Почему люди не летают как птицы? Очень даже летают. Все как дураки летят на саммит АТЭС на самолетах, а наш — во главе стаи журавлей. Красота.

Обернувшись журавлем, Владимир Путин, может, и сам не ведает, к каким глубинам прикоснулся. Это у нас, с нашей молодой литературой и бедноватой мифологией из Снегурочки и Кикиморы — ну, журавль и журавль. Так, пара приключений с лисой и с цаплей. Другое дело — классическая античность.

Тему Икара пропускаем как слишком очевидную и исчерпывающе раскрытую Брейгелем-старшим. Что еще? В классических культурах превращение человека в птицу — это, конечно, во-первых, обожествление, апофеоз. Переход к бессмертию. И не какому попало, а божественного типа. Любому гимназисту сто лет назад сразу пришла бы на ум двадцатая ода Горация, из второй книги. Но гимназистов теперь мало, так что я за них.

Не на простых крылах, на мощных я взлечу,
Поэт-пророк, в чистейшие глубины,
Я зависти далек, и больше не хочу
Земного бытия, и города покину.

Перевод Блока настолько удачен, что почти не требует цитирования оригинала.
Дальше — собственно технология олебеженья, в нашем случае, ожуравления.

Уже бежит, бежит шершавый мой убор
По голеням, и вверх, и тело человечье
Лебяжьим я сменил, и крылья лишь простер,
Весь оперился стан — и руки, и заплечья.

Хорошо видны и тяга к мировой славе, и чутье на международные новости: превращение президента России в птицу (как в свое время — известного поэта) не обойдет ни один мировой телеканал. Дальше у Горация как раз о всемирной славе. О том, что его узнает колх, который скрывает свой страх (это в Грузии), и Дак (это в Румынии), и Ибериец (на соответствующем полуострове), и пьющий воду из Роны — это француз, тогда дикий, а ныне культурный.
Ну и, ясное дело, финн, тунгус и калмык. Без этих никак.

В самом конце — про то, что если вы будете меня хоронить, то это не я, а я уже улетел — прямо на небо, к богам и созвездиям.

Технология превращения в крупных пернатых хорошо засвидетельствована античной традицией. Вот, к примеру, из «Метаморфоз» Овидия — важный источник для любого, кто хотел бы превратиться в птицу, — и вообще для любых оборотней в погонях за славой.

Вдруг стал голос мужской утончаться, белые перья
Волосы кроют ему, и длинная вдруг протянулась
Шея; стянула ему перепонка багряные пальцы,
Крылья одели бока, на устах клюв вырос неострый.

А глаз? Как у орла.«Здравствуйте Владимир Владимирович, как себя чувствуете? Не устали после перелета?»

Это, правда, не такое почетное превращение, как у Горация. Кикн, про которого пишет Овидий, — любимый младший друг (так говорили гимназистам, чтобы не нарушать закон депутата Милонова) Фаэтона, сына Аполлона. Когда Фаэтон сгорел в ДТП на папином внедорожнике, Кикн очень страдал, у него развилась огнебоязнь, и он все время лез в воду — в пруды, ручьи и озера. Аполлон из сострадания превратил своего почти родственника в лебедя и отправил на небо в виде одноименного созвездия. Кикн хорошо виден в наших широтах летом и ранней осенью. В отличие от Путина, который хорошо виден всегда.

В Тучекукуевск

Но нашему журавлю чужого сострадания не нужно. Он альфа-журавль и должен превращаться сам.

Превращать самого себя в крупную птицу мог Зевс. Это серьезная заявка. Это не поэт и не тварь дрожащая при виде костра, это власть имеющий, громовержец. Если Бога нет, то почти все позволено, а если ты сам Бог — позволено вообще всё. Громовержец оперялся множество раз. Вот два знаменитых случая. Один раз он превратил себя в Лебедя (не генерала, а так), чтобы соблазнить Леду, прекрасную жену умеренно симпатичного спартанского царя Тиндарея. К чьей дочери или жене собрался лететь Путин, нам даже lifenews не расскажет. На случай, если меня читают пресс-службы, напоминаю, что из этой метаморфозы ничего хорошего не вышло. То есть, сначала все было вроде бы хорошо — родилась Елена Прекрасная, но она очень быстро перешла в Троянскую войну. А у нас программа перевооружения армии не завершена.

