Всем ли чужбинушка — горькая кручинушка? Сколько русских в Австралии — в стране, по последним справкам ООН по уровню жизни занимающей второе место в мире, — доподлинно не знает никто. По данным Консульства России — восемьдесят три тысячи. По данным местных русских историков-краеведов — не менее ста тысяч.

Австралия — страна, в которой реки еще чисты и полны всевозможной рыбы, даже «наших» карпов в них водится тьма. А медлительные опоссумы? А кенгуру всевозможных мастей? А коалы? А попугаи? А еще можно поехать в сезон в горы и насобирать грибов. «Наших» рыжиков. Их здесь хоть литовкой коси! А еще здорово в океане поплескаться… Да чего перечислять? У Бога всего много! Народ Австралии тоже коротко не опишешь, тем более, что сегодня здесь очень модно слово «мультикультурализм», то-есть интернационализм культур по-нашему. И это очень даже похоже на то, что мы в развитой социализм проходили, и к чему сегодня, после парада суверенитетов, вновь примериваемся: подчеркнутое уважение к разным культурам и национальностям (что прибыли в Австралию главным образом в последние десять-пятнадцать лет), национальные кухни и магазины, национальные кадры и даже в учебниках английского языка все герои в текстах для перевода носят китайские или арабские имена…

Партия появилась — «Народное единство» называется. Борется за равноправие. Говорят, всем необходимы одинаковые пособия по безработице и пенсии. И чтобы всех привлекали к ответственности по одним и тем же законам… А вот аборигены против. Не хотят они быть равными. На это у них есть свои причины. Кому интересно, можете узнать. Но нас в Австралии интересует другая часть населения — русские.

Однако, на точности своих цифр о проживании русских никто не настаивает, ибо помимо статистики существует обыкновенная реальность, которая таит в себе тысячи полулегальных и нелегальных эмигрантов, не учтенных «русской переписью» Зеленого континента. Одним из первых русских австралийцев был наш Николай Николаевич Миклухо-Маклай. Более того — именно в Сиднее он встретил Маргарет Робинсон, женился на ней и прожил здесь более двух лет.

Вплоть до Октябрьской революции в Австралию добирались из России единицы, и только революция стала причиной первой массовой русской эмиграции сюда. Затем — Вторая мировая война. Она тоже дала богатый урожай переселенцев — казаков, уцелевших под Лиенцем, женщин и детей, вывезенных на работы в Германию, пленных Советской Армии, оказавшихся под юрисдикцией Америки, гражданского населения, отступавшего вместе с немецкими частями…

А в пятидесятые годы из Китая в Австралию прибыли сотни тысяч русских людей, в большинстве своем в Китае рожденных, но сохранивших русский уклад жизни и компактно проживавших в селах и городах Китая. И сегодня эти люди составляют костяк русского комьюнити. В конце шестидесятых и в семидесятые добирались сюда отдельные диссидентствующие. И горбачевско-ельцинские времена щедро добавили русских на австралийских дорогах. Про все эти волны здесь шутят: сначала сюда добрались недорезанные, потом — перерезанные. Горбачевско-ельцинскую братию коротко зовут колбасной. За лучшим куском колбасы, в смысле…

Если обозначение первых эмиграционных волн — послереволюционной и послевоенной — содержит в себе признаки трагедии нашей Родины, то две последующие — диссидентская и горбачевско-ельцинская — несут явный элемент насмешки, которую понять можно: деды Отчизну бросали под страхом смерти, внуки в чужие края подались уже за легкой жизнью. Однако, что же в остатке?

Первое поколение эмигрантов, элитой которого были представители белого движения, перешло в мир иной. Их потомки в четвертом и пятом поколении в массе своей потеряли русский язык, и «так само-собой получилось», как иные говорят здесь, флаг белого движения незаметно или, вернее, сам-собой перешел к русским из Китая: харбинцам, шанхайцам, пекинцам, мукденцам… Но из Харбина — экономического центра русской полосы отчуждения и крупного железнодорожного узла всей Маньчжурии и близлежащих сел, их приехало поболее.

