Я подумал, как можно попытаться описать драматическую ситуацию вокруг «Стратегии-31» в частности и положение либеральной оппозиции так же спокойно, с неким историческим дистанцированием, с каким мы, например, изучаем перипетии походов герцога Мальборо или сражений на севере Франции в августе-сентябре 1914 года.

Информацией к размышлению стала «Стратегия непрямых действий» http://www.skmrf.ru/library/library_files/liddel.htm виднейшего военного теоретика ХХ века Б.Г. Лиддел Гартаhttp://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B8%D0%B4%D0%B4%D0%B5%D0%BB_%D0%93%D0%B0%D1%80%D1%82,_%D0%91%D1%8D%D0%B7%D0%B8%D0%BB_%D0%93%D0%B5%D0%BD%D1%80%D0%B8

Доктрина сэра Бэзила построена на следующих постулатах:
Прямая атака на противника, занявшего укреплённую позицию, практически никогда не даёт результата и применяться не должна.
Чтобы победить противника, его надо вывести из равновесия, что не может быть достигнуто основной атакой, однако должно быть сделано, чтобы основная атака увенчалась успехом.
В стратегии длинный обходной путь часто оказывается самым коротким; прямое наступление истощает нападающего и уплотняет оборону защитника, тогда как непрямой подход ослабляет защищающегося, выводя его из равновесия.
Глубочайшая правда войны в том, что исход битвы решается в разумах военачальников, а не в телах их воинов.

Лиддел Гарт считал себя продолжателем идей китайского философа 6 века до н.э. Сунь-цзы — автора бессмертного трактата «Искусство войны» http://ru.wikipedia.org/wiki/%C8%F1%EA%F3%F1%F1%F2%E2%EE_%E2%EE%E9%ED%FB., который учил: «Война — это путь обмана…. Война любит победу и не любит продолжительности… Когда солдаты подвергаются смертельной опасности, они ничего не боятся; когда у них нет выхода, они держатся крепко; когда они заходят в глубь неприятельской земли, их ничто не удерживает; когда ничего поделать нельзя, они дерутся… Самая лучшая война — разбить замыслы противника; на следующем месте — разбить его союзы; на следующем месте — разбить его войска. Самое худшее — осаждать крепости… Сначала будь как невинная девушка — и противник откроет у себя дверь. Потом же будь как вырвавшийся заяц — и противник не успеет принять мер к защите… Сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего — покорить чужую армию, не сражаясь… Управлять многими — то же, что управлять немногими. Дело в организации… Тот, кто знает, когда он может сражаться, а когда не может, будет победителем… Тот, кто правильно указывает на мои ошибки, — мой учитель; тот, кто правильно отмечает мои верные поступки, — мой друг; тот, кто мне льстит, — мой враг… В сражении само по себе численное превосходство не дает преимущества. Не надо идти в атаку, опираясь только на голую военную мощь».

Посмотрим с этой точки зрения на «Стратегию-31». Внешне развитие событий напоминает унизительное поражение — раскол, скандальная перебранка (неизбежная при «разводе»), демонстративное стремление «умеренных» свернуть затею с минимальными репутационными издержками. Но обратим внимание на сверхзадачу «Стратегии-31», так как её формулировал автор — Эдуард Лимонов два года назад: приучить протестующих собираться на определённой площади в центре Москвы «на случай».

«Случай» — это такое отвратительное поведение властей, которое заставит выйти на улицы столицы десятки и сотни тысяч протестующих… Итак, цель — психологически подготовить «Русский Майдан» (сейчас бы сказали «русский Ат-Тахрир»).

Триумфальная площадь была избрана, видимо, по двум причинам:

а) она нравится поэту Лимонову как местоприбывание памятника поэта Маяковского и ассоциируется с местом радений леворадикальных поэтов полвека назад;

б) она «противостоит» Пушкинской площади, которая ассоциируется с либеральной (правой) оппозиционностью: Сахаров, «Московские новости», Новодворская, пикеты против войны в Чечне…

Но как «майдан» — Маяк стратегический тупик: площадь легко блокируется и удалено от всех символических центров власти.

Вершина возможного триумфа Эдуарда Вениаминовича — на «Маяке» собирается 5-6 тысяч столичных интеллигентов, из которых 2/3 — студенты и аспиранты. Выстроившись в каре подобно декабристам на Сенатской площади, они несколько часов скандируют охрипшими голосами «противуправительственные» лозунги, а потом жертвенно отправляются в полицейские участки и мировые суды.

После «помаренчевой революции», напуганный до паморок Кремль сделал всё, чтобы предотвратить «майдан» в Москве. Непарламентской оппозиции сперва запретили шествия, а затем сделали всё, чтобы переместить митинги и пикеты с Пушкинской площади на Болотную площадь и Чистые пруды.

