Вот уже 12 лет в России растёт рождаемость. По сравнению с 2000 годом, количество младенцев в нашей стране увеличилось больше чем в полтора раза. Ожидается, что в этом году появится 1 миллион 870 тысяч новорожденных россиян. 2012 год обещает стать переломной точкой «Русского креста». Впервые с начала реформ число родившихся если не превысит число умерших, то хотя бы сравняется с ним.

Мы попросили прокомментировать эту ситуацию постоянного автора «Русской Народной линии», депутата Тульской городской думы Владимира Викторовича Тимакова, известного работами по демографии и демографической генетике.

— Действительно ли демографическая обстановка начинает внушать оптимизм?

— Да, начиная с 2000 года в России устойчиво растёт рождаемость, а с 2004 года — сокращается смертность. Вот таблица, свидетельствующая, что на трагическом «Русском кресте» девяностых годов есть шанс поставить иной крест, жизнеутверждающий — когда кривая рождаемости на подъёме повторно пересечёт пошедшую вниз кривую смертности.

— В какой степени увеличение числа рождений можно считать позитивным сдвигом в семейных приоритетах, переориентацией наших соотечественников с образца однодетности на двух- и трёхдетные семьи? Не раз приходилось слышать, что мы имеем дело всего лишь с периодическими колебаниями численности, «демографическими волнами». Мол, в девяностые рожали внучки малочисленного военного поколения, а в нулевые начали рожать внучки многочисленного поколения, рождённого после войны. То есть, увеличение рождаемости — не современная тенденция, а последний подарок из прошлого. Просто рожениц ненадолго стало больше, а желания рожать детей не прибавилось…

— Те, кто говорит о «демографических волнах», правы лишь отчасти. Действительно, в годы Великой Отечественной войны появилось на свет и выжило гораздо меньше детей. В 1939-47 годах наблюдался глубокий демографический провал. Понятно, что у этого сокращённого поколения рождалось меньше детей в 1965-1980 годах, и ожидалось меньше внуков в 1990-2000 годах. После войны, когда мужчины вернулись с фронта, а благодаря развитию медицины удалось в несколько раз сократить младенческую смертность, Россия пережила своеобразный бэби-бум. Многочисленное поколение 1948-58 годов должно было родить больше детей в восьмидесятые, и, соответственно, больше внуков в нулевые.

Колебания такого демографического маятника налицо, но они с каждым поколением сильно затухают. Ведь у детей войны внуки начали рождаться чуть ли не с конца семидесятых, и продолжают рождаться до сих пор, то есть печальное «эхо войны» размывается в поколениях.

Объяснить столь резкие колебания рождаемости, имевшие место в эпоху реформ, — с 16,6 промилле до 8,3, а затем до 13,2, — одним только «вторым эхом войны» невозможно. Реальная численность потенциальных мам в сравниваемых возрастных когортах изменялась всего лишь на 10 %, но никак не в два раза. Основную роль в падении рождаемости девяностых годов и в последующем росте нулевых сыграли не «демографические волны», а существенные перемены демографического климата (назовём это явление так), определяющего желание и возможность иметь детей.

Чтобы перейти от количественных к качественным показателям, в демографии используется коэффициент суммарной рождаемости, показывающий — сколько рождённых детей приходится в среднем на одну женщину. Так вот, в конце девяностых годов этот коэффициент в России опустился ниже запредельного уровня — 1,20. Сейчас он превышает 1,60 и, судя по показателям первых девяти месяцев, в 2012 году может приблизиться к 1,70. Изменение приоритетов в семейном планировании у наших соотечественников налицо.

— Не является ли эта прибавка результатом высокой рождаемости приезжих гастарбайтеров и жителей наших национальных окраин? В какой степени рост рождаемости затрагивает русских?

— Я не стал бы преувеличивать вклад этих групп в общее число новорожденных. Семьи большинства гастарбайтеров всё-таки остаются дома, а доля народов Северного Кавказа, выделяющихся среди прочих россиян высокой рождаемостью, до сих пор не превысила 5 % в населении страны.

Кроме того, я хотел бы познакомить читателей «РНЛ» с малоизвестным пока фактом: с конца ХХ века мусульманский мир переживает стремительное падение рождаемости. Не только в вестернизированном Тунисе, но и в такой фундаменталистской стране, как Иран, суммарный коэффициент рождаемости опустился ниже уровня, необходимого для простого воспроизводства. Эта тенденция захватывает и южные регионы постсоветского пространства. Например, на современную узбечку в среднем приходится всего 1,89 ребёнка — там восторжествовала модель семьи, которую мы называли европейской. У таджиков коэффициент суммарной рождаемости пока составляет 2,89, но всего двадцать лет назад он был больше шести.

В России многодетность наиболее популярна в Чечне и Туве — современный семейный стандарт в этих республиках чуть больше трёх детей на женщину, в Ингушетии — немного менее трёх. Но и здесь, и в Дагестане налицо устойчивое снижение рождаемости: новое поколение выбирает новые ценности. Так что наблюдающийся сейчас в России рост числа рождений происходит не благодаря, а вопреки демографическим тенденциям уроженцев Юга, именно за счёт рождаемости славянских и финно-угорских народов.

В 2012 году впервые за минувшее двадцатилетие зафиксирован положительный естественный прирост в таких сугубо русских областях, как Мурманская, Новосибирская, Омская, Пермская, Свердловская, Камчатская, а также в Чувашии и Мари Эл. Положительный баланс рождаемости и смертности наблюдается также в наших мегаполисах — Петербурге и Москве. Уже несколько лет естественный прирост отмечается в Иркутске, Красноярске, многих других регионах Севера и Сибири.