«А-а, — как правило, вспоминают они нужную фамилию близким русскому уху говором — мы с имям с одной деревни…» Хотя, саму идею «перехода» флага белого движения здравомыслящие из них считают, мягко говоря, надуманной, не имеющей под собой никакой почвы. Харбинцы здесь доминируют не только количественно, но и слывут самыми рьяными патриотами. Харбинец харбинцу всегда родня. Другой выходец из Китая им тоже свой, но по-иному. Однако, все русские, рожденные в Китае, чувствуют и понимают смысл слова «вместе». Что было этому основной причиной — традиции, унаследованные от предков, или приобретенные в процессе выживания на земле китайской, неизвестно. Думается и то, и другое.

Говорят, им пришлось трудно. Кто спорит? Начинать жизнь заново — известная всем кручина. Тем более — не по собственному выбору, а по диктату обстоятельств. Не знали языка… А это были времена, когда, услышав чужую речь, окружающие требовали разговаривать на английском, а узнав, что это русские, «боясь коммунизма», переставали дружить…Однако, прижились. Все трудности в прошлом. Церкви возвели, монастыри поставили, домами обзавелись, школы русские организовали. И даже детский скаутский лагерь «Витязи». Есть и газета — «Единение» называется, по поводу шестидесятилетия которой «давали бал» в «Русском клубе». Эта был мощный и нужный русский орган печати, но сегодня ее основным предназначением является прокормить семью издателя.

В «Русском клубе» устраиваются балы, именно здесь проходят «гастрольные выступления» приглашенных артистов из России. Стоимость входных билетов в этот «Russian club» для вновь прибывших — проблема серьезная. Так что с большой долей уверенности можно сказать, что по существующим в Австралии критериям русскости, клуб этот, конечно же, русский. Правда, есть такие вновь прибывшие, кого никакой ценой не испугать, есть такие, кто не боится и общественной работы, но ни те, ни другие не приживаются там. Почему? Уж очень разный менталитет.

Среди русских из Китая есть те, кто старается не афишировать свою национальную принадлежность, помня, что из-за этого от них «отшатывались». Есть и такие, кто ее скрывает. В те годы в Китае любой специалист из Америки или Англии получал за работу много больше, чем русский. И эти приезжающие иностранные спецы нанимали русских за гроши делать работу вместо себя и появлялись на производстве лишь раз в неделю, с контролем. Позже ситуация упростилась — иностранные фирмы, убедившись в компетентности русских, перестали посылать своих специалистов, а стали нанимать русских, платя им лишь скромную часть того, что платили своим. Но даже несмотря на такое неравноправие, русские, что работали в иностранной фирме, жили значительно лучше, чем те, кто работал у китайцев, японцев или у своих же, русских. Вот в таких семьях и выросли дети, не говорящие по-русски и скрывающие, что они русские.

«Им надоело быть эмигрантами, — говорит о таких дочь русского офицера Нина Петровна Лаптева, — они не знали ни русской истории, ни русской культуры. Не знали ничего того, чем им можно было бы гордиться. Они знали лишь угнетение. Мне не стыдно быть русской, я так воспитана. Я признаю и наши недостатки, но и горжусь достоинствами. Мы талантливый, умный народ. И талантливость естественна для нас, как дыхание…»

Русские из Китая, как это и положено, люди разные. Но эта разность не мешает им иметь общий стереотип: русских, живущих в России, они за таковых не признают — определяют как советских, а приехавших оттуда характеризуют «неблагодарными» и никакого духа русского в них не замечают. Как-то, узнав что я журналист, позвонила мне одна харбинка, рассказала, что ее муж, китаец по национальности, а по вере — христианин, тяжело заболев, пожелал, чтобы его похоронили в России. Просьбу его она с сыном выполнила. Привезла его в Россию и жила там до его кончины. Похороны мужа вспоминает светло, но главным ее откровением было то, что в России, оказывается, еще есть русские люди и русский дух! Очень ей хотелось со всеми этим открытием поделиться, просила, чтобы я в газету обо всем этом написала. Но эта история из разряда нетипичных.

