Кого в Киеве разгоняли на застоявшемся Майдане

Киевляне прогнали митингующих с Майдана. Еще полгода тому назад эта фраза вызвала бы серьезное недоумение: жители Киева поддерживали Майдан, жили на Майдане, носили туда деньги, еду и лекарства, были половиной его фронта и 80% тыла. Однако в выходные несколько тысяч жителей столицы при поддержке коммунальщиков разбирали баррикады и сворачивали палатки.

Гражданская абстиненция

Всякий, кто когда-либо устраивал крупную массовую акцию – от музыкального фестиваля до страйкбола, – знает, что в этом деле нужно хорошо представлять себе не только начало, но и завершение праздника. Практически всегда под конец, когда все уже разъехались, остаются самые упоротые: или наименее трезвые, или наименее адекватные, они не хотят выходить из этой атмосферы, им и в ней хорошо.

Сейчас уже мало кто помнит, но в 2005 году относительно немногочисленная (несколько сотен человек) часть киевского Майдана не хотела расходиться даже после перевыборов и победы Виктора Ющенко. Слишком втянулись, чтобы уходить. Кто-то требовал награды за гражданское мужество, вплоть до обеспечения себе квартиры в Киеве, кто-то просто не хотел мыслить себя вне этой атмосферы. Их убирали уже после инаугурации. К счастью, тогда удалось договориться и обошлось без рукоприкладства. Второй Майдан был напряженнее. Тем болезненнее был его «отходняк».

Киев, майдан Незалежности, прошло почти полгода с момента бегства Виктора Януковича. В немногочисленных палатках ютилось четыре сотни (по их собственным данным) агрессивных людей. Вокруг них жил Киев. И Киеву становилось все тяжелее с ними уживаться. На то были идейные и практические причины.

Идеологически все просто: Майдан был уже не тот. Если рассматривать его не как место, а как всенародное выступление против произвола власти, то он, пройдя через несколько отличных друг от друга фаз, закончился в феврале – марте этого года. С него ушли сотни тысяч человек – кто домой, а кто и на фронт, – и как массовое всеукраинское движение Майдан был завершен. Можно спорить, достиг ли он своих целей, и если да, то в коей мере. Но он закончился.

Были ли среди нескольких сотен оставшихся люди, которые отстаивали Майдан в его горячие дни? Да, были. Хотя и далеко не в большинстве. Были и немногочисленные бедняги, которым просто некуда стало возвращаться по личным обстоятельствам: кто-то за время этой пламенной зимы потерял работу, а кто-то дом. Но и они тонули в общей массе люмпенов, которые приходили на Майдан как на пункт обогрева, сбора подаяния и бесплатной кормежки, а также городских сумасшедших – непременных спутников любой мало-мальски массовой акции. В итоге уже весной Майдан был похож не на политическую демонстрацию, а на лагерь сквоттеров.

Это раздражало: людям, которые стояли на Майдане всю зиму, было неприятно смотреть на то, как их знамена присвоили деклассированные элементы, ставящие копилку под портреты убитых патриотов и пропивающие положенные туда деньги. Претензии этих людей на Майдан как бренд и явление выглядели как претензии вшей у Бетховена (если они были) на его музыкальное наследие.

Что до практической стороны – атмосфера центра стала банально мелкоуголовной. По сути, весной Майдан превратился в то, чем пытались его выставить центральные российские медиа зимой. То есть в притон на несколько сотен человек, в котором бухают, воруют и хамят. Из палаток разносились блатные песни, а по вечерам в том районе, то есть в самом центре города, и вовсе лучше было не гулять. Журналисты, не сговариваясь, сравнивали его с Антимайданом зимних месяцев – от этики и эстетики до «работы» некоторых его обитателей наемной силой на рейдерских захватах.

Здесь, впрочем, стоит учесть одну деталь: часть этих тенденций, как и этих людей, пыталась проявиться и на зимнем Майдане, но жестко подавлялась большинством его обитателей и терялась на общем фоне. Однако волки ушли – блохи остались. И им стало вольготно.

Протестующие против разбора баррикад устроили пожар на майдане Незалежности. Фото: Reuters

В чью пользу?

Кто их все это время подкармливал? Хороший вопрос. Если во время зимнего Майдана достаточно было поставить ящичек, чтобы уже через полчаса он был доверху набит пожертвованиями, то летом такие сундучки на баррикадах пустовали. Известно было, что часть майдановцев наладила торговлю революционной сувениркой. Некоторые, как уже отмечалось выше, продавали себя в качестве дешевой нерабочей силы там, где нужно было изобразить возмущенную общественность или вневедомственную охрану (в зимние дни таких называли титушками и считали злейшими врагами). Однако очевидно и то, что этих источников финансирования вряд ли хватало бы на содержание палаточного городка.

Звучали и политические предположения. В основном отталкивающиеся от того, какие лозунги выдвигали люди, называющие себя лидерами бесконечного протеста, а также того, какие силы оказывали им информационную поддержку. К лету Майдан напирал на антиолигархическую и – сюрприз – антивоенную риторику. Когда на радио «Вести» (входит в медиахолдинг, аффилированный с ныне свергнутой и отступившей на территорию России, но не лишившейся активов властью) глава координационного совета Майдана Андрей Хома заявлял, что конфликт на востоке – это лишь противостояние олигархов, а российские войска на границе ему неинтересны, а на следующий день взбунтовавшийся Майдан активно поддерживал «народный губернатор Донбасса» Павел Губарев.

