Событие, о котором пойдет речь, неизвестно широкой публике. И не только потому, что касалось оно самого отдаленного региона Украины. Дело в том, что случившееся не соответствовало политической конъюнктуре ни в советскую эпоху, ни тем более сегодня. Потому историки предпочитали о нем не вспоминать.

Ныне у этого события юбилей. 14 сентября исполняется 75 лет со дня проведения в Закарпатье референдума (плебисцита) о языке преподавания в школах.

Но прежде, чем рассказать о самом плебисците, следует обратиться к более ранним страницам истории.

После окончания Первой мировой войны и распада Австро-Венгрии Подкарпатская Русь (так тогда называлось Закарпатье) вошла в начале 1919 года в состав новообразованного Чехословацкого государства. Вошла не совсем добровольно. Просто другого выхода у нее не было. Закарпатские общественные деятели единодушно высказывались за воссоединение с Россией. Но там полыхала гражданская война. Шла война (украинско-польская) и в соседней Галиции. Содрогалась от потрясений Венгрия (вскоре там тоже произошла революция и началась гражданская война). Остаться самостоятельным в окружении чужих фронтов у маленького Закарпатья не было никаких шансов. А пражские политики обещали предоставить краю широкую автономию, обеспечить права местного населения, защитить его интересы. И лидеры подкарпатских русинов приняли решение о временном, пока в России не будут свергнуты большевики, подчинении края Чехословакии.

В Праге поначалу не было единого мнения насчет политического курса, который следует проводить на присоединенной территории. Премьер-министр нового государства Карел Крамарж был настроен русофильски. Он симпатизировал подкарпатским русинам и рассматривал присоединенный край как мост для будущей связи с небольшевистской Россией. А вот украинское движение премьер-министр считал изобретением немцев, не скрывая своего презрения к нему.

Зато президент страны Томаш Масарик являлся заклятым русофобом и полагал необходимым насаждать в Закарпатье «украинскую национальную идею».

Увы, Крамарж оставался премьер-министром всего несколько месяцев, а Масарик занимал высший государственный пост много лет (до 1935 года). Это и определило чехословацкую политику. В крае началась украинизация.

Уже в конце 1919 года было объявлено о введении в школах преподавания на «галицком украинском языке». Правда, чтобы успокоить общественное мнение, власти тут же заявили, что в старших классах введут и русский язык. Но с реализацией последнего обещания не торопились.

Разумеется, такая политика в сфере образования вызвала недовольство населения. Закарпатье веками было отрезано от России. Понятно, что большинство местных жителей не могли хорошо владеть русским литературным языком. Тем не менее этот язык они считали общим культурным языком всей Руси, а потому желали его изучения как своего. Украинский же язык был подкарпатским русинам чужд.

«Наш народ ориентирован русофильски, не украинофильски, — писал видный закарпатский педагог Евмений Сабов. — Если показать нашим людям русскую книгу, они встретят там незнакомые слова. Но если показать им украинскую книгу, то они даже не станут ее читать, они скажут: «Это на польском».

Сам Сабов являлся сторонником использования в начальной школе народного говора русинов. «Наш народ признает свою принадлежность к тому племени, что и русские, но для нас наиболее важен наш язык», — утверждал он. Впрочем, этот (русинский) язык все равно был ближе к русскому, чем к украинскому.

«Галицкий вариант украинского языка пронизан многочисленными полонизмами и своим произношением, формами и словарным составом резко отличается не только от русского литературного языка, но и от подкарпатской народной речи», — пояснял крупный закарпатский ученый Георгий Геровский.

«Касательно украинской мовы необходимо отметить факт, что у нас не только наша интеллигенция, но и простой народ этой мовы не признал своей, — сообщал печатный орган закарпатской диаспоры в США «Свободное слово Карпатской Руси». — Украинствующих галичан, говорящих мовою, наш народ называл не иначе как «полячками». Если на какой-либо сходке выступал «украинец», говорящий мовою, то на вопрос, кто там говорил, получался непременно один и тот же ответ: «Был там какой-то полячок». О русских же эмигрантах из России, говорящих на русском литературном языке, наши крестьяне говорили, что они говорят «твердо по-русски», подразумевая, что они говорят настоящим литературным русским языком».