В Сиднее русские из Китая занимают определенную экономическую нишу — джипрок колотят. Облицовывают изнутри дома большими, прессованными из мела, плитами. Теперь и у нас этот вид материала есть — гипсокартон называется. Работа тяжелая — ибо плиты сами тяжелы, да и аккуратности джип-рок требует. Раньше в этом деле у них не было конкурентов, а теперь, опять-таки в свете мультикультурализма — русских серьезно теснят китайцы. До всемирного кризиса позиции были еще сильны, и редко кто из «советских» не работал у харбинца-джипрочника. Бывали случаи, когда денег за свою работу «советский» так и не видел, бывало — смысл слов «хозяин и работник» давали почувствовать остро. Но нередки случаи, когда русским хозяином «советский» работник оставался очень доволен.

Однако, так ли неправы русские из Китая, отказывая россиянам в русском звании? Как-то образовалась в Сиднее общественная организация под громоздким названием «Ассоциация русскоговорящих женщин». Почему только женщин? Авторская идея была проста — возле женщины всегда есть мужчина, так что в ассоциацию, сами собой, вступят и мужчины. И они там, конечно, есть. Президент ассоциации встретила меня словами: «А вот еще одна русскоговорящая женщина, которая еще почему-то не стала нашим членом…» Отвечаю: «Я не русскоговорящая, я русская». «Но ведь ты же говоришь на русском языке? Значит, ты — русскоговорящая», — объяснила она мне. Я, в свою очередь, стала объяснять, что мой родной язык — русский, а не русскоговорящий… «А-а, — посмотрела президент на меня пристально, — значит ты шовинистка…» Признаюсь, поворот этот для меня был неожиданным.

Чуть позже русскоговорящий президент поведала мне, что, едва ступив в аэропорту на землю Австралии, она, раскинув для объятий руки, воскликнула: «Мама-Австралия, здравствуй!» А Россию и Украину (сама родилась в Киеве) называет не иначе как «мачехами». Первым выходом «в свет» Ассоциации был конкурс русскоговорящих красавиц Австралии. В рекламке, чуть пониже названия конкурса «Miss Russian Australia» (перевод слова «русскоговорящие» на английский не устроил), читаем: «Вы станете посетителями первой в Сиднее Выставки-продажи «Творящая Женщина». Бр-р-р… Не сразу и разберешь, с чем больше проблем у авторов выставки-продажи: с нравственностью или тем самым «русскоговорящим» языком?

Русскоговорящая Ассоциация не выдержала испытания временем, но оставила свой специфический след в памяти русской общины. Оказалась своеобразным оселком, на котором проверяют всех приехавших из России. Те русские, что выжили в плену или на принудительных работах, воевали на стороне Германии или ушли с ее войсками, добрались сюда из послевоенной Европы немалотысячной армией. Но вместе не держались и не создали своего крыла — не то было прошлое, чтобы могло объединить. Они старались поодиночке примкнуть к чему-нибудь более прочному.

Выходцы из Китая вспоминают, что разница между ними и перемещенными была, однако, кто женился на харбинке, кто на австралийке… Время все сгладило. Русская газета основана была одним из них — Амосов его фамилия. Православный национальный лагерь «Витязи» был построен на пожертвования многих, но главным его организатором, строителем и вдохновителем был Анатолий Закрочимский — тоже из перемещенных лиц. Встретиться ни с одним из них не довелось — кого уж нет, а те далече… Но однажды в очереди к врачу услышала русскую речь. В серьезных годах человек, но еще бодрый, разговаривал «о жизни» с молодой женой. Из Вологды к нему приехала. Говорили, не думая, что кто-нибудь из присутствующих их понимает. И про Вологду говорили, и про войну, и про Россию, в которой, человек с сединами не был с тех самых пор, «как с фронта бежал»… Моя просьба рассказать о себе его испугала. Он замолчал. Буквально не проронил больше ни слова.

