Как еда опять вернулась в сферу сакрального

В советской художественной литературе был особый жанр — сборники рецептов. Чтение захватывающее и завораживающее — круче любого детектива или бульварного романа. Откроешь главный бестселлер — «Книгу о вкусной и здоровой пище», а там… Севрюга, белуга, осетры (их приготовлению посвящено больше половины рыбного раздела), отдельная главка для раков и крабов. Мясо — да какое угодно: и говядина, и баранина, с грибами, овощами! И это притом, что на прилавках стояли только консервы, суповые наборы, можно было порыться в овощах, чтобы не брать совсем уж гнилушки. Зато в книге целый мир, земля обетованная, — без печалей и бед, с севрюгой вместо мойвы и антрекотом вместо костей. Дойдешь до нее? Вряд ли, но как приятно помечтать.

Современной пропаганде эта книга сейчас бы очень пригодилась. Вот запретили импортные продукты, по последним сводкам — богомерзкие деликатесы из Гейропы и вредную семгу из Норвегии. «Пятая колонна» шумит, смущает население — самое время ударить по врагам классикой. Жили и при «железном занавесе» прекрасно без гейропейского, не тужили. Соотечественники, не заставшие советское время или подзабывшие его, подумают: да пусть запрещают! Из-за вражеской трески на прилавки не поступает родная белуга-севрюга, креветки не дают пройти отечественным крабам. А как еще думать: ведь с точки зрения логики во время дефицита продуктов вполне обычные деликатесные рецепты должны были только злить и раздражать, значит, все описанное в книгах на прилавках лежало!

Но мы же не на прогнившем Западе живем, какая тут логика. Вроде и припоминаются какие-то очереди, поиски нужного по магазинам городов и весей (я, например, помню, как моя семья выезжала из районного города в соседний районный поселок — в сельских магазинах ассортимент был чуть пошире), а вроде и туманом все покрылось и «колбаса была по 2.20». А главное, тогда была мечта. Читаешь рецепты и представляешь, ну бывает же такое: «крабы в молочном соусе», «майонез из дичи», «поросенок холодный с хреном». Может, к празднику получится достать, подкопить или паек дадут.

Еда в советское время была чем-то почти сакральным, почти как власть, — чтобы приобщиться к ней, нужно пройти испытания. Холодом, борьбой со стражами — хитрыми продавцами или соседями по очереди. Хорошо, если у тебя был волшебный помощник — сотрудник магазина, например. От ЕДЫ должно было веять чем-то загадочным и потусторонним, что толку горевать, что нет трески и картошка гниловата, и тем более требовать от власти улучшений, лучше сразу помечтать о белуге и белых грибах, гулять — так с королевой, а если не гулять — так тем более с королевой. Партсоставу, работникам комитетов, артистам, журналистам, директорам предприятий и учреждений, их замам и начальникам отделов жилось попроще — были спецраспределители, так что их мечты обычно исполнялись, но, конечно, не каждый день — нехорошо ведь лишать людей мечты ради полного желудка. Такие мучения брало на себя только высшее партийное руководство.

Запрет на ввоз импортного продовольствия показал, что советские представления никуда не пропали — ни у «оппозиционеров», ни у «охранителей». «А-А-А-А, куда же мы без итальянской пасты, без пармезана, без хамона? Как же норвежская семга, устрицы?» — обычная форма возмущения половины почтенной публики. Дальше сакральных роскошных продуктов ахи и вздохи не пошли. Другая половина с разной степенью квасного оптимизма заявила: да мы всегда и брали русское, заглянули в холодильник, так и есть, а креаклы бесятся с жиру, пусть поживут без хамона! И выкатывают ответный список сакральных продуктов: существует же липецкий или калмыцкий стейк-рибай, дальневосточный лосось, армянская форель. Как жили — так и будем жить.

При этом большинство горевавших о святых деликатесах (есть же, по мнению Александра Проханова, святой танк и атомное православие, почему бы не быть и таким продуктам) и отвечающих им охранителей каждый день с хамона не начинали и устрицами не заканчивали. Иногда, по праздникам, а то и на корпоративе раз в год. О фруктах и овощах, которых может не случиться зимой, каждодневном «русском» молоке и кефире, производимых из импортного сырья, отечественных колбасе и замороженных полуфабрикатах из него же, камбале и треске никто не вспомнил. Потеряли они сакральный статус — все прилавки забиты, покупай не хочу, и стоят вроде приемлемо. Неинтересно, короче, обыденно и пошло.

