Какой прок от интеллигентности

Что такое интеллигентность и зачем она нужна? В «золотом» XIX веке об этом не задумывались. Наших предков волновали две поведенческие нормы – аристократическая сдержанность и мещанская откровенность.

Скупость в проявлении эмоций среди аристократов породила миф о высшем обществе как о «бездушном». Это миф очень хорошо воспроизведен в сочинении Ратазяева «Ермак и Зюлейка»: «Что будет делать бедная дева, взросшая среди родных снегов Сибири, в юрте отца своего, в вашем холодном, ледяном, бездушном, самолюбивом свете?» — «Тогда казацкая сабля взовьется над ними и свистнет! – вскричал Ермак, дико блуждая глазами».

Потом, когда на историческую сцену вышла городская буржуазия, встал вопрос о кричащей вульгарности. Она знакома нам по по образу Домны Осиповны из «Мещан» Алексея Писемского или по «Неизвестной» Ивана Крамского. В обоих случаях ярко, по последней моде одетая женщина с презрением смотрит на прохожих из нового богатого экипажа, демонстрируя свое превосходство. Кому-то полтора века назад казалось, что грубее поведения нет.

Однако события развивались так, что в стране победила еще более грубая культурная норма, и «неизвестная» из вульгарной содержанки превратилась в народном сознании в гордую аристократку.

Когда выбор становится невелик, когда высшие образцы поведения утрачены – тогда и возникает спрос на интеллигентность, срединную поведенческую норму, занявшую со временем место тех самых утраченных высших образцов.

Определение интеллигентности по словарю – «совокупность личностных качеств индивида, отвечающих социальным ожиданиям, предъявляемым обществом к людям, считающимся носителями культуры». «К числу основных признаков интеллигентности относятся следование велениям совести, а не внешним императивам; тактичность и личная порядочность, исключающая проявления нетерпимости и вражды в национальных взаимоотношениях, грубости в межличностных отношениях; способность к состраданию; идейная принципиальность в сочетании с терпимостью к инакомыслию», — и так далее.

Думаю, многие согласятся, что интеллигентность навскидку кажется как-то связанной с интеллигенцией. С одной стороны, это вполне логично, с другой – не очень. Потому что существуют «свойства без человека», которые называются по имени своего предполагаемого носителя, а обладать ими может кто угодно. Интеллигентность — из их числа.

Интеллигентность стала востребованной во второй половине ХХ века, когда жизнь и нравы смягчились, но все еще не стали идеальными. После того, как потребность в бескомпромиссной борьбе с классовыми врагами почти сошла на нет, отношения с ближними стали строить как-то иначе. И в основе этого другого отношения оказалось, во-первых, образование, которое открывало широкую дорогу в жизни даже при социализме, несмотря на всю пропаганду о преимуществах рабочей карьеры; а во-вторых, интеллигенция, может, и была просто «прослойкой», но именно от нее ждали чего-то особенного, какого-то узнаваемого образа жизни и поведения.

В самом деле, когда мы говорим: «Это человек интеллигентный», то представляем себе дядечку в очках, скорее всего субтильного, наверняка в шляпе и при галстуке. И мы ожидаем от него, в первую очередь, порядочности, а во вторую — вежливости. Но времена настали настолько суровые, что в повседневности мы не особо можем наблюдать спрос даже на вежливость, не говоря уж о порядочности. Не очень располагает к деликатности нынешняя жизнь – напротив, растет спрос на агрессивность и нетерпимость, на утверждение собственной точки зрения любыми подручными средствами.

Желание поворчать, что воспитывать из детей интеллигентных людей нынче не модно, придется подавить. По всей видимости, сознательно сформировать интеллигентность невозможно – она формируется образом жизни семьи и ближайшего окружения в целом, как-то скорее стихийно, чем сознательно. К тому же подозрения насчет того, что интеллигентность не слишком связана с хорошим образованием, а зависит от чего-то другого, высказывались давно и имеют под собой основания.

В позднесоветских газетных дискуссиях о материальном и духовном сами читатели нередко делали выводы, что обладание нравственными качествами вернее характеризует интеллигентного человека, чем способность воспринимать элитарную культуру: «Интеллигентный человек — это прежде всего тот, кто умеет сочувствовать и сопереживать другим людям. Вот почему для настоящего интеллигента все люди равны, вот почему даже старушка, всю жизнь прожившая в деревне, тоже может быть интеллигентна. Все зависит от культуры души — понятие это вроде бы расплывчатое, но мы всегда чувствуем, есть оно у человека или ее нет».

На сегодняшний день мы имеем примерно такую же картину: заслуженный деятель культуры РФ Аркадий Соколов не так давно поделился наблюдением, что до сих пор среди «неинтеллектных», но глубоко верующих студентов чаще можно обнаружить высоконравственных людей, чем среди тех, кто определяет себя как «интеллектуала» (гуманитарной ориентации) или «интеллигента» (технаря).

То есть понимание интеллигентности мечется между идеей «неиспорченности культурой», когда нрав оказывается важнее утонченного городского образования, – и идеей, что только в ходе воспитания эту интеллигентность и можно приобрести.

Но когда мы делаем выбор между условной деревенской старушкой и профессором, следует учитывать один немаловажный момент. Возможно, народ действительно обладает стихийной нравственностью, «чует правду нутром» и никогда не ошибается в своих оценках. Однако он всегда нуждается в «говорящих устах», в тех людях, которые сформулируют его чаяния и упования и смогут поведать о них миру. Да, есть, конечно, фольклор — кладезь народной мудрости. Но фольклор тысячи лет ждал, пока пробудится интерес к нему со стороны образованных людей, братьев Гримм или Элиаса Лённротта, которые придут, запишут, обработают, напечатают – и только тогда сделают народную мудрость достоянием прогрессивного человечества.

Поэтому про интеллигенцию в деле трансляции интеллигентности я хочу сказать вот что. Да, интеллигентность – это, безусловно, особая культура души, обладать которой может кто угодно, вне зависимости от образования. Но чтобы потребность сочувствовать ближнему могла реализоваться в конкретной помощи, как раз очень нужна интеллигенция. Потому что, помимо добрых намерений, она — вместе с образованием, социальными контактами, высокими доходами — приобретает еще и возможность помочь ближнему, да не одному.

Добрые намерения и культура души необходимы, но недостаточны. Поэтому, во-первых, надо вкладываться в образование, а не сокращать расходы на него, чтобы вырастить как можно больше тех самых «людей с социальными возможностями», которые станут лидерами процесса. Во-вторых, верить в исключительные возможности русского народа можно и нужно, но не следует на них слишком уповать, а надо всячески пробуждать и поддерживать «чувства добрые», среди которых прячется и интеллигентность.

Хотя есть и альтернативные версии. Политолог Павел Святенков, например, высказал мнение о том, что возрождение интеллигенции в современной России начнется с утверждения культуры тела: «трезвый спортивный русский человек, к тому же студент, учащийся в университете, — чем не интеллигент?».