Второй раз Зевс превращался в Орла. Это уже чтобы похитить прекрасного юношу Ганимеда. Чтобы все выглядело пристойно, на Олимпе юношу приняли на работу бармена и сомелье. По негативным последствиям для экономики и для страны это гораздо лучше, чем Троянская война, но общественность настроили так, что уж лучше война, чем у президента обнаружится Ганимед. Опять же в родной Петербург будет сложно приезжать: каждый раз придется платить штраф в 2000 рублей, и вообще, скандалов с архиерейскими виночерпиями хватает. В орла Зевс превращался еще и для связи с несколькими особенно гордыми женщинами.

Кроме того, Зевс любил превращаться в крупный рогатый скот. Это у президента еще впереди.

На месте администрации президента я бы обратил внимание на то, что царем птиц в «Птицах» Аристофана является удод, птица в наших краях все более редкая: не нуждается ли в вожаке выводок удодов, или хотя бы в помощи в высиживании яиц на гнезде? Вещь для нашего разбора ключевая, потому что в ней Аристофан проговаривается, что в действительности птицы руководят действиями людей:

Все, что нужно и важно для смертных людей, получают они от пернатых
Мы вас учим погоде и смене времен, и посевам, и зимам, и жатвам.
Закричат журавли и в ливийскую даль полетят — время пахарю сеять
А матросам, повесив над печкой весло, отдыхать на лежанке и греться.

В общем, начинаем посевную озимых, сворачиваем навигацию по Севморпути.

«Птицы» Аристофана, вообще, дают наилучшее объяснение, зачем политикупревращаться в птицу. Там хитрый афинянин Писфетер убеждает царя-удода в том, что предназначение птиц — править людьми. Птицы строят между небом и землей будущую столицу мира — город Тучекукуевск (точнейший перевод греческого Νεφελοκοκκυγία). Птицы дают Писфитеру крылья, и он придумывает план, как отнять власть у олимпийских богов: вместе с птицами они перехватывают дым от жертвоприношений, которым питаются боги. Все кончается переговорами с разгневанными богами, на которых новый вожак птиц выговаривает для себя выгодные условия ухода от присвоенной им власти. В конце все поют и пляшут. А вы думали, почему.

Некоторые вспоминают по поводу ожуравления президента России прецедент калифа-аиста. Вторичность этого архетипа по сравнению с античными очевидна хотя бы из того, что калиф при превращении произносит латинское слово mutabor — «превращаюсь», которое советские дети по наивности принимают за восточное заклинание. Но конечно, классически образованный Гауф, как все умненькие немецкие детки его эпохи, имел в виду овидиевы и прочие античные метаморфозы, лишь слегка приправленные новомодным европейским колониализмом.

В калифе-аисте любопытен, впрочем, один мотив, редко встречающийся в античности. После превращения калифа в аиста нельзя смеяться. А это, согласитесь, очень трудно. У нас не получилось. А ведь от смеха заклинание теряет силу, калиф обречен остаток жизни прожить птицею небесной, не сеять, не жать, не подписывать указы. Ему приходится искать злого волшебника, чтобы найти антивирус, апгрейдить заклинание и привести себя в божеский вид. Шутки для истории

И поскольку смеяться после превращения нельзя, я вот думаю: это он серьезно? Если серьезно, то вот как выглядел процесс? Представляю себе хмурых мужчин в костюмах — мешковатых (это региональный чиновник) и приталенных (это столичный). Допустим, министр природных ресурсов и губернатор. И они говорят: «Владимир Владимирович, вот тут есть идея. Не возглавить ли вам стаю журавлей? Можно приурочить к саммиту АТЭС во Владивостоке». А он им, тоже серьезно так: «Давайте проработаем этот вопрос. Надо подобрать стаю. Подумайте над оперением». Не сам же он это придумал? Кто-то же предложил?

Или сам? Может, это такой олимпийский гомерический юмор? Может, он думает: вы там шутите в своих сетях, с своих фейсбуках. И только я могу пошутить в реальной истории. Так, чтобы вся страна смеялась. И не только вы, но и дети ваши и внуки, даже до седьмого колена. И великие шутники прошлого крутятся карданными валами в своих могилках — превращая мое поступательное движение в свое вращательное.

Или, возможно, он действует по системе другого античного политика — Алкивиада, которую успешно применял друг Сильвио Берлускони. Афинский денди и политик Алкивиад отрубил хвост своей породистой собаке, которую все хвалили за красоту. «Зачем ты изуродовал собаку?», — возмущались афиняне. «Пусть лучше возмущаются этим, чем чем-нибудь другим», — отвечал Алкивиад. Но у нашего получается плохо: другим после «этого» возмущаются только больше. Когда-то Леонид Парфенов назвал первый пик первого путинского правления «ренессансом советской античности». Теперь мы имеем дело с ренессансом античности в широком смысле слова.