Однако, несмотря на явное неприятие большинством населения украинского языка, чехословацкое правительство продолжало украинизацию. Учитывая явный дефицит ее сторонников в самой Подкарпатской Руси, украинизаторов приглашали из Галиции. Их назначали учителями в закарпатские школы. В то же время Министерство школ и народного образования (МШАНО) Чехословакии запрещало преподавание в учебных заведениях на русском языке и даже само изучение этого языка. Учебники на русском в школы не допускались.

«Министерство народного просвещения не идет нам навстречу, — рассказывал депутат чехословацкого парламента от Подкарпатской Руси Василий Щерецкий. — Мы 8 раз подавали наши учебники для одобрения, но даже и ответа не достали, в то время как учебники украинцев одобряются или просто вводятся в школы».

Особенно большую поддержку власти оказывали украинскому обществу «Просвіта» («Просвещение»), основанному в 1920 году заезжими галичанами. Даже в период экономического кризиса эту организацию щедро финансировали из госбюджета. «На Подкарпатской Руси голод, а правительство вместо того, чтобы побольше заботиться о голодающих, миллионы выбрасывает на украинизацию. «Просвита» уже третий миллион получает, а голодающий русский народ с отчаянием просит помощи», — замечала в августе 1932 года газета «Карпаторусский голос».

«Удивляемся, почему чехословацкое правительство не предоставит украинцев своей судьбе, — комментировала выделение миллионов чешских крон на «Просвіту» «Народная газета», подразумевая под «украинцами» украинских «национально сознательных» деятелей. — Без его помощи давно бы об украинцах на Подкарпатской Руси не было бы и помину. Поведение правительства, поскольку оно не проявляет равной щедрости по отношению к русскому культурно-просветительному обществу «Александр Духнович», не может рассматриваться иначе как пристрастие к украинизму».

Между тем удивляться было излишне. Все объяснялось просто. Получив Закарпатье во временное управление, официальная Прага вознамерилась прибрать его к рукам навсегда. Украинизация рассматривалась чехословацкими властями как переходный этап к чехизации. «Никто не согласился бы променять русский литературный язык на чешский или на словацкий, — откровенничал в узком кругу министр школ и народного образования Вавро Шробар. — Но с украинским языком мы можем конкурировать».

Если в 1920 году в Подкарпатской Руси функционировали 22 начальные школы с чешским языком обучения, то в 1931-м уже 158. Причем открывали чешские школы даже в тех селах, где не проживало ни одного чеха. Вместе с тем школы с русским языком обучения по-прежнему находились под запретом.

Использовало правительство украинское движение и для того, чтобы отсрочить решение вопроса о предоставлении Подкарпатской Руси давно обещанной автономии. Подстрекая украинских деятелей к выступлению против русского языка и культуры, власти затем заявляли, что подкарпатские русины, дескать, не могут договориться между собой, а значит и предоставлять краю автономию преждевременно.

В ответ коренное население развернуло борьбу за свои права. Созданная Учительским товариществом Подкарпатской Руси специальная Языковая комиссия в 1926 году высказалась за введение в школах Закарпатья русского языка вместо украинского. В 1929 году за русский язык в школах высказалось 96% участников учительского конгресса Подкарпатской Руси. Перепись населения 1930 года показала, что из 400 тысяч подкарпатских русинов лишь немногим более двух тысяч идентифицируют себя как украинцы.

В 1931 году видные общественные деятели Подкарпатской Руси выступили с Декларацией культурных и национальных прав карпаторусского народа. «В течение более чем десяти лет посредством школ проводится украинизация нашего края, решительно противоречащая воле народного большинства, — говорилось в документе. — Украинское движение было создано на Подкарпатской Руси искусственно, благодаря широкой моральной и материальной его поддержке со стороны некоторых высших инстанций».

В следующем году положения этой Декларации были положены в основу резолюций Всенародного карпаторусского конгресса. «Украинцев выгнали из Галиции за преступления, а МШАНО дает им воспитывать русских детей», — подчеркивалось в резолюциях.

Массовая кампания в поддержку русского языка прошла в прессе. «Будем бороться за права и равноправие русского языка, за русскую школу и культуру по вековым традициям нашего народа… В школьной политике не могут иметь места ни покровительствование чешским или словацким школам в русских селах, ни поддержка украинизации, явления, которое решительно осуждено самыми широкими массами карпаторусского народа».