Это наводило на мысли. Например, о еще недавно сходившейся из разных источников информации, что на осень, когда социальная ситуация на Украине будет напряженной из-за военного истощения и экономических проблем, в Киеве планируется буча, вплоть до Майдана-3, уже против действующей власти. Такая ситуация была бы очень выгодна не только действующему российскому руководству и группе его сателлитов здесь, на Украине, включая представителей бывшей власти, но и оставшимся не у дел экс-лидерам оппозиции, растерявшим рейтинг и оттертым от кормушки резвым «новым поколением». Можно вспомнить, как та же Юлия Тимошенко анонсировала «скорый третий Майдан» в случае выбора не тех людей – то есть не ее, родимой. А ведь исходя из позиций, складывающихся накануне парламентских перевыборов, ее дальнейшая политическая карьера вновь под угрозой: родная партия «Батькивщина» фактически на грани распада.

Чемодан без ручки

Почему же все это произошло только сейчас, если надоели еще весной? Инерция восприятия. Жители Киева, как и власти города и страны, просто не знали, как относиться к происходящему.

С одной стороны – «это же Майдан». На нем стояли люди, которые выдвигали политические требования. Формально все то же, что и зимой. «Требования Майдана не были выполнены! Мы не уйдем!» – говорили они, и здесь прохожий терялся: действительно, ни одна крупная рыба из прошлой власти так и не оказалась в зарешеченном аквариуме, а реформы хоть и шли, но эпизодически и черепашьими темпами. С другой стороны, было понятно, что это уже не причина, а повод. Вопрос «После выполнения какого из требований вы уйдете?» вызывал у стояльцев-бухальцев замешательство. Иногда ответ явно подбирается по верхней черте сложности: например, «После возвращения Крыма». Уже даже самым наивным и доверчивым было понятно, что это как-то не слишком искренне.

С третьей стороны – этот Майдан не был участником политического процесса. Эти люди не протестовали и не митинговали. Они пили водку. Питие ими водки никак не сказывалось на люстрации, возвращении Крыма, существовании на Украине олигархии и прочих вещей, написанных на входах палаток, где они ее пили.

Сказать «Да ладно, пусть стоят, не мешают» тоже уже не получалось. Мешали. И мелким криминалом, и готовностью поучаствовать в политических провокациях, и просто разведенным на площади срачем. Так что недовольство накапливалось.

Однако до поры до времени жители города, приютившего Майдан, сидели и мечтали о волшебнике в голубом вертолете, а еще лучше – вертолете цвета хаки. «Вот вернутся настоящие майдановцы из АТО, вот они им покажут кузькину мать». Действительно, многие люди, ушедшие с Майдана в добровольческие батальоны, были готовы это сделать сразу после возвращения с фронта: им тоже было неприятно осознавать, что, пока в них стреляют, на Майдане полубомжи торгуют сувениркой да ювелирку крадут. Но у них были более неотложные задачи, а ждать уже становилось невмоготу.

С ними пробовали договориться: Виталий Кличко ходил на переговоры с лидерами координационного совета. Без особого успеха. Снос городка милицией выглядел омерзительным приветом из прошлого и решительно «не нашим методом» при всем сходстве нынешних обитателей Майдана с Федей из «Операции Ы». Впрочем, в пятницу попробовали, хотя и относительно мягко. После попытки прикрыть коммунальщиков, разбиравших баррикады, батальон Нацгвардии «Киев-1» отступил, причем с несколькими ранеными: майдановцы были вооружены как холодным, так и огнестрельным оружием. К счастью, в ход пошло только первое.

Протестующие против разбора баррикад устроили пожар на майдане Незалежности. Фото: Reuters

Deus ex populo

Однако в субботу на Майдане произошло то, что не происходило многие месяцы: массовое народное волеизъявление путем прямого действия.

Изначально мэрия позвала граждан помочь коммунальщикам с расчисткой проезжей части Крещатика, о чем Кличко таки удалось договориться с обитателями палаточного городка. Клич, подхваченный рядом старых майдановских интернет-сообществ, разлетелся быстро, и уже утром субботы на Крещатике стояла масса народа, просто уставшего от происходящего в центре.

И здесь жители палаток просто растерялись. Взвинченные предыдущим днем, они были настроены на попытки силового разгона. В глазах многих читалась готовность попасть в Вальгаллу. Но вместо строя милиции или Нацгвардии пришли хипстеры, тети бальзаковского возраста, семнадцатилетние девчонки, старички-инженеры и даже люди, стоявшие на Майдане с ноября по март. Бросаться на них с арматурой и воплем «акабы!» было противоестественно. Рассказывать им про «мы здесь народ и мы хотим остаться», уступая в численности примерно один к восьми, – тоже. Очевидное моральное поражение, после которого уже не получается организованно сопротивляться.

В итоге большинство из них безучастно смотрели за разборкой своих палаток, пока кому-то на волне общего отчаяния по старой памяти не пришла в голову идея: поджог нескольких баррикад. В ряде мест огонь перекинулся на палатки. Это привлекло уже не на Крещатик, а в центр Майдана сначала пожарных, а потом и участников субботника. Здесь уже были и стычки, но немногочисленные: большинство майдановцев, попросив собравшихся дать им немного времени, забирали вещи из палаток и уходили. Некоторые не забывали поджечь их за собой, то ли из вредности, то ли повинуясь мистическому ритуалу расставания с прошлым. Уже к вечеру субботы от поселения осталось лишь несколько шатров и баррикада на Институтской.

Сбор возмущенных киевлян был отправной точкой палаточного городка на Майдане – он же стал и его финальным аккордом.

Впрочем, даже без палаток в центре Киева Майдан как форма предъявления требований к власти для украинцев – это уже даже не традиция. Это – черта менталитета, а значит, она еще не раз проявит себя.