оружия и боеприпасов. Ну, кое-что, конечно, было захвачено на складах и в воинских частях, дислоцированных в Донецкой и Луганской областях, но это было оружие, прямо скажем, не самое современное. Впрочем, даже карабины СКС времен Второй мировой идут в дело, а противотанковые ружья, снятые с вооружения еще во время Великой отечественной войны, хоть и бесполезны против танков, неплохо дырявят любую легкую бронетехнику.

В итоге мы наблюдаем в течение всего конфликта такую картину: численность, подготовка и оснащенность ополчения стремительно возрастает, в то время как боеспособность укро-армии падает. Судорожные попытки нарастить численность контингента АТО приводят к еще большей потере боеспособности вследствие описанных выше причин – пополнение приходит в армию уже в значительной степени деморализованным, бардак нарастает. Укры почему-то называют его «изменой в верхах», но это давняя традиция – объяснять предательством то, что легко объяснимо трусостью и тупостью. Кадровые части, которые могли бы стать костяком для развертывания армии, перемалываются в котлах. Вырвавшихся из этих самых котлов отправляют в психушки, где им, вообще-то после пережитого самое место. 40-летние «резервисты» и 20-летние срочники, пришедшие на фронт для замены перемолотых в боях частей, являются более слабыми, чем те, кого они заменили.

Вообще, вдумайтесь только – ополченцы, начавшие четыре месяца назад с обороны неумело выстроенных блокпостов, засад и ночных вылазок, ведут с регулярной армией маневренную войну, организуют котлы, удерживают господствующие высоты, осуществляя контратаки бронегруппами и операции на окружение! Не менее половины боеспособных сил ВВС Украины уничтожено. Динамика процессов категорически не в пользу украинских силовиков.
Да, большая часть ДНР и ЛНР контролируется карательной группировкой, но с военной точки зрения это приносит им только вред. Во-первых, растягиваются коммуникации, причем сил для их обеспечения явно не хватает, потому диверсанты сепаратистов действуют уже в Запорожской и Харьковской областях. Во-вторых, сжимая кольцо вокруг инсургентов, укры увеличивают их плотность, позволяет создать сплошной фронт. А чем плотнее боевые порядки врага, тем сложнее с ним воевать – это же очевидно!

Внутри дуги, охватывающей Донецк и Луганск, ополченцы могут гораздо быстрее маневрировать силами, чем противник с внешней стороны охвата. По этой причине все попытки взять Донецк или Луганск в кольцо, парируются эффектными контратаками. А вот укры уже не могут оперативно перебросить часть сил, например, от Дебальцево для спасения Изваринского котла – транспортное плечо слишком длинным получается, да и фронт, раз уже его создали, оголять нельзя, а то не ровен час, Стрелков опять в Славянск вернется – позору не оберешься. Так что окруженцев украинское командование не выручает не потому, что оно такое жестокое и бессердечное, а потому, что спасательная операция может обернуться еще более страшным разгромом. А пока окруженцы сидят в котлах, они худо-бедно приковывают к себе значительные силы сепаратистов.

Грамотным с оперативной точки зрения было не выдавливать ополченцев с территории, а окружать очаги сопротивления, и утюжить их по отдельности. Собственно, именно так действовала российская армия в Чечне – блокируя группировки сепаратистов и уничтожая их в котлах. Если бы их тупо выдавливали в горы, то война на Кавказе шла бы, вероятно, до сих пор. Но украинская армия не способная освоить даже тактическое взаимодействие на поле боя, тем более не способна грамотно решать задачи оперативного характера. Укры совершенно беспрепятственно выпустили из Славянска группировку Стрелкова – идиоты радовались подъему флага над славянской мэрией, хотя с оперативной точки зрения это было поражение. Именно после воссоединения стрелковцев с донецкой группировкой ДНР началась та самая маневренная война, к которой украинская армия оказалась совершенно неготовой, в результате чего она потерпела ряд сокрушительных провалов. Силовики оказались бессильны, простите за каламбур, имея в Славянске перевес в силах 151. На что им надеяться, когда соотношение сил изменилось до 51?

Укро-вояки не смогли реализовать даже свое бесспорное преимущество в бронетанковых силах. Многие, памятуя о том, что еще год назад я похоронил танки, как неактуальное в современной войне оружие, пытаются оспорить мои доводы: дескать, рано сдавать танки в утиль, в гражданской войне на Украине их активно используют обе стороны. Вопрос надо ставить по-другому: какова эффективность использования танков? Вот есть, точнее был, южный котел, в котором заперто более 3 тысяч укро-силовиков. Вот узенькая перемычка у Амвросиевки. Классическая задача — массированным танковым ударом деблокировать свою группировку. У украинцев не менее 2 тыс. танков. В строю меньше, но пара сотен точно есть. У ополченцев нет авиации, представляющей для танков самую большую угрозу, нет танковой группировки для парирования такого удара. Ну и…? По факту мы видим, что танковые атаки чаще всего оказываются безрезультатными или даже изначально невозможными. Вот, дескать, если бы ополченцы не контролировали господствующую высоту – Саур-Могилу, да если бы у них не было трофейных «Градов», да еще чтоб РПГ внезапно кончились, да разучились бы они фугасы закладывать, и чтоб мосты были танкопроходимыми – вот тогда бы танки себя показали, ога, ога. Ополченцы довольно эффективно используют танки из засад. Когда они пытаются оперировать бронетехникой на открытой местности, все заканчивается так же, как с танковым рейдом под Славянском. В общем, «Прохоровку» под Донецком ждать бесполезно.

Как гласит старая военная мудрость, побеждает не тот, кто воюет хорошо, а тот, кто воюет лучше. Один мой знакомый полковник, начальник кафедры тактики в военном училище переиначил ее на такой манер: на войне главное – тупить меньше, чем противник. Для него, как человека на войне побывавшего, тупость была фактором стратегическим. По части тупости украинские стратеги дадут фору всем самым тупым воякам. Есть такой анекдот: Бог создал австрийскую армию и ему стало грустно. Тогда он создал итальянскую армию…

Украинскую армию, боженька сотворил, не иначе как с перепоя. Если тактически украинские вояки действуют неумело, а оперативно – безграмотно, то стретегически – совершенно безумно, о чем расскажу в следующий раз.