Никогда не думала, что те, кто плена хлебнул, вину несут. Какая же это вина? Горе человеческое. А те, кто «бежал»? Показалось — несут…

Последней волне русских эмигрантов, прибывших сюда не от гонений, а добровольно, за куском послаще, не от кого скрываться. Коммунизма мир не боится — есть у него сегодня страшилки с другими именами. И гулаги уже не актуальны. Однако и в последней эмиграционной волне находятся многочисленные желающие если не скрыть, то не выпячивать того, что они русские. «Компьютерщикам» лучше иных удается не чувствовать себя эмигрантами: устраиваются денежнее всех, водятся больше с австралийцами, русские проблемы шестого континента их перестают интересовать очень скоро.

Приехавшая сюда молодежь — наиболее зомбированная часть. У многих из них пренебрежение всем русским выражено явно. Знаю подростков, живущих в Австралии по 3-4 года, отказывающихся говорить по-русски даже со своими бабушками, которые, кроме русского, ни на каком ином языке говорить не умеют. Бабушки им на русском, а внуки в ответ — на английском. Отзываются только на английское имя. Бабули объясняют это так: мол, забыли внуки язык, бедные… Да и ни к чему им он теперь. В Россию возвращаться не думают. Лукавят бабушки, забывчивость эта совсем иного порядка. По слухам, занимающиеся здесь самой древней профессией россиянки предпочитают называться полячками. Скажем им за это спасибо.

Кто не скрывает своей русскости — так это самая необжитая (читай — безденежная), неустроенная и разобщенная часть эмигрантов, прибывшая сюда в массе своей в последние два десятилетия. У большинства из них временный статус проживания и плохой английский. Это армия клинерщиков (от слова clean — чистить), джипрочников, маляров, рабочих шоколадной фабрики, работа на которой тяжелее джип-рока из-за высокого темпа и ночных смен. Их российские дипломы на земле австралийской имеют лишь статус сувенира из прошлого. Несмотря на разношерстность последней иммиграционной волны, абсолютное большинство, собираясь на жительство в Австралию, в той или иной мере возлагали надежды на австралийскую русскую диаспору — и в смысле помощи, и в смысле общения. Однако надежды большинства не сбылись. Под разным соусом или без оного им объясняли (имея для этого веские основания), что не русские они вовсе, в Союзе жили — значит, чистокровные советские, а если так, то чистокровным русским нет почти никакого резона выделять их из общей массы эмигрантов со всего света.

Почти. Интерес все-таки к вновь прибывшим есть. Кто ищет в них работника подешевле, кто — просто разговора, кто — жильца, а кто и потешить себя сознанием своего превосходства, благополучия… Каждая из сторон из такого общения выносит свой опыт и свое суждение. «Сестра моя замужем за англичанином. Уехала из дома еще за десять лет до страданий наших, затем в Австралию перебралась. Вызвала меня к себе. Не скрою, мысль, что в Австралии живут русские, меня очень грела. Приехал и узнал, что не русский я, а советский, — говорит Валерий Б. — В церковь зайдешь — косые взгляды у всех: чужак приперся! Это потом улыбки лепят, но спину так и ковыряют взглядами. Странная ситуация получается: Австралия нас приняла, а они нет. «Наши» и «ваши» — здесь это реально».

Для точности следует указать, что после свершения грандиозного события — объединения в евхаристическом общении Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) и Русской Православной Церкви (РПЦ), которую за рубежом предпочитают именовать Московской Патриархией (МП), ситуация с «чужими» в церквях стала значительно мягче, хотя само воссоединение происходило очень эмоционально, до развода в семьях, явив собой событие, название которому — раскол.