Борьба за Триумфальную площадь породила героическую сагу. Но она же вынудила власти «вернуть в митинговый оборот» Пушкинскую площадь. Покидать «Маяк» так же печально, как Кутузову было покидать Москву после Бородина, а Менахему Бегину отдавать Синай четырежды разбитым на нём египтянам.

Наполеону, как национальному лидеру, Москва (средневековая историческая столица) казалась сверхценной для русских, в то время как для имперской петербургской элиты куда более важными были вопросы сохранения возможности для экспансии на западном и южном направлениях. Взятие французами Риги, Дьерпа (Тарту) и Ревеля (Талинн) или Киева — с перспективой создания независимых пронаполеоновских квазигосударств в Прибалтике и Украине — быстро поставили бы царя на колени.

Как революционный плацдарм Пушкинская площадь (или — «стратегический балкон») необычайно выгодна. Уже апрель 2007 года показал, что если не ограничиваться «мышеловкой» сквера, то через сеть переулков демонстранты легко вырываются на «марш несогласных».

«В случае чего» 20-30 тысяч протестующих, накопившись на Пушкинской площади, через Тверскую, Большую Дмитровку и Петровку в считанные минуты оказываются у зданий московской мэрии и Совета Федерации, чуть позже — у Госдумы, МВД, выхлестываются на Охотный ряд и Манеж… Через три станции метро демонстранты мгновенно оказываются на Лубянке, Охотном ряду и Китай-городе, что даёт возможность устремиться к комплексу ФСБ или Центризбиркому. Капилляры улочек в районе Никольской улицы открывают протестующим путь на Красную площадь — в обход заслону у Иверских ворот. К Васильевскому спуску путь лежит по Варварке…

Если привлечением десятков тысяч бойцов внутренних войск и спецназа подходы к Кремлю и Красной площади властям удастся перекрыть, то остальные здания — символы власти им прикрывать будет нечем, и они оказываются в полном распоряжении революционеров. Между тем, сообщения об успешном прорыве 20-30 тысяч демонстрантов, ведомых каким-нибудь новым Навальным, к «стенам древнего Кремля» за несколько десятков минут увеличат число митингующих на порядок.

В любой из занятых резиденций власти протестующие могут провозгласить создание Временного Всероссийского Высшего Совета (или чего-нибудь с ещё более трескучим названием), что создаст ситуацию двоевластия, поскольку даже стены брошенного парламента дают тень легитимации.

Если же власти решаться подогнать новую военную силу и бросить ее на разгон многотысячных демонстрантов, то брутальное применение насилия обеспечит весть мир кадрами жестоких расправ на фоне знаковых объектов — кремлёвских башен и собора Василия Блаженного, что для режима обернётся изуверской по жестокости формой политического самоубийства…

Размявшись на «Стратегии-31», и, как кажется автору, убедив читателей в том, что она завершилась победоносно — крахом трёхлетних усилий Суркова вытеснить легальные митинги всесистемной оппозиции на различные «сучьи выселки», предлагаю также проанализировать положение леволиберальной оппозиции, сгруппированной вокруг «Солидарности» и «Партии Народной свободы».

Ответим себе на несколько вопросов. Какие существуют в современной России политические полюса, сопоставимые по реальной мощи? Клика Путина и клика Медведева. Какие идеологические полюса? «Партия» прозападных авторитарных модернизаторов имперского толка и «партия» русских националистов, сторонников мобилизационного развития и, соответственно, «опричных» порядков, которых вычурно назовём постнеосталинистами.

В чём основное содержание внутренней политики «элит»? «Стравить пар» и остановить часовой механизм революционной ситуации (самая модная тема в «политологии ужасов»), а также создать институциональные гарантии против «опричных» переделов собственности и мест во властной иерархии.

Такие гарантии даются только ритуальным разоблачением прошлых репрессий и установлением олигархического контроля над юстицией. Это значит, что эволюционный сценарий демократизациизавершится аналогом речи Хрущева на ХХ съезде: триумфальное освобождение «узников ЮКОСа» и еще нескольких десятков бедолаг из «шпионского» и «нацбольского» подмножеств; «выдача головой» Сечина, нескольких прокуроров и десятка следователей. Для закрепления гарантий безопасности бизнес-элиты от «тоталитаризма» уже изрядно политая помоями «партия власти» делится на две-три новые — чтобы каждая группировка имела свой политический инструментарий разумеется, с соответственной финансовой, административной и медийной поддержкой каждого новодела. Уже это гарантирует России некоторую систему сдержек и противовесов и плавный переход к демократии западного типа в течение одного-двух поколений.