Русский язык и учебники на нем стали вводить в школы явочным порядком, уже не спрашивая формального разрешения властей. Русскоязычным стало обучение в Мукачевских гимназии и учительском институте, частично — в Хустской гимназии. Однако там, где администрация учебных заведений состояла из «национально сознательных» галичан, сохранялся язык украинский (например, в Ужгородской гимназии и в Мукачевском торговом училище).

Кроме того, русский язык доминировал и в других сферах общественной жизни края. Органы местного самоуправления в Ужгороде и Мукачево использовали его в своей работе. По-русски были написаны таблички с названиями улиц в закарпатских городах. Количество русскоязычных газет и журналов почти вдвое превышало их количество на украинском языке (14 против 8). В целом же, как свидетельствовал уже упоминавшийся Георгий Геровский, образованная часть населения «говорит на языке, словарный состав и морфология которого являются русскими литературными, но имеют особенности собственного подкарпатского произношения. Менее образованные люди говорят на местных говорах с большей или меньшей примесью книжных выражений». Вместе с тем «галицко-украинский литературный язык распространяется с очень большим трудом, и даже выпускники гимназии с украинским языком обучения не в состоянии полностью преодолеть трудности в произношении, которое очень существенно отличается от естественных звуков подкарпаторусской речи».

На выборах в парламент Чехословакии за русские партии голосовало подавляющее большинство избирателей. Украинские же партии довольствовались ничтожным меньшинством голосов, основную часть которых давали представители еврейской и венгерской национальных групп, а также чешские чиновники. Скажем, на выборах 1929 года за русские партии было подано в Подкарпатской Руси 136 тысяч голосов, за украинские — 8 тысяч. (Справедливости ради стоит заметить, что еще около 63 тысяч голосов получили так называемые интернационалистские партии — социал-демократы и коммунисты, -поддерживавшие украинизацию).

«Невзирая на все старания чешского правительства, не брезговавшего никакими средствами, невзирая на миллионы чешских крон, израсходованных на украинскую пропаганду, незаконную украинизацию школ, украинство у нас не восторжествовало во время чешского режима, — констатировал позднее журнал «Свободное слово Карпатской Руси». — Украинствующие составляли после двадцати лет чешского управления Карпатской Русью незначительное меньшинство».

Наконец, власти не выдержали. Они согласились предоставить Закарпатью автономный статус и в сентябре 1937 года провели референдум по языковому вопросу. «Каждый селянин получил два билета, — вспоминал местный общественный деятель Михаил Прокоп. — На одном было написано: «малоруський язык (украинский язык)», на другом — «великорусский язык (русский язык)». Несмотря на жульничество со словами «малорусский» и «великорусский», ибо малорусский народный язык это не украинский язык, а русский язык (литературный) это не великорусский, наши самостийники потерпели полное поражение, ибо 86 процентов селян, подчиняясь тысячелетнему чувству единства всего русского народа, голосовали за «великорусский язык».

И вновь-таки голоса за украинский язык были получены преимущественно в местностях, граничащих с Галицией, поскольку школьные администрации там были плотно обсажены эмигрантами-галичанами, имевшими возможность влиять на голосующих. За этим исключением Подкарпатская Русь высказалась за русский язык.

Результаты референдума вызвали форменную истерику у «национально сознательных» деятелей. Они собрали в Ужгороде свой митинг, на котором объявили народное волеизъявление «антинародным» и «не научным» (как же это похоже на действия украинских профессиональных «патриотов» сегодня!). Но на вопли митингующих маргиналов уже никто не обращал внимания. А вскоре начался процесс предоставления краю реальной автономии.

К сожалению, этот процесс остался незавершенным. Общеизвестные мюнхенские соглашения 1938 года сокрушили Чехословакию. В политических верхах произошли перемены. Новые руководители страны во всем следовали указаниям из Берлина. Они совершили в Закарпатье переворот. Премьер-министр уже сформированного правительства только что созданной автономии Андрей Бродий (лидер одной из русских партий) был арестован и обвинен в «государственной измене».

Новым премьер-министром, опять же по указке из Берлина, назначили «национально сознательного» Августина Волошина, тут же установившего в крае фашистскую диктатуру и начавшего тотальную украинизацию. Но, как говорится, это уже другая история.