20 лет осетино-ингушскому конфликту

Летом 2012 года в Ингушетии помпезно отметили 20-летие создание республики, в которой есть органы государственной власти: правительство, законодательная власть, правоохранительные структуры и какие-никакие СМИ — все, что необходимо для осуществления память управления регионом.

Сегодня ингуши и осетины (каждый по-своему) вспоминают тех, кто погиб осенью 1992 года.

Ежедневно общаясь с людьми, я понимаю, что среднестатистический россиянин, или не знает совсем, или слышал краем уха про ужасные события той осени.

Считаю, эта заметка не место, чтобы писать о том, кто виноват, кто и какие зверства творил. Приведу лишь сухие цифры, которые читателю дадут понять многое.

В так называемом осетино-ингушском конфликте, который длился с 31 октября по 5 ноября 1992 года (согласно материалам расследования Генпрокуратуры РФ) погибло:
Всего — 546 человек, из которых 407 ингушей, 105 — осетин.
Среди погибших 41 женщина, из которых 33 ингушки (почти все зверски замучены), 5 — осетинок. Дети до 15 лет — все ингуши.

Теперь о пропавших без вести:
Всего — 204 человека. Из них — 192 ингуша, из которых 12 — женщины, детей до 16 лет — 5 человек, 63 человека — мужчины старше 65 лет. 11 человек — осетины, среди которых ни одного ребенка и ни одной женщины.

Думаю этих данных достаточно для того, чтобы понимать характер и цели конфликта.

О том, что происходило во время конфликта и в период после него не раз писали представители обеих сторон этого конфликта.

Но что происходит сегодня и есть ли решение данного вопроса?

В вагончиках, бараках и детских садах, наспех переделанных еще тогда в общежития, выросло целое поколение, которое не видело нормальных жизненных условий: отдельного санузла, своей комнаты, компьютера, игрушек. И эти ребята выросли, стали кое-что понимать в жизни и задают себе вопрос: за что?! Почему мы должны жить в вагончиках? Почему мы — беженцы? В собственной стране!? Кто мешает нам вернуться в свои дома, которые находятся в 30 минутах езды отсюда — от настоящих резерваций?!

Да, многим удалось вернуться в свои дома. Многим, но не всем: около полутора тысяч семей до сих пор лишены возможности вернуться в свои дома, на свои земли.

Во время конфликта мне было 11 лет. Теперь у меня есть семья, у моих братьев и сестер есть семьи, но мы не можем вернуться в отчий дом. И мне даже не предложена альтернатива.

Раз вопрос возвращения Пригородного района в состав Ингушетии столь болезненно воспринимается федеральным центром, то объяснить запрет на возвращение людей в свои дома — невозможно. Банально, но сошлюсь на Конституцию страны: «каждый имеет право выбирать место жительства»… У Сталина тоже была конституция.

Никогда, повторюсь — никогда ни один ингуш не откажется от земли своих предков. Какие бы законы и документы не составляли и не подписывались. Из этого надо исходить и это надо понимать и в Москве, и в Осетии и некоторым чиновники в Магасе.

Наши предки говорили: И впредь цепляйтесь за свою Родину, как дитя цепляется за подол матери, ибо желающих оторваться вас от нее будет много.

И мы будем следовать заветам наших предков.

Сегодня мы скорбим по всем (без исключения) погибшим и тем, кого похоронить так и не удалось.