Хоть какая-то демократия всегда лучше, чем никакой. И в советское время перед выборами пускали горячую воду и ремонтировали текущую крышу, и сейчас Дмитрий Анатольевич остановил запрет на торговлю пивом в ларьках и призыв в армию окончивших техникумы абитуриентов.

Теперь рассмотрим различные варианты в свете надвигающихся выборов.

По президентским — пойдёт Медведев, а не Путин. Главный довод — сенсационные предложения «прогрессистов», привлеченных к путинской группировке, избежать революции выдвижением «третьего» кандидата, т.е. не Медведева. Как говорила «плохая мать» в притче Соломона о спорном рёбенке: «да не будет, ни мне, ни тебе…». Ход, конечно, макиавельский, но чересчур откровенный для убедительности.

В случае отказа неокадетам в регистрации (лоббировать этот отказ будут, прежде всего, сторонники проекта «Возрожденное «Правое дело») они издают хорошо ожидаемый крик о «попрании всех и всяческих прав», объявляют грядущие парламентские выборы априорно нелегитимными и, избавившись от ориентированного исключительно на электоральные действия балласта, быстро превращаются в ядро будущего умеренного крыла грядущей (Пятой) Русской революции. Нерегистрация остальных — левых — партий не будет иметь никакого резонанса в мире, но они своим протестом усилят и хорошо оттенят доводы либеральных вождей о нечестном и несвободном характере избирательной кампании. При этом к ним «в европах» будут прислушиваться куда внимательней, чем к аналогичным по содержанию горестным ламентациям Зюганова или, тем более, Жириновского.

В этом случае основным идеологическим содержанием думских выборов станет дуэль между «Единой Россией» и КПРФ. Зюгановцы поднимут на штандарты «русский вопрос», будут поминать «предательство Каддафи». Словом, быстро превратятся в такое большое ДПНИ. В ответ «едросам» придется, проклиная всё на свете, занимать «последовательно интернационалистскую позицию», а также сулить целую программу социальных и демократических реформ. Заодно партия власти будет обречена развернуть мощную антисталинскую и антикоммунистическую кампанию, по накалу приближающуюся к лучшим ельцинским образцам и робко взывающую к тени ген. Власова.

Этот вариант превращает выборы в попытки взаимной аннигиляции «Единой России» и КПРФ, а «Партию народной свободы» оставляет в позиции «третьего радующегося». По китайской поговорке: если долго сидеть на крыльце, то мимо тебя пронесут гроб твоего врага.

В случае регистрации неокадет Минюстом, основным содержанием выборов станет дуэль между ними и Путиным, громогласно обличаемым в коррупции и прямом воровстве. В этих условиях КПРФ превращается в «третьего радующегося»: и обличения коррупции власти, и нападки «партии власти» на либералов повышают их популярность. Зато по неокадетам открывают бешеный фланговый огонь их соседи по политическому спектру — «ЯБЛОКО» и «Правые силы», поскольку «Партия народной свободы» хоронит их последнюю (воображаемую) надежду попасть в парламент. «Бренд-эссенцией» пропаганды правых либералов будет, естественно, обличение левых либералов за «толкание под руку реформаторов»…

Но атака неокадетов на Путина, «слишком прямая», а значит, с точки зрения лиддел-гартовской стратегии, ущербна, является изысканно «непрямой» по отношению медведевской клике. Если «прогрессивная кремлёвская башня» ограничивается снисходительным созерцанием травли своей «реакционной» соседки, то это вселяет в душу той самые мрачные подозрения, и, в военных терминах, разрушает позиционную связность власти, а если изо всех сил даёт отпор «клеветникам России», то тем самым разрушает миф о свой бело-пушистости, подтверждая мрачные выводы циников о «односатановской» сущности обоих архитектурных сооружений.

В любом случае, осенне-зимняя (электоральная) кампания обозначит два политико-идеологических полюса: леволиберальная демократия и авторитарный национал-популизм.

В этих условиях Кремль, впервые за последние 12 лет переставший быть идеологическим «законодателем мод», в исторически сжатые сроки должен будет определяться: с умеренным флангом какого из этих полюсов ему предстоит блокироваться для предотвращения новой смуты.

«Закручивание гаек» будет консенсусом воспринято как окончательная фашизация режима, и как сигнал ко всеобщему «огню по штабам» (ибо сообща и батьку бить сподручней) и поэтому это направление политической эволюции при нынешних правителях практически исключено.

Поэтому любые пропагандистские (и сдержано-полицейские) удары по леволиберальной оппозиции только повышают её политическую капитализацию. Она либо становится естественным центром «антифашистского сопротивления», либо той силой, которой в случае «ребрендинга» режима будет не страшно «отдать ключи от крепости».