Исторический опыт деколонизации ХХ века свидетельствует о том, что преодолеть этап родоплеменной демократии, ввести страну не то, чтобы в этап индустриального или постиндустриального, а хотя бы феодального общества — практически невозможно без большой крови.

Полковнику Каддафи этого сделать мирным путем не удалось, как не удалось до него королю, а до того Муссолини, а до того Виктору-Эммануилу…

Военные во главе с Каддафи были обречены на борьбу с племенной верхушкой. У вождей, которых дополняли сенусситские пиры, была социальная власть, но не было власти экономической и политической. Так как в стране не было феодализма, то Каддафи не мог пойти и по пути Ганы, где вождям ашанти предоставили возможность обирать рядовых ашанти и фульбе. Фактически вожди испытывали парадоксальную ситуацию, когда их социальный авторитет не мог трансформироваться ни во власть, ни в богатство.

Каддафи очень хорошо понимал угрозу племенного сепаратизма. Он искал различные способы борьбы с ним. Одним из таких способов была ускоренная, запредельно форсированная, необеспеченная иными, кроме финансовых, ресурсами индустриализация страны. Её целью было создание рабочего класса, который, по замыслу Каддафи, должен был стать его опорой в борьбе против племенной верхушки. Это принимало странные формы. Например, очевидно, что стране с трехмиллионным населением просто не нужно производство автоматов Калашникова или патронов к нему. Стрелковое оружие и боеприпасы неизмеримо дешевле купить. С учётом того, что все комплектующие и сырье необходимо было покупать за границей, патрон становился золотым, причём перспектив снизить себестоимость не было.

Проект индустриализации провалился. Единый рабочий класс не сформировался. Для формирования классового сознания ведь нужна эксплуатация, а её в богатой Ливии не было… К тому же, запрет на профсоюзы, которые в тех условиях неизбежно приняли бы племенной характер, препятствовал формированию рабочего класса.

Следующей попыткой Каддафи преодолеть трайбализм стало введение прямой демократии. Но, как оказалось, в условиях родоплеменной демократии, прямая демократия становится жутким инструментом. Племя, имеющее численное большинство на том или ином участке, всегда голосовало солидарно, лишая другие племена какого-либо доступа к принятию решений и местам во власти.

…Фактически прямая демократия означала социальную революцию, когда те племена, кто были ничем, становились действительно всем… Но при этом те племена, кто были всем (а у них, помимо прочего, и религиозный авторитет, и традиционное образование, и суды и средства решения споров) становились ничем.

Нефтяные деньги долгое время давали Каддафи возможность откупаться от шейхов, но бесконечно это длиться не могло…

Власть Каддафи можно сравнить с властью батьки Махно в Гуляй-поле в лучшее его время. Да, Каддафи в принципе мог застрелить любого (хотя этим правом не злоупотреблял), но это не есть власть. Да, Каддафи мог отдать приказ вооруженным силам, которые те могли попытаться выполнить. Но тем, кто не выполнял, ничего не угрожало, кроме почетной отставки с положенными материальными благами. Войну с Чадом ливийские вооруженные силы провалили, причем чадцы на грузовичках «Тойота» (правда, при поддержке французских ВВС) хронически били ливийские бронетанковые дивизии в пустыне.

Кстати, сам Каддафи обернул это военное поражение блестящим успехом на внешнеполитическом фронте, добившись практически всех целей мирным путем (тут надо учитывать, правда, что экономическая причина войны, урановые месторождения, в значительной мере потеряла актуальность из-за резкого падения цен на уран).

Но реальная власть — это совсем иное. Власть — это влияние на бюджет, который в Ливии уходил с непропорционально для европейских стандартов высокой концентрацией на то, что мы бы назвали, муниципальным уровнем. Для этого у военных не было послушного аппарата. На тех, кто готовил проекты решений Народных собраний, Каддафи влиять не мог. Да, у него оставался инструмент монетарной, эмиссионной и валютной политики, но военные не имели квалификации, чтобы достойно контролировать монетарных чиновников…

Каддафи разозлился и объявил об уходе со всех постов… Возникла парадоксальная ситуация. У военных были противники — племенная верхушка, прежде всего, из племен с высоким статусом, но не было сторонников. Благоприобретатели от ливийских проектов не могли объединиться. Новых социальных инструментов не было. А использовать старые означало то, что и происходит. Летчики из угнетённых племен бомбят кварталы племен зажиточных, а из зажиточных племен перелетают на Мальту. Племена воинов-сенусситов громят полицейские участки, как они делали с VI века, а там, где бывшие клиенты собираются, они разбирают оружие, чтобы дать отпор старым врагам…

Старая система разрешения межплеменных конфликтов разрушена, новой нет, так как само наличие племен отрицалось, а оружие легкодоступно, причем оружие самое современное.

Воистину, социальная трансформация родоплеменной демократии требует очень большой крови…

Племена выступили против социального прогресса. Конечно, их понять можно. Социальный прогресс всегда несправедлив и жесток. Но всё-таки он неизбежен… Мне так кажется.

Саид Гафуров