«Всех нас они мыть унитазы посылают. Мол, чего же вы хотели? Кто ждал здесь вас? Такое чувство, что им не надо, чтобы мы что-либо умели лучше их или чтоб удача нам здесь улыбнулась, — говорит Татьяна И. — Я здесь восемь лет, и могу с уверенностью сказать — они были бы рады, если бы мы из России приезжали немытые и нечесаные. Кичатся своей верой: вы, мол, все без Бога жили, предатели веры и земли родной. Сами же ни истории, ни веры Православной не знают: ведь если ты верующий, то следуешь завету «Любите врагов своих, как братьев своих»… Либо для них мы хуже врагов».

В таких откровениях недостатка с «советской» стороны нет, хотя обязательно оговаривается, что мнение будет анонимным. То есть — за свои слова отвечать не хотят. Аукнутся им эти слова. Да и как иначе: Сидней хоть и большой город, но русская община имеет отличные от него границы. «Знаю, есть такие люди, которые здесь именно так себя чувствуют, — комментирует эти высказывания Нина Петровна. Стоит отметить, что в Австралии она живет с 1957 года, родилась в Мукдене, но не только ее дети, а и внуки говорят на русском языке, а это, поверьте, означает немало. — Когда человек себя так чувствует, то что бы ты ни делал для него, он не меняется к тебе. Тут ничего не попишешь. Что же касается «наших» и «ваших», то да, это реально. Мы, действительно, разные. Хотя мы разные и с итальянцами, и с французами, но вот эту разность свою — с русскими — каждый из нас плохо переносит. Я думаю, что это от преувеличенных требований друг к другу. Это наша русская черта — кого угодно простим, но не своего. Грешат этим обе стороны, так что и исправить положение можно только вместе, обоюдно».

Благодарность к стране, приютившей их, в среде старой эмиграции велика. Сколько раз приходилось наблюдать: если говоришь с ними об Австралии без восторга, то акции твои в их глазах резко падают. Понять не трудно — с этой страной они уже сроднились. Но нередко можно наблюдать такое «родство» и в среде необжитых, недавно прибывших «колбасников» — из-за того, что каждый из них выпестовал в душе мечту о «рае земном» еще не покидая пределов своей невезучей Родины, достиг его (не без трудностей), и теперь не может вынести на своей мечте ни царапинки, ни пылинки. Они уверены — еще немного, еще чуть-чуть…

Помимо уже названных общественных организаций в русской общине есть еще и Русское этническое представительство, Русское этническое общество, Фонд помощи жертвам Чернобыля, общество любителей творчества В. Солоухина, Русская спортивная ассоциация и даже Общерусский монархистский центр. Перечень не полон. Но даже он дает понять, что русские в Австралии представляют собой многочисленную, далеко небесталанную и не беспомощную общину. Когда-то эти организации были необходимы, полны жизни. Однако любое общественное дело требует притока свежей крови, и сегодня они переживают, за редким исключением, застой: ведь третьему и четвертому поколениям эмигрантов естественнее и удобнее объясняться на английском языке и, не переступая никаких норм морали, называть Австралию своей мамой. Таковы реалии. Казалось бы, в этой ситуации очень кстати эмигранты новой волны. Но…

Но пока в Сиднее русская междоусобица. Разделение людей, имеющих общую историю и одну религию, на советских и русских происходит не только от разного отношения к России и ее прошлому, но и от разного отношения к вопросам духовным: многие из тех, кто с младенчества знал имя Христа, смотрят скептически на потянувшихся к вере не на святой земле Родины, а на чужбине.

Старые русские эмигранты живут в мире, который то и дело обнаруживает недостаток знаний о России, понимания смысла происходящего в нашей стране и в народе — масштабы деятельности в этой области немерены. Вот что могло бы стать тем «Куликовым полем», что объединит общину и даст ей духовную полноту жизни.

Секрета нет: быть русским — значит не только говорить на русском языке. Это значит — где бы ты ни был — относиться к России, как к одной из святынь твоей жизни, верить в нее, в ее народ, в ее высокое предназначение. Если русский не верит в Россию — отваливается он от материнского ствола ее, как блеклые осенние листья.