А поле для размышлений большое: на сколько подорожает квазиотечественное, почему? От чего откажется средний житель районного или областного города — от выросшего в цене молока или подорожавшего мяса, потому что доход у него дай боже 20 тысяч? Да мало ли о чем можно поразмышлять — хоть о том, как будут теперь вести с нашими закупщиками производители из стран БРИКС: «Не хотите по такой цене брать, ну не берите, у нас же свободный рынок, потом, может, придете». Сколько у нас существует фермерских хозяйств и небольших предприятий, которым, по мысли единороссов, запреты только помогут? Ирина Яровая так и сказала: удовлетворена запретом на рыбу, запретили бы воздух с Запада, порадовалась бы, наверное, и тому. Не появилось пусть даже на скорую руку состряпанного материала об агрохолдингах, близких к губернаторам и федеральным чиновникам, которые жрут фермеров на местах. Не тот масштаб, не русский.

Таланты, конечно, есть. Публицист и колумнист уважаемого делового издания «Известия» Егор Холмогоров выступил с духоподъемным материалом под примечательным названием «Хруст русского апельсина». Слог автора ярок, как мозаики на ВДНХ, кругозор широк, как просторы выставки достижений: с надеждой встречают запреты «крестьяне и фермеры, комбайнеры и владельцы страусиных ферм, доярки и мясники, кондитеры и виноделы». Немногочисленные фермеры, кажется, плюются, но кому есть до этого дело. «Наладить нормальное разведение баранины у нас в стране труда не составит», — заверяет доктор сельхознаук Холмогоров, верь, читатель, — скоро прочтешь рецепты в книжечке — значит, наладили производство. Выросли в полях Нечерноземья, на проплешинах в тайге и тундре чудесные цветы-баранцы. А сказитель продолжает.

«Очень люблю тамбовский окорок, карбонаты — все от российских производителей. В последнее время все шире на наш рынок выходят продукты из кабанины, оленины, косули и так далее — удивительно вкусная замена поднадоевшему уже традиционному мясу. Если я очень захочу побаловать себя фуагрой или стейками, то в том, что можно поиметь с гуся, наши фермеры давно разобрались; они даже страуса подковали», — исповедуется автор. Смотришь на фото и снова веришь — окорок любит, фуа-гра себя балует — значит, они существуют.

Егор Холмогоров вполне мог бы написать новую книгу о вкусной и здоровой пище, разбирается же человек в «разведении баранины» (что бы это ни значило), значит, рецепты уж точно составит. Ошибется — не беда, «продукты из оленины, кабанины и косули» выходят на наш рынок так широко, что их не видно, а значит, ничего не найдешь и не приготовишь. Можно ввернуть в книжку модный имперский дух, что-нибудь из бабушкиных секретов. Далее в колонке автор, кажется живший при царе Горохе, вспоминает ассортимент петербургских лавок начала прошлого века: «Американка Сюзанна Масси, автор книги «Земля Жар-Птицы» — завороженного очерка жизни старой России, описывает Санкт-Петербург как страну свежайших овощей и фруктов. Русские довели тепличное хозяйство до совершенства, и «к середине марта спелая клубника и черешня появлялись в витринах лучших фруктовых магазинов Невского проспекта, правда, в эту раннюю пору столь же дорогие, как жемчуг. В конце марта поспевали бобы и абрикосы, а после того, как сходил лед, суда завозили в российскую столицу инжир и апельсины». Вывод такой: «100-150 лет назад в России существовали аграрные технологии, позволявшие питаться свежими фруктами практически круглогодично». Ради такой мечты колумнист даже завирается — Масси говорит о ввезенных цитрусах, а Холмогоров уверен, что «уж точно над петербургскими теплицами раздавался хруст русского апельсина».

Этот фрагмент будет, пожалуй, почище сталинской книги «О вкусной и здоровой» — такие мифологические и сакральные глубины тогда и не снились. Если подсуетиться и выпустить книжку о широко вышедших на рынок оленине и кабанине, она имеет шансы стать бестселлером. Зажгутся настольные лампы и бра, зашелестят страницы — интернета, похоже, к тому времени уже не будет или будет только по талонам, самое время взяться за книгу.

Ровно до тех пор, пока в сакральные продукты не превратятся постылые кефир, докторская и печень — дорого и по праздникам. Тогда замкнутся кольца около мэрий и областных администраций, перекроются трассы — было такое во время монетизации льгот. Вместо шелеста страниц захрустят по всей стране «русские апельсины», а что мы будем понимать под этим словосочетанием, тогда и узнаем. Или не узнаем: пока запрет на ввоз товаров попал в одну из точек нашего самосознания, вернул нам сакральную пищу. Будут молоко и мясо в меру доступными — ограничения окажутся только в радость, без мечты жилось как-то неловко.