В центральной России, включая мою родную Тулу, баланс остаётся отрицательным, хотя и здесь положительные сдвиги очевидны.

— Связана ли такая разница в рождаемости с материальной дифференциацией регионов страны?

— Отчасти да, связана. Богатые субъекты Федерации — Москва, Ханты-Мансийск, Ямал — в устойчивом плюсе. Депрессивные — Брянск, Псков, Мордовия — в устойчивом минусе. Но здесь нет прямой зависимости между заработками и количеством детей в семье. Зависимость скорее такая: где выше заработки, туда охотнее стремится молодёжь. Молодые люди из той же Псковской области перебираются в Петербург, Москву, Сургут, Уренгой — там и рожают детей. В итоге наблюдается естественный прирост в богатых регионах и убыль в бедных.

В целом же среднее количество детей в семье — скорее показатель психологического состояния нации, нежели материального достатка.

— Значит, можно сказать, что русские постепенно оправляются от психологической катастрофы девяностых годов?

— Несомненно. Это главная причина демографических перемен.

— Какую роль играет в этом коренном переломе демографическая политика Российского государства?

— Конечно, играет положительную роль, но я бы не стал её преувеличивать. Движущие механизмы лежат гораздо глубже. Ведь восстановление рождаемости после глубокого упадка наблюдается в ряде других стран СНГ. Например, на Украине за последние десять лет суммарный коэффициент рождаемости вырос с 1,11 до 1,45; в Армении — с 1,31 до 1,70; в Грузии — с 1,46 до 1,90. То есть мы имеем дело с процессами, охватывающими всю восточно-христианскую цивилизацию. Наши духовно родственные народы очень похоже реагируют на социальные перемены и сходно пытаются адаптироваться к новым условиям.

— Какое место сейчас занимаем мы и близкие нам народы в мировом демографическом рейтинге?

— Мы, к счастью, перестали быть аутсайдерами в этой сфере. В целом на планете наблюдается заметное снижение рождаемости, переориентация от многодетной на двухдетную семью — это глобальная тенденция, не захватившая пока только Афганистан и тропическую Африку. Целый ряд стран, в том числе очень благополучных в материальном смысле, вообще приняли однодетный стандарт, и рождаемость там сейчас ниже, чем у нас в девяностые годы. Это Южная Корея, Тайвань, Сингапур, в меньшей степени Япония. В отличие от Китая, где однодетность внедряется с помощью суровых государственных мер, смена семейных приоритетов других стран Дальнего востока совершилась в относительно либеральных условиях.

— Можно ли утверждать, что либерализм вообще ведёт к деградации семьи и вымиранию наций?

— Такое впечатление создавалось до сих пор, но жизнь показала, что механизмы национального воспроизводства гораздо более устойчивы, чтобы напрямую зависеть от общественного строя и идеологии.

Мы видим, что целый ряд европейских стран, которые в ХХ веке считались эпицентрами демографической депрессии, — например, Франция и Швеция, — преодолели этот кризис и достигли коэффициента суммарной рождаемости порядка 2,0 — выше, чем в современном Иране или Узбекистане.

Можно предположить, что после национального упадка включаются какие-то компенсационные механизмы, позволяющие восстановить равновесие. Напротив, после демографического «взрыва» возникает «усталость», провоцирующая падение рождаемости. Так, недавние демографические лидеры Европы — Испания, Италия, Португалия — сейчас оказались в демографической «яме», и рождаемость там близка к нашей рождаемости девяностых годов, несмотря на отсутствие шоковых реформ и высокий уровень жизни.

Русские на протяжении целого столетия, с середины XIX до середины XX века, были мировыми демографическим лидерами, и упадок после такого перенапряжения национальных сил выглядит вполне естественным. Полагаю, что мы сейчас медленно оправляемся от этого провала, восстанавливая национальные силы.

— Что необходимо сделать, чтобы это возрождение продолжилось?

— Демографическими процессами, как Вы поняли из перечисленных мною фактов, довольно сложно управлять. Но создавать благоприятную обстановку необходимо. Это и социальная стабильность (не дай Бог сорваться в новый революционный хаос), и национальный оптимизм, вера в будущее своего народа, и государственные меры материальной поддержки семьи.

Я считаю, что через государственные СМИ надо проводить постоянную разъяснительную работу о порочности абортов: не только моральной, но и физической. Злоупотребляя абортами и химическими контрацептивами, многие женщины подрывают своё репродуктивное здоровье и попросту теряют способность завести ребёнка. Нужны гораздо более решительные меры по борьбе с алкоголизмом и наркоманией — ведь до сих пор незаслуженно замалчивается, что всего два года горбачёвской антиалкогольной кампании принесли стране более полутора миллионов спасённых и дополнительно рождённых жизней! А у нас плач по вырубленным виноградникам заглушил неоценимый положительный эффект тех экстраординарных мер.

Кроме того, надо больше уделять внимания не только повышению рождаемости, но и снижению смертности, повышению продолжительности жизни, потому что на этом направлении мы потерпели за годы реформ ещё более тяжкий урон, и весь мир в течение потерянных нами лет шагнул далеко вперёд. Восстановление советской продолжительности жизни, о чём, видимо, страна сможет заявить в 2012 году, в современных условиях выглядит очень